йца. Керис сочувствовала Сэму, как всегда сострадала зайцам. Правосудие ее не заботило, она просто жалела того, кто превратился в добычу.
Поняв, что бежать некуда, Сэм бросился в воду.
Мунго не сходил с мощеной дорожки перед домом. Вот констебль развернулся и побежал к мосту.
Двое его помощников швырнули наземь дубинки, стащили башмаки, сняли одежду и в одном исподнем прыгнули в воду. Двое других остались на берегу: то ли не умели плавать, то ли просто не желали заходить в воду в холодный день. Пловцы ринулись за Сэмом.
Тот был сильным, но плотная зимняя накидка промокла и тянула его вниз. Керис с замиранием сердца смотрела, как помощники констебля его нагоняют.
С другой стороны раздался крик. Мунго добежал до моста и остановился, чтобы позвать к себе двух других помощников. Те рванули к нему, и констебль побежал дальше по мосту.
Сэм доплыл до противоположного берега, улизнув от поимки в последний миг, нащупал ногами дно и побрел по отмели, мотая головой, (с одежды капала вода), потом обернулся – и увидел преследователей почти рядом. Один из пары пловцов споткнулся, неловко нагнулся вперед, и Сэм быстро ударил его в лицо тяжелым намокшим башмаком. Мужчина вскрикнул и упал.
Второй был осторожнее. Он было двинулся на Сэма, потом остановился на почтительном расстоянии. Сэм развернулся и побежал, выбрался из воды на траву старого кладбища. Погоня продолжилась. Когда Сэм снова замер, застыл и преследователь. Сэм понял, что с ним играют, зарычал от злости и кинулся на противника. Тот отпрянул, но за спиной у него была река. Он вбежал на отмель, невольно замедлив шаг, и Сэм его нагнал.
Схватив помощника констебля за плечи, он развернул его к себе лицом и ударил головой. Даже на другом берегу Керис услышала треск, с которым сломался нос. Сэм отпустил противника, и тот упал, наполняя кровью речную воду.
Сэм вновь повернул к берегу, но там его ждал Мунго. Теперь, когда он стоял по щиколотку в воде и не мог свободно двигаться, констебль приблизился, помедлил, давая подойти, затем вскинул увесистую деревянную дубинку и замахнулся. Сэм увернулся, но тут Манго ударил его по макушке.
Со стороны удар выглядел страшно, и Керис ахнула от ужаса, словно ударили ее. Сэм заревел от боли и невольно прикрыл голову руками. Констебль, часто имевший дело с крепкими молодыми мужчинами, ударил снова, на сей раз по незащищенным ребрам. Сэм рухнул в воду. Между тем подбежали другие помощники; прыгнули на Сэма и придавили ко дну. Двое тех, кого он ранил, принялись мстить: били кулаками и ногами немилосердно, а когда Сэм обмяк, его наконец выволокли из воды.
Мунго быстро связал ему руки за спиной, после чего задержанного повели в город.
– Ужасно, – проговорила Керис. – Бедная Гвенда.
83
В пору графского суда город Ширинг преображался так, словно в нем начинался праздник. Все постоялые дворы на главной площади заполняли мужчины и женщины в своих лучших нарядах, громко требовавшие выпивки и еды. Разумеется, город не упускал возможности провести рынок, и на площади появлялось столько лотков, что несколько сотен ярдов приходилось преодолевать полчаса. Наряду с разрешенной торговлей с лотков процветала и кустарная: сновали булочники с подносами выпечки, уличный скрипач пиликал на скрипке, увечные и слепые нищие просили подаяния, шлюхи бесстыдно выставляли напоказ груди, неподалеку выплясывал медведь, а рядом вещал бродячий проповедник.
Граф Ральф одним из немногих сумел пересечь площадь быстро. Впереди него двигались верхом три рыцаря, позади тащилась горстка слуг. Все вместе они продрались сквозь сутолоку, рассекли ее, как лемех рассекает землю, деловито оттесняя торговцев и зевак, не обращая внимания на проклятия, поднялись на холм, въехали в ворота замка шерифа и во дворе красиво остановились и спешились. Слуги немедленно закричали, подзывая конюхов и носильщиков. Ральф любил, чтобы о его приезде узнавали все.
Граф испытывал волнение. Предстоял суд над сыном его заклятого врага, обвиняемым в убийстве. Ральф находился в двух шагах от сладчайшей мести, которую только можно вообразить, и радость его была столь велика, что он даже слегка стеснялся: ему не хотелось, чтобы его рыцари догадались, как много это событие для него значит. Он скрывал ото всех, в том числе от Алана Фернхилла, свое горячее желание увидеть Сэма повешенным. Ральф опасался, что в последнее мгновение что-нибудь да сорвется. Никто лучше его не знал, каким сбоям подвержен механизм правосудия; в конце концов, он сам дважды избежал повешения.
Во время заседания ему полагалось сидеть на судейской скамье, и он пообещал себе сделать все, чтобы неприятностей не возникло.
Ральф передал поводья груму и осмотрелся. Этот замок не являлся оборонительным сооружением и больше походил на таверну с просторным двором, пусть и обнесенную крепкими стенами и хорошо охраняемую. Шериф Ширинга, укрываясь внутри, мог не опасаться мести родственников тех, кого арестовал. В подвалах располагались темницы, а наверху имелись гостевые комнаты, в которых наезжающих судей никто не тревожил.
