– Ты требуешь копию?
Дэви молча кивнул, слишком напуганный, чтобы говорить.
– Сомневаешься в словах твоего графа?
– Ни в коем разе, милорд.
– Тогда зачем тебе копия?
– Чтобы избежать недоразумений в будущем.
Все так говорили, когда требовали копии. Подразумевалось, что запись о сделке помешает землевладельцу изменить ее условия. Это было очередное нарушение освященных временем устоев. Ральф не хотел идти на дальнейшие уступки, но ему опять не оставили выбора. Треклятый урожай.
Вдруг его посетила мысль, как обратить этот конфуз себе на пользу, и он повеселел.
– Так и быть, сделаем запись. Но я не хочу, чтобы мужчины отлынивали от работы в полях в пору урожая. Пусть твоя мать придет за копией в Эрлкасл на следующей неделе.
Гвенда отправилась в Эрлкасл в жаркий, знойный день. Она прекрасно понимала, зачем Ральф потребовал ее прихода, и оттого у нее было очень тяжело на душе. Когда она шла по подъемному мосту, грачи, казалось, смеялись над ее позором.
Солнце нещадно палило двор, заслоненный крепостной стеной от ветра. Возле конюшни оруженосцы играли в какую-то игру. Сэм был слишком поглощен зрелищем, чтобы заметить мать.
Они привязали к столбу, на высоте человеческого роста, кошку, оставив свободными лапы и голову, и сквайру требовалось убить животное со связанными за спиной руками. Гвенда уже видела такую игру. Сквайр мог наносить удары только головой, а кошка, разумеется, царапалась и кусалась. Сейчас у столба замер паренек лет шестнадцати, на которого в ужасе таращилось животное. Вот он резко дернул головой, ударил лбом кошке в грудь, а та в отместку полоснула его растопыренными когтями. Он закричал от боли и отскочил, по его щекам побежала кровь. Остальные громко рассмеялись. Рассвирепевший сквайр вновь устремился к столбу. На сей раз его расцарапали сильнее прежнего, вдобавок он ушиб голову, а смех товарищей сделался громче. На третий раз паренек действовал осторожнее. Он приблизился, сделал обманный выпад, вынудив кошку полоснуть лапами по воздуху, а затем ловко боднул животное в голову. Кровь хлынула у кошки изо рта и ноздрей, ее тушка безвольно обмякла, но животное продолжало дышать. Сквайр ударил напоследок, наверняка, а остальные заулюлюкали и захлопали в ладоши.
Гвенду затошнило. Она недолюбливала кошек, предпочитала собак, но было омерзительно видеть мучения беспомощного животного. Возможно, молодым людям требуется такая подготовка, чтобы впоследствии калечить и убивать противника на войне, но до чего же противно.
Она прошла мимо, не заговорив с Сэмом; обливаясь потом, пересекла второй мост и поднялась по ступеням в башню. В большом зале царила приятная прохлада.
Гвенда порадовалась, что сын ее не заметил. Хорошо бы не попадаться ему на глаза как можно дольше. Не хотелось, чтобы он что-то заподозрил. Пускай Сэм не отличается чуткостью, ощутить угнетенное состояние матери все же способен.
Она известила эконома о своем приходе, и тот пообещал доложить графу.
– Леди Филиппа дома? – с надеждой спросила Гвенда. Может, Ральфу помешает присутствие жены.
Эконом покачал головой.
– Леди гостит в Монмуте у дочери.
Гвенда уныло кивнула и уселась ждать. На ум невольно пришли воспоминания о свидании с Ральфом в охотничьей хижине. Глядя на голую серую стену зала, она мысленно видела, как Ральф пялится на нее с приоткрытым от предвкушения и вожделения ртом. Плотская близость невыразимо приятна с мужчиной, которого любишь, но отвратительна с тем, кого ненавидишь.
Когда Ральф овладел ею в первый раз, более двадцати лет, тело ее предало, и она испытала физическое наслаждение, несмотря на отвращение к насильнику. То же самое случилось с разбойником Олвином в лесу. Но в охотничьей хижине этого не произошло. Наверное, все дело в возрасте. Когда она была молода и полна плотского желания, соитие само провоцировало ответ, и с этим ничего нельзя было поделать, сколько бы она ни стыдилась. Теперь же, в зрелые годы, тело стало не таким уязвимым и откликалось не столь охотно. Спасибо хотя бы за это.
Лестница в дальнем конце зала вела в покои графа. По ней все время ходили люди: рыцари, слуги, крестьяне, старосты. Через час эконом велел Гвенде подниматься.
Она боялась, что Ральф захочет взять ее немедля, и вздохнула с облегчение, когда увидела, что граф сильно занят. С ним был сэр Алан, а двое писцов за столом что-то черкали. Один протянул ей небольшой свиток тонкого пергамента.
Гвенда не стала разворачивать свиток – читать она не умела.
– Ну вот, – произнес Ральф. – Теперь твой сын – свободный крестьянин. Разве не этого ты всегда хотела?
Она хотела свободы для себя, и Ральф это знал. Увы, мечта оставалась мечтой, но граф был прав: хотя бы Дэви обрел свободу. Значит, она не совсем зря прожила жизнь. Ее внуки будут свободными и независимыми, сами станут решать, что им сажать, будут платить подать, а все остальное оставлять себе. Им не суждено познать горечь нищеты и голода, привычную для Гвенды сызмальства.
Стоило ли это всех мук, через которые она прошла? Ответа у нее не было.
