– Может, его уговорила леди Филиппа, – сказала она.
– Она тебя помнит, мама, – вставил Сэм. – Сама мне сказала, когда я прибежал к Мерфину.
– Наверное, я когда-то сделала что-нибудь, что пришлось ей по душе, – проговорила Гвенда, размышляя вслух. – Или она просто сочувствует мне, как мать матери.
Объяснение не казалось убедительным, но иного в голову не приходило. В первые дни после освобождения Сэма они несколько раз обсуждали, что могло побудить Ральфа его помиловать. Гвенда притворялась, что озадачена ничуть не меньше остальных. К счастью, ее муж никогда не отличался подозрительностью.
Когда добрались до дома, Вулфрик посмотрел на небо, сказал, что до темноты еще добрый час, и пошел досеивать горох. Сэм вызвался ему помочь. Гвенда села штопать мужнины штаны, а Дэви уселся напротив нее и проронил:
– Хочу открыть тебе другую тайну.
Гвенда улыбнулась. Она не имела ничего против тайн Дэви, пока он ими делится.
– Выкладывай.
– Я влюбился.
– Молодец! – Она подалась вперед и поцеловала сына в щеку. – Я так рада! Какая она?
– Красивая.
Перед тем как очутиться на полянке с мареной, Гвенда как раз думала, что ее сын, возможно, встречается с девушкой из соседней деревни. Чутье ее не подвело.
– Я почему-то так и решила.
– Да ну? – Дэви насторожился.
– Не волнуйся, ни в чем дурном я тебя не заподозрила. Просто прикинула, что ты, быть может, с кем-то гуляешь.
– Мы ходим на поляну, где растет марена. Там все и началось.
– Вы долго встречаетесь?
– Уже больше года.
– Значит, у вас все серьезно.
– Я хочу жениться.
– Чудесно. – Гвенда с любовью смотрела на сына. – Тебе всего двадцать, но этого достаточно, если ты выбрал хорошую женщину.
– Хорошо, что ты так думаешь.
– Из какой она деревни?
– Из нашей. Из Уигли.
– Вот как? – Гвенда удивилась. Ей не шло на ум, в кого здесь можно влюбиться. – Как ее зовут?
– Амабел, мама.
– Нет!
– Не кричи на меня.
– Мой сын не женится на дочери Аннет!
– Да чего ты злишься-то?
– Чего я злюсь? – Гвенда постаралась успокоиться, однако слова сына поразили ее настолько, что даже дыхание на миг пресеклось. Она несколько раз глубоко вздохнула. – Послушай. Мы в разладе с их семейством больше двадцати лет. Эта корова Аннет разбила сердце твоему отцу и не подумала оставить его в покое.
– Мама, это все в прошлом.
– Ничего подобного! Аннет по-прежнему заигрывает с ним при любой возможности.
– Это ваши заботы, не наши.
Гвенда встала, уронив штопку на пол.
– Как ты можешь поступать так со мной? Эта стерва станет нам родней? Мои внуки будут и ее внуками! Она будет сновать по нашему дому, делать своими ужимками дурака из твоего отца и потешаться надо мною!
– Я не собираюсь жениться на Аннет.
– Амабел ничуть не лучше. Только погляди на нее: вся в мать.
– Вовсе нет.
– Ты не сделаешь этого! Я тебе запрещаю, слышишь?
– Мама, ты не можешь мне запретить.
– Еще как могу. Ты слишком молод.
– Это не навсегда.
От дверей донесся голос Вулфрика:
– Вы чего раскричались?
– Дэви говорит, что хочет жениться на дочери Аннет. Я этого не допущу! – Гвенда сорвалась на визг. – Никогда! Никогда! Никогда!
Граф Ральф немало удивил старосту Нейта своим желанием лично осмотреть диковинные посадки Дэви. Староста походя упомянул о них, когда в очередной раз явился в Эрлкасл. Незаконные посадки в лесу считались мелким правонарушением, за которое полагалось денежное взыскание. Нейта с его мелкой душонкой заботили только взятки и отступные, он ведать не ведал об одержимости Ральфа семьей Гвенды, о ненависти графа к Вулфрику, о похоти, которую пробуждала в нем Гвенда, а теперь сюда добавился и Сэм, его возможный сын. Потому Нейт поразился, когда Ральф сказал, что проверит посадки, когда в следующий раз окажется поблизости.
Вдвоем с Аланом Фернхиллом Ральф выехал из Эрлкасла в Уигли в погожий денек между Пасхой и Духовым днем. В маленьком деревянном господском доме их встретила старая экономка Вира, ныне согбенная и седая, но продолжавшая исполнять свои обязанности. Ей велели приготовить обед, а сами разыскали старосту и втроем отправились в лес.
Ральф узнал растение. Он не питал склонности к земледелию, но вполне мог отличить один кустарник от другого, а в военных походах повидал немало иноземных растений, какие не произрастали в Англии. Он свесился с седла и сорвал пригоршню плодов.
– Это марена, – сказал он. – Я видел ее во Фландрии. Ее выращивают, чтобы добывать красный краситель того же названия.
– Мне мальчишка наплел, что это ведьмина травка от грудного кашля, – отозвался Нейт.
– По-моему, целебные свойства у нее тоже есть, но разводят ее не поэтому. Каково будет взыскание?
– Обычно берут шиллинг.
– Этого мало.
Староста замялся.
– Господин, люди и без того злятся, когда с них берут деньги. Я бы не…
– Забудь, – перебил Ральф, стукнул пятками по бокам коня и направил животное на середину поляны, топча посадки. – Давай, Алан.