Шериф Бернард проводил Ральфа в его комнату. Шерифы являлись уполномоченными короны в графствах, отвечали за сбор податей и за отправление судопроизводства. Должность виделась заманчивой, жалованье выгодно дополняли подарки, взятки и доля от положенных по закону взысканий и невыкупленных залогов. Отношения между графами и шерифами бывали непростыми: граф стоял выше по положению, однако шериф был самостоятелен в совершении правосудия. Бернард, богатый торговец шерстью и почти ровесник Ральфа, встретил графа любезно, но в его любезности неуклюже сочетались панибратство и почтительность.
Филиппа ожидала мужа в приготовленных для них покоях. Ее длинные седые волосы были убраны в замысловатую прическу, на плечи она набросила дорогой плащ, тускло отливавший серым. Некогда врожденная спесь делала из нее гордую красавицу, но теперь она выглядела всего-навсего брюзгливой старухой. Ее легко было принять за мать Ральфа.
Граф поздоровался с сыновьями, Джерри и Роли. Он никогда толком не умел обращаться с детьми, а собственных отпрысков видел нечасто: в младенчестве за ними, конечно же, ходили женщины, а потом мальчишек передали на попечение монахов. Отец вел себя с ними приблизительно как со сквайрами на своей службе – то приказывал, то добродушно подшучивал. Пожалуй, ему было бы с ними проще, будь они постарше. Впрочем, его неуверенность как будто не имела значения: сыновья смотрели на отца как на героя.
– Завтра вы будете сидеть на судейской скамье, – сказал Ральф. – Хочу, чтобы вы увидели, как вершится правосудие.
– А можно сегодня пройтись по рынку? – спросил старший сын Джерри.
– Можно. Возьмите с собою Дикки. – Это был один из слуг в Эрлкасле. – Вот вам деньги.
Ральф дал каждому сыну по горсти серебряных пенни, и мальчики ушли. Ральф уселся поодаль от Филиппы. Он не прикасался к жене и всегда старался держаться подальше, чтобы не дотронуться случайно. У него не было сомнений в том, что она одевается и выставляет себя старухой намеренно, чтобы он к ней вновь не потянулся. А вдобавок каждый день ходит в церковь.
Да, странные отношения двух взрослых людей, которые когда-то зачали общего ребенка, но эти отношения длились долгие годы и уже никогда не изменятся. С другой стороны, они дарили Ральфу возможность развлекаться со служанками и шлюхами на постоялых дворах.
Увы, порою приходилось общаться, исключительно о детях. У Филиппы имелись твердые убеждения, и с годами Ральф пришел к выводу, что проще что-либо обсудить с женой, чем принимать решения самому, а потом с ней воевать.
– Джеральд по возрасту годится в оруженосцы, – сказал Ральф.
– Согласна.
– Хорошо. – Ральф даже удивился. Он-то думал, что жена станет возражать.
– Я уже поговорила с Дэвидом Монмутом, – добавила Филиппа.
Так вот откуда ее уступчивость. Она опередила его на добрый шаг.
– Понятно. – Ральф тянул время, обдумывая, как поступить.
– Дэвид примет его, когда Джерри исполнится четырнадцать.
Пока сыну едва стукнуло тринадцать. По сути, Филиппа своими радениями откладывала отъезд Джерри почти на год. Но куда больше Ральфа беспокоило то, что Дэвид, граф Монмут, был женат на дочери Филиппы Одиле.
– Смысл службы сквайром в том, чтобы мальчик стал мужчиной, – заметил он. – А у Дэвида Джерри будет слишком привольно. Одила очень его любит и, не исключено, станет ему потакать. Короче, мальчишку будут холить и лелеять. – Граф немного подумал: – Полагаю, именно потому ты и хочешь отправить его к Монмуту.
Филиппа не стала отрицать очевидного.
– Мне казалось, ты порадуешься случаю укрепить союз с графом Монмутом.
Она была права. Дэвид являлся важнейшим союзником Ральфа среди знати. Если отослать Джерри к Монмуту, это породит новые узы между двумя графами. Глядишь, мальчишка придется Дэвиду по душе, а впоследствии, быть может, и сыновья Дэвида окажутся сквайрами в Эрлкасле. Подобные семейные связи поистине бесценны.
– Словом, позаботься о том, чтобы его там не избаловали, – подытожил Ральф.
– Конечно.
– Тогда я согласен.
– Хорошо. Рада, что мы все уладили.
Филиппа было встала, но Ральф еще не закончил:
– А Роли? Мальчикам вместе будет лучше.
Филиппе явно не понравилось его предложение, это Ральф заметил, но, будучи женщиной умной, она не стала возражать прямо.
– Роли пока слишком юн, – ответила она, будто обдумывая эту мысль. – Он даже грамоте толком не выучился.
– Ратное искусство для благородного человека важнее грамоты. Роли второй наследник титула. Если с Джерри что-нибудь случится…
– Не дай бог.
– Аминь.
– Не знаю. По-моему, стоит подождать, пока ему исполнится четырнадцать.
– Не уверен. Роли с малых лет вяловат. Иногда он напоминает мне моего брата. – Ральфу почудился страх во взгляде жены. «Наверное, боится отпускать сына», – решил он. Ему захотелось настоять на своем, просто чтобы ее помучить. Хотя уезжать в десять лет действительно рановато. – Поглядим, – добавил он примирительно. – Рано или поздно ему придется закалиться.