Со свитком в руках она двинулась к выходу.
Алан нагнал ее и негромко сказал:
– Оставайся на ночь в замке. – Большинство гостей ночевало в зале. – Завтра в два часа пополудни приходи в охотничий домик.
Гвенда думала отмолчаться, но Алан преградил ей путь.
– Поняла?
– Да, – ответила она вполголоса. – Я приду.
Алан ее отпустил.
Гвенда не говорила с Сэмом до позднего вечера. Всю вторую половину дня оруженосцы тешились жестокими игрищами. Она радовалась возможности побыть одной. Сидела в прохладном зале и размышляла. Пыталась убедить себя, что в соитии с Ральфом нет ничего особенного. Она давно не девственница, уже двадцать лет замужем и тысячи раз была с мужчиной. Все займет несколько минут, следов не останется. Она вытерпит и забудет.
До следующего раза.
Это было хуже всего. Ральф способен принуждать ее до бесконечности. Угроза раскрыть тайну отцовства Сэма будет висеть над нею до тех пор, пока жив Вулфрик.
Рано или поздно Ральф от нее устанет, вернется к молодым телам продажных девок.
– Что с тобой? – спросил Сэм, когда сквайры в сумерках пришли на ужин.
– Ничего, – быстро ответила она. – Дэви купил мне дойную корову.
В глазах сына блеснула зависть. Он ныне вел беспечную жизнь, но денег не имел. Сквайрам деньги не требовались: их кормили и поили, одевали и давали кров, – но любой молодой мужчина не прочь позвенеть пенни в кармане.
Заговорили о предстоящей свадьбе Дэви.
– У вас с Аннет будут общие внуки, – сказал Сэм. – Ты должна с ней помириться.
– Не мели ерунды, – отрезала Гвенда. – Сам не знаешь, что несешь.
Когда накрыли ужин, сверху спустились Ральф и Алан. Все обитатели и посетители замка собрались в зале. С кухни принесли три большие щуки, запеченные с травами. Гвенда села в дальнем конце стола, подальше от Ральфа. Тот не обращал на нее внимания.
После ужина она улеглась на солому, раскиданную по полу, рядом с Сэмом. Было приятно лежать подле него, как когда-то в его детстве. Она вспоминала, как вслушивалась в ночной тишине в его дыхание, ровное и спокойное. На краю сна вдруг подумала, как часто дети обманывают ожидания родителей. Собственный отец пытался торговать ею, как товаром, но она с негодованием отвергла такую участь. Теперь же оба ее сына выбрали свою дорогу в жизни и не посчитались с ее желаниями. Сэм станет рыцарем, а Дэви женится на дочери Аннет. Знай мы заранее, чем все обернется, стали бы вообще заводить детей?
Ей приснилось, что она пришла к Ральфу в охотничий домик, но вместо графа застала в постели кошку. Животное следовало убить, но ее руки были связаны за спиной, потому пришлось колотить кошку головой, пока та не сдохла.
Проснувшись, Гвенда спросила себя, готова ли убить Ральфа, как много лет назад убила Олвина, воткнув в шею его же кинжал, на который давила до тех пор, пока острие не вылезло из глазницы. Убила и Сима-торгаша, удерживая его голову под водой, а он дрыгался и брыкался, покуда речная вода не заполнила его легкие. Если Ральф приедет в охотничий домик один, она, пожалуй, сможет его убить, если улучит возможность.
Но вряд ли он будет один. Графы никуда не ездят в одиночку. С ним наверняка окажется Алан, как и раньше. Для Ральфа было редкостью покидать дом лишь с одним сопровождающим, а уж ездить вовсе без свиты – и подавно.
Справится ли она с обоими? Никто не знает, что она идет на свидание в лесу. Если она убьет их и просто пойдет домой, никто ее не заподозрит. Никто не догадается, что у нее есть повод желать смерти графу, – это тайна. Допустим, кто-то вызнает, что она во время убийства была поблизости от охотничьего домика – все равно спрашивать будут только о том, не видела ли она в окрестностях подозрительных мужчин. Никому и в голову не придет, что с верзилой Ральфом совладала невысокая женщина средних лет.
Получится ли у нее? Гвенда призадумалась, но в глубине души сознавала бессмысленность этой затеи. Они опытные воины. Последние два десятка лет воевали, из последнего похода вернулись всего полтора года назад. За них – отточенные навыки и привычка убивать. Множество французских рыцарей норовили расправиться с ними – и поплатились жизнью.
Возможно, она сумеет прикончить одного, застав врасплох, но уж точно не обоих.
Придется покориться Ральфу.
Она понуро вышла наружу, умылась и сполоснула руки, а когда вернулась в залу, с кухни принесли ржаной хлеб и слабый эль на завтрак. Сэм окунул черствый кусок хлеба в кружку, чтобы размягчить.
– Опять у тебя этот взгляд. Да что стряслось-то?
– Ничего, – ответила Гвенда, вытаскивая нож и отрезая большой кусок хлеба. – До дома долго добираться.
– Ты из-за этого беспокоишься? Может, и вправду тебе не стоит идти одной? Женщины редко путешествуют в одиночку.
– Я крепче многих других женщин. – Гвенде было приятно, что Сэм выказывает заботу. Его настоящему отцу, Ральфу, подобное и в голову бы не пришло. Выходит, сказывается воспитание Вулфрика. Однако тревожило, что сын с легкостью угадал ее смятение. – Не волнуйся за меня.