– Не пяльтесь на меня! – нетерпеливо бросил граф. – Вы похожи на коров, глядящих из-за ограды. Приступайте к делу.
Годвин собрался с мыслями. Ближайшие несколько минут нужно вести себя очень осторожно. Он понимал, что Роланд откажет Мердоу в выдвижении в приоры, но все-таки следовало добиться того, чтобы граф запомнил толстого монаха как возможного соперника Савла Белой Головы, потому задача состояла в неявной поддержке Мердоу. Действовать надо будет от противного. Возражая против Мердоу, нужно дать понять графу, что этот монах не принадлежит к монастырской братии, ведь Роланд хочет получить приора, который будет служить ему одному. Но слишком бурно противиться тоже нельзя: граф не должен понять, насколько Мердоу для него бесполезен. Словом, протискиваться предстояло в очень узкую щель.
Первым заговорил Мердоу. Зычным голосом бродячего проповедника он произнес:
– Милорд, я пришел просить вас рассмотреть меня в качестве приора Кингсбриджа. Мне кажется…
– Не так громко, ради всего святого! – поморщился Роланд.
Монах понизил голос:
– Милорд, мне кажется, что я…
– С чего это вы решили стать приором? – опять перебил граф. – Я полагал, что странствующие монахи не привязаны к церквям. Они, знаете ли, странствуют.
Подобные воззрения устарели. Изначально странствующие монахи не имели собственности, но теперь некоторые их ордена не уступали достатком обычным монастырям. Роланд это знал и просто дразнил гостей.
Мердоу дал предсказуемый ответ:
– Полагаю, Господу угодны оба самопожертвования.
– Так вы хотите переметнуться?
– Просто я пришел к выводу, что дарованные мне Богом умения найдут лучшее применение в аббатстве. А посему я был бы счастлив нести послушание по Правилам святого Бенедикта.
– Почему я должен выбрать именно вас?
– Я, кроме всего прочего, рукоположенный священник.
– Таких полно.
– У меня есть сторонники в Кингсбридже и его окрестностях, так что, скажу без ложной скромности, я, пожалуй, буду самым влиятельным слугою Господа в округе.
– Это верно, монах Мердоу весьма любим в народе, – вставил отец Джером, молодой священник с умным лицом.
Держался он весьма уверенно, и Годвин счел, что писарь не лишен честолюбия.
Разумеется, братия Мердоу не поддерживала, но ни Роланд, ни Джером этого не знали, а Годвин не собирался раскрывать им глаза.
Сам Мердоу, понятно, тоже. Он склонил голову и елейным тоном произнес:
– Благодарю вас от всего сердца, отец Джером.
Годвин не преминул вставить:
– Его любит невежественная толпа.
– Как и нашего Спасителя, – откликнулся Мердоу.
– Монахам пристало жить бедно, отдавая себя людям, – продолжил Годвин.
– Судя по одежде, этот монах небогат, – заметил Роланд. – Что до самоотречения, то мне представляется, что кингсбриджские монахи питаются лучше многих крестьян.
– Но Мердоу не раз видели пьяным в тавернах! – возразил Годвин.
– Правила святого Бенедикта дозволяют монахам пить вино, – с достоинством ответил Мердоу.
– Только если они больны или работают в поле.
– Я проповедую в полях.
Мердоу явно поднаторел в спорах. Годвин порадовался, что ему не нужно громить противника всерьез, и обратился к Роланду:
– Могу лишь сказать, что как ризничий настоятельно советую вашей милости не выдвигать Мердоу на должность приора Кингсбриджа.
– Я вас понял, – холодно ответил граф.
Филиппа удивленно посмотрела на Годвина, и он понял, что сдался слишком быстро. Но Роланд не обратил внимания, поскольку не стал вдаваться в подробности.
А Мердоу между тем вещал:
– Прежде всего приор Кингсбриджа, конечно, должен служить Господу, но в мирских делах он повинуется королю, королевским графам и баронам.
«Яснее ясного», – подумал Годвин. С тем же успехом бродячий проповедник мог просто сказать: «Ваш покорный слуга, милорд». Неслыханное заявление. Братия пришла бы в ужас. После таких слов Мердоу лишился бы всяческой поддержки монахов, если предположить, что вообще кто-либо из них отважился бы занять его сторону.
Годвин промолчал, но Роланд вопросительно посмотрел на него.
– Что скажете, ризничий?
– Я уверен, Мердоу не подразумевал, будто Кингсбриджское аббатство должно подчиняться графу Ширингу в каких бы то ни было делах, мирских и прочих. Ведь так, Мердоу?
– Что сказал, то сказал, – зычно изрек монах.
– Довольно, – отрезал Роланд, которому наскучили словесные игры. – Вы оба зря тратите мое время. Я выдвину Савла Белую Голову. Ступайте прочь.
Обитель Святого Иоанна-в-Лесу была крошечной копией Кингсбриджского аббатства: маленькая церковь, обнесенный каменной стеной дворик и дормиторий, остальные постройки деревянные. Здесь жили восемь монахов и не было ни единой монахини. В дополнение к молитвам и созерцанию монахи кормились в основном своим трудом и делали козий сыр, славившийся по всей юго-западной Англии.
Годвин и Филемон ехали двое суток, и к вечеру на второй день пути, когда дорога вынырнула из леса, увидели обширное вырубленное пространство с церковью посередине. Ризничий сразу понял, что его опасения не были беспочвенными, а разговоры о том, какой прекрасный настоятель Савл Белая Голова, имеют под собой веские основания. Везде наблюдались чистота и порядок, глаз радовали аккуратные ограды, прямые канавы, равномерно посаженные плодовые деревья и прополотые поля с поспевающими злаками. Годвин не сомневался в том, что и службы проводятся точно по уставу в назначенное время. Оставалось лишь надеяться, что очевидные управленческие способности не превратили Савла в честолюбца.
Когда ехали по дороге между полями, Филемон спросил:
– Почему граф так хочет сделать своего родственника приором Кингсбриджа?
– По той же причине, по которой сделал епископом Кингсбриджа младшего сына, – ответил Годвин. – Епископы и приоры обладают властью, а граф хочет, чтобы всякий влиятельный человек у него под боком был ему союзником, а не врагом.
– Из-за чего же им ссориться?
Годвин с интересом наблюдал, как молодой Филемон начинает интересоваться играми власть имущих.
– Из-за земель, налогов, прав, привилегий… Например, приор захочет построить в Кингсбридже новый мост, чтобы возродить шерстяную ярмарку, а граф воспротивится, не желая, чтобы торговцы покидали ярмарку Ширинга.
– Но я не совсем понимаю, как приор может противиться графу. У него ведь нет воинов…
– Церковники имеют влияние на огромное количество людей. Если в проповеди выступить против графа и призвать святых обрушить на того всяческие кары, все будут считать, что графа прокляли. Тогда власть графа ослабнет, ему перестанут верить, люди решат, что все его замыслы обречены на неудачу. Знатному человеку крайне тяжело тягаться с клириком, который по-хорошему одержим. Вспомни, что случилось с королем Генрихом II после убийства Томаса Бекета[38].
Они въехали во двор обители и спешились. Лошади тут же принялись пить из водяного желоба. Кругом было пусто, лишь один монах, подоткнув балахон, чистил свинарник за конюшнями. Наверняка самый молодой, раз ему поручили такую работу. Годвин окликнул его:
– Эй, дружок, помоги-ка нам с лошадьми.
– Иду! – отозвался монах.
Несколько раз проведя граблями, он прислонил их к стене конюшни и направился к гостям. Годвин уже собирался поторопить его, как вдруг узнал светлые волосы Савла.
Ризничий не одобрял подобное поведение. Настоятель не должен чистить хлев: смирение хорошо, когда оно не паче гордости, – однако в сложившихся обстоятельствах безропотность Савла могла оказаться на руку.
Годвин приветливо улыбнулся:
– Здравствуй, брат. Я вовсе не имел в виду, что настоятель должен расседлывать мою лошадь.
– А почему нет? Кто-то ведь должен помочь, а вы с дороги. – Савл завел лошадей в конюшню. – Братья в поле, – крикнул он оттуда. – Скоро закончат, вернутся к вечерне. – Он вышел из конюшни. – Пойдемте на кухню.
Они с Савлом никогда не были близки. В присутствии благочестивого Савла у Годвина просыпалась совесть. Белая Голова никогда ни с кем не ссорился, но спокойно и решительно поступал по-своему. Приходилось усилием воли подавлять раздражение. Годвин мысленно повторял, что у него и без Савла достаточно поводов злиться.
Следом за Савлом они прошли через двор в одноэтажное деревянное строение с высоким потолком. Будучи деревянным, это строение располагало каменным очагом и вытяжной трубой. Гости признательно опустились на грубую скамью за выскобленным дочиста столом. Савл щедро наполнил им кружки элем из большой бочки и присел напротив. Филемон выпил с жадностью, но ризничий лишь пригубил. Савл не предложил поесть, и Годвин предположил, что до ужина, который будет после вечерни, они ничего не получат. Впрочем, от беспокойства кусок все равно в горло не лез.
«Еще одна закавыка», – тревожно размышлял Годвин. Он возражал против выдвижения Мердоу, но так, чтобы не разубедить Роланда. Теперь нужно предложить родственнику графа стать приором Кингсбриджа, но так, чтобы тот отказался. Годвин знал, что следует сказать, но сказать это требовалось правильно. Малейшая оплошность, и у Савла возникнут подозрения, а тогда всякое может случиться.
Белая Голова не дал ему времени на тревожные раздумья.
– Что привело тебя, брат?
– Граф Роланд пришел в себя.
– Хвала небесам.
– Значит, теперь мы можем провести выборы приора.
– Это хорошо. Негоже долго оставаться без настоятеля.
– Но кто им станет?
Савл ушел от ответа.
– Уже есть имена?
– Брат Томас, матрикуларий.
– Способный человек. А еще?
Всей правды Годвин говорить не стал.
– Пока больше никого.
– А Карл? Когда я был в Кингсбридже на погребении приора Антония, регент считался первым выбором.
– Он решил, что не годится на эту должность.
– Из-за слепоты?
– Возможно.