– Сколько? – спросила она коменданта.
Тот посмотрел на нее уже менее снисходительно.
– Я не могу обещать, что он тебя примет.
– Назовите ему мое имя.
– Два шиллинга. Двадцать четыре серебряных пенни.
Деньги были немалыми, но все семейные сбережения лежали у Гвенды в кошеле. Впрочем, она не собиралась их тут же выкладывать.
– Как меня зовут?
– Не помню.
– Я только что говорила. Как же вы назовете мое имя графу Ральфу, если не помните?
Комендант пожал плечами.
– Ну повтори.
– Гвенда из Уигли.
– Ладно, передам.
Гвенда просунула руку в кошель, достала пригоршню серебряных монеток и отсчитала двадцать четыре пенни – жалованье батрака за четыре недели. Вспомнилось, каким непосильным трудом эти деньги были заработаны. А теперь этот ленивый и спесивый малый получит их ни за что.
Комендант раскрыл ладонь.
Гвенда снова уточнила:
– Как меня зовут?
– Гвенда.
– Гвенда откуда?
– Из Уигли. – Вдруг он добавил: – Оттуда же, откуда нынешний убийца!
Гвенда отдала деньги.
– Граф захочет меня видеть, – проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Комендант ссыпал монеты в карман.
Гвенда вернулась во двор, гадая, не потратила ли сбережения впустую.
Тут ей бросилась в глаза знакомая фигура – маленькая голова на широких плечах. Алан Фернхилл. Вот это повезло! Он шел от конюшни к дому шерифа. Остальные просители его явно не знали.
Гвенда загородила ему дорогу.
– Привет, Алан.
– Я теперь сэр Алан.
– Поздравляю. Передашь Ральфу, что я хочу его повидать?
– Полагаю, не обязательно спрашивать зачем.
– Скажи, мне нужно поговорить с ним наедине.
Рыцарь удивленно выгнул бровь.
– Не хочу никого обидеть, но в последний раз ты была девицей, а теперь стала на двадцать лет старше.
– Может, он сам решит?
– Конечно. – Фернхилл оскорбительно усмехнулся. – Я знаю, он помнит то свидание в «Колоколе».
Конечно, Алан тоже был там. Видел, как Гвенда раздевалась, пялился на ее обнаженное тело. Видел, как просительница подходила к кровати и становилась на четвереньки лицом к стене. Грубо смеялся, когда Ральф сказал, что вид сзади будет получше.
Гвенда подавила отвращение и стыд.
– Я на это и рассчитывала, – ответила она как могла ровно.
Между тем остальные просители догадались, что Алан имеет влияние на графа. Его окружили, начали что-то говорить, просить, умолять. Он всех растолкал и вошел в дом.
Гвенда уселась и стала ждать.
После часа ожидания сделалось ясно, что до обеда Ральф ее не позовет. Она отыскала пятачок земли почище, села и прислонилась спиной к каменной стене, ни на миг не сводя глаз с крыльца.
Минул второй час, за ним третий. Знать часто обедала ближе к вечеру. Гвенда недоумевала, как можно так долго есть и пить. Неужели еще не лопнули?
Сама она вообще ничего сегодня не ела, было не до еды, да и голода она не ощущала.
Стоял серый апрель, темнеть начало довольно рано. Гвенда дрожала от холода, но не двигалась с места. Другой возможности у нее не будет.
Вышедшие из дома слуги зажгли во дворе факелы. Свет появился и за ставнями некоторых окон. Пала ночь, и Гвенда прикинула, что до рассвета остается часов двенадцать. Она подумала о Сэме, который сидит на полу в подземелье замка. «Надеюсь, он не мерзнет», – думала она, глотая слезы.
«Нет, это еще не конец», – говорила она себе, но ее решимость слабела.
Высокая фигура загородила собой свет от ближайшего факела. Гвенда подняла голову и увидела Алана. Сердце забилось чаще.
– Идем.
Она вскочила и двинулась к крыльцу.
– Не сюда.
Гвенда вопросительно посмотрела на Алана.
– Ты же сама сказала – наедине. Он не желает принимать тебя в покоях, которые делит с графиней. Сюда.
Следом за Аланом она прошла в крохотную дверцу возле конюшни. Алан провел ее чередой комнат, потом вверх по лестнице. Та уперлась в дверь, за которой пряталась тесная спаленка. Гвенда зашла внутрь. Алан заходить не стал, притворил дверь снаружи.
В комнатушке с низким потолком почти все пространство занимало ложе. Ральф в исподнем стоял у окна. Его башмаки и верхняя одежда кучей валялись на полу. Лицо графа раскраснелось от выпитого вина, но говорил он четко и твердо.
– Раздевайся, – велел он с улыбкой, предвкушая удовольствие.
– Нет.
Ральф явно изумился.
– Я не буду раздеваться.
– Зачем же ты сказала Алану, что хочешь видеть меня наедине?
– Чтобы ты решил, будто я хочу с тобой переспать.
– Тогда какого дьявола ты здесь делаешь?
– Прошу тебя обратиться к королю за помилованием.
– А сама не собираешься раздеваться?
– С какой стати? Однажды я тебе поверила, а ты не сдержал слово. Я отдала тебе свое тело, а ты не отдал моему мужу его землю. – Гвенда позволила себе толику презрения в голосе. – Не сомневаюсь, ты снова сделаешь то же самое. Честь для тебя ничего не значит. Ты как мой отец.
Ральф побагровел. Было оскорблением говорить графу о том, что он не заслуживает доверия, а еще оскорбительнее прозвучало сравнение с безземельным батраком, который ловит белок по лесам.
– Думаешь, это лучший способ меня уговорить? – прошипел он с яростью.
– Нет. Но ты добьешься помилования.
– Почему?
– Потому что Сэм твой сын.
Ральф молча смотрел на нее какое-то время, а потом презрительно бросил:
– Ну конечно. Так я и поверил.
– Он твой сын, – повторила Гвенда.
– Ты не можешь этого доказать.
– Нет, не могу. Но ты знаешь, что я спала с тобою в кингсбриджском «Колоколе» за девять месяцев до его рождения. Да, я спала и с Вулфриком. Так кто же отец? Посмотри на него! Конечно, за двадцать два года Сэм перенял кое-что у Вулфрика. Но ты просто приглядись.
Ральф задумался, и Гвенда поняла, что сумела его зацепить.
– Самое главное – его норов, – наседала она. – Сам слышал, что говорили на суде. Сэм не просто поколотил Джонно, как сделал бы Вулфрик. Не просто свалил с ног, а потом помог подняться. Вулфрик сильный, вспыльчивый, но сердце у него доброе. А у Сэма нет. Он так ударил Джонно лопатой, что любой лишился бы чувств, а потом, не успел Джонно упасть, ударил его крепче прежнего, хотя он уже не сопротивлялся, а в третий раз долбанул, когда Джонно толком еще не свалился. Не оттащи его местные крестьяне, он бы колотил его этой своей окровавленной лопатой, покуда голова Джонно не растеклась бы кашей. Он хотел убивать!
Гвенда поняла, что плачет, и утерла слезы рукавом.
Ральф глядел на нее с растерянным видом.
– Откуда у него эта жажда крови, Ральф? Загляни в свое черное сердце. Сэм твой сын. Твой и мой, господи помилуй.
Когда Гвенда ушла, Ральф присел на кровать и уставился на пламя свечи. Неужели это возможно? Гвенда, конечно, соврет не задумываясь, коли ей будет выгодно: такой, как она, верить нельзя, – но Сэм вполне может быть его сыном – или сыном Вулфрика. Они оба спали с Гвендой в ту пору. Правды можно и не доискаться.
Но даже малой возможности того, что Сэм его сын, хватило, чтобы сердце Ральфа сжалось от ужаса. Повесить собственного сына? Страшное наказание было уготовано Вулфрику, а не ему самому.
Наступила ночь. Казнь состоится на рассвете. У Ральфа оставалось мало времени, чтобы принять решение.
Он взял свечу и вышел из спаленки. Думал потешить плоть, а вместо этого пережил удар, какого в жизни не испытывал.
Граф вышел наружу и пересек двор. На первом этаже замка располагались комнаты помощников шерифа. Он ввалился внутрь и обратился к караульному:
– Я хочу видеть убийцу Сэма из Уигли.
– Конечно, милорд. Я проведу вас.
Взяв лампу, караульный провел Ральфа в соседнее помещение. В полу виднелась решетка, откуда исходил дурной запах. Под решеткой находилась темница, подвал девяти-десяти футов глубиной с каменными стенами и глиняным полом. Никакой обстановки, естественно, не было. Сэм сидел на полу, прижавшись спиной к стене. Рядом стоял деревянный кувшин – наверное, с водой – а в углу просматривалась дырка отхожего места. На звук Сэм поднял голову и тут же равнодушно отвернулся.
– Открой, – велел Ральф.
Караульный отпер решетку ключом и откинул на петлях.
– Я хочу спуститься.
Караульный удивился, но не осмелился спорить с графом, взял прислоненную к стене лестницу и опустил в подвал.
– Прошу вас, осторожнее, милорд. Помните: ему нечего терять.
Ральф стал спускаться со свечой в руках. Вонь была тошнотворной, но он не обращал на это внимания. Достигнув пола, он развернулся, и Сэм злобно уставился на него.
– Что вам нужно?
Ральф присел на корточки, поднес свечу ближе и вгляделся в лицо юноши, пытаясь сравнить с теми чертами, какие видел, смотрясь в зеркало.
– Что? – Сэма напугал пристальный взор графа.
Ральф молчал. Неужто и вправду его сын? Вполне возможно. Очень даже возможно. Сэм был пригож, и Ральфа в молодости, до перелома носа, тоже называли красавчиком. Уже раньше, в суде, ему подумалось, что в чертах Сэма проступает что-то знакомое. Теперь он сосредоточился, вороша память, пытаясь понять, кого Сэм напоминает. Прямой нос, темные глаза, густая копна волос, которой позавидовала бы и девушка…
Он вспомнил.
Сэм походил на мать Ральфа, леди Мод.
– О господи, – произнес граф, и его голос упал до шепота.
– Да что такое? – со страхом спросил Сэм. – Что вы увидели?
Нужно было что-нибудь сказать.
– Твоя мать… – начал граф, но осекся. Горло словно сдавило от нахлынувших чувств, говорить было трудно. Он попытался снова: – Твоя мать просила за тебя… Очень красноречиво.
Сэм настороженно молчал. Видимо, решил, что Ральф пришел поиздеваться.
– Скажи мне, – попросил граф, – когда бил Джонно лопатой, ты хотел его убить? Можешь говорить правду, чего теперь бояться.
– Конечно, хотел. Он ведь собирался арестовать меня.