Ральф Фицджеральд доложил графу, и ризничий прошел в комнату.
Сыновья графа стояли по обе стороны кровати: высокий Уильям в коричневых штанах военного покроя и грязных башмаках, волосы уже отступают ото лба, и Ричард в епископской лиловой сутане, расплывающаяся фигура которого свидетельствует о склонности к чревоугодию и наличии средств для удовлетворения своих прихотей. Уильяму исполнилось тридцать лет, он был на год моложе Годвина, унаследовал от отца силу воли, которую порою ухитрялась смягчать супруга, леди Филиппа. Двадцативосьмилетний Ричард пошел, верно, в мать – в нем не было почти ничего от грубоватого и скорого на расправу графа.
– Ну, монах? – спросил Роланд, выговаривая звуки левой частью рта. – Провели вы свои выборы?
Годвина покоробила эта грубость обращения. «Ничего, настанет день, – поклялся он себе, – когда ты будешь называть меня отцом-настоятелем». Возмущение придало ему мужества сообщить неприятные для графа новости.
– Да, милорд. Имею честь сообщить вам, что монахи Кингсбриджа избрали своим приором меня.
– Что-о? – взревел граф. – Тебя?
Годвин в притворном смирении опустил голову.
– Больше всех удивлен я сам.
– Но ты мальчишка!