Они принялись ездить по поляне кругами, вытаптывая растительность. Через несколько минут от посадок ничего не осталось.
Ральф видел, что старосте не по себе от этой расправы, пускай посадки и были незаконными. Рачительным крестьянам не по нраву смотреть, как уничтожают посевы. Во Франции Ральф хорошо усвоил, что лучший способ подорвать дух людей – это истребить их урожай.
– Ну вот, – произнес он.
Занятие быстро ему наскучило. Он разозлился на дерзкого самоуправца Дэви, посмевшего что-то посадить в его лесу, но на самом деле приехал в Уигли не только и не столько поэтому. Ральфу хотелось снова увидеть Сэма.
На обратном пути в деревню он оглядывал поля, высматривая высокого молодого парня с густыми темными волосами. Сэм наверняка выделяется ростом среди всех этих коренастых крестьян, что горбятся над своими лопатами. Наконец Ральф увидел его – вдалеке, на Ручейном поле. Он натянул поводья и, не обращая внимания на ветер, впился взглядом в двадцатидвухлетнего сына, которого никогда не знал.
Сэм и мужчина, которого юноша мнил своим отцом, то бишь Вулфрик, пахали землю легким плугом. Видимо, у них что-то случилось, потому что они остановились и принялись поправлять упряжь лошади, тянувшей плуг. Когда они стояли рядом, их несхожесть бросалась в глаза. Волосы Вулфрика отливали рыжиной, а у Сэма были темными; Вулфрик телосложением смахивал на вола, а Сэм, хоть и широкоплечий, казался поджарым, как конь; Вулфрик двигался медленно и размеренно, а движения Сэма были быстрыми и ловкими.
Было чрезвычайно странно смотреть на незнакомца и думать, что это твой сын. Ральф всегда считал себя свободным от бабской чувствительности. Подверженный приступам сострадания или сожаления, он не смог бы жить так, как жил. Однако знакомство с Сэмом почему-то лишало его мужественности.
Он отвел взгляд и поскакал в деревню, где вновь поддался любопытству и накатившим чувствам и послал Нейта разыскать Сэма с наказом привести того в господский дом.
Ральф не знал точно, что собирается делать – поговорить с парнем, попугать, пригласить на обед или что-нибудь еще. Ему следовало бы догадаться, конечно, что Гвенда не отпустит Сэма одного. Она явилась вместе с Нейтом и Сэмом, а за ними шли Вулфрик и Дэви.
– Что тебе нужно от моего сына? – требовательно спросила она, будто говорила не со своим господином, а с равным.
Ральф ответил не думая:
– Сэм родился не для того, чтобы пахать.
Краем глаза он заметил удивление на лице Алана Фернхилла. Гвенда тоже пришла в недоумение.
– Одному Всевышнему известно, для чего мы все рождаемся.
– Если мне понадобится узнать про Бога, я спрошу священника, а не тебя! – бросил Ральф. – В твоем сыне есть кое-что от воина. Не нужно молиться, чтобы это понять. Всякий, кому довелось сражаться, это сразу замечает.
– Вот только он не воин, а крестьянин и сын крестьянина. Его удел возделывать землю и растить скот, как отец.
– Плевать мне на отца. – Ральфу припомнились слова Гвенды в замке шерифа в Ширинге, когда она молила помиловать сына. – Сэм прирожденный убийца. Этот опасно для крестьянина, но весьма полезно для воина.
Гвенда выглядела напуганной: она начала понимать, к чему клонит Ральф.
– Что с того?
Теперь и Ральф сообразил, куда завела цепочка рассуждений.
– Сэм должен быть полезен, а не опасен. Пусть осваивает ратное умение.
– Это же смешно! Ему поздно учиться воевать.
– В двадцать два поздновато, не спорю, но он силен и ловок. Он справится.
– Каким образом?
Гвенда притворялась, будто подыскивает разумные возражения, но Ральф разгадал ее уловку и понял, что она просто перепугана до полусмерти. Это осознание укрепило его решимость, и он произнес с победной ухмылкой:
– Сама не додумалась? Он станет оруженосцем, будет жить и учиться в Эрлкасле.
Гвенду словно ударили ножом. Она на мгновение зажмурилась, ее смуглое лицо побледнело. Одними губами она беззвучно произнесла:
– Нет.
– Сын жил с тобой двадцать два года, – продолжал Ральф. – Этого достаточно. – «Теперь моя очередь», – подумалось ему, но вслух он сказал другое: – Сэм уже мужчина.
Поскольку Гвенда словно лишилась дара речи, заговорил Вулфрик:
– Мы этого не позволим. Мы его родители и никогда на это не согласимся.
– Я не спрашиваю вашего согласия, – высокомерно процедил Ральф. – Я ваш граф, вы мои сервы. Я не прошу, а приказываю.
Вмешался староста Нейт:
– Сэму уже больше двадцати одного года, так что решение принимать ему, а не отцу.
Все обернулись к Сэму.
Ральф не знал, что сейчас произойдет. Поступить в оруженосцы мечтали многие юноши всех сословий, но трудно было сказать, принадлежит ли Сэм к числу этих многих. Жизнь в замке представлялась роскошной и заманчивой по сравнению с ежедневным трудом в полях; с другой стороны, воины нередко погибали молодыми или, что было куда хуже, возвращались с войн калеками и остаток своих жалких дней попрошайничали у дверей таверн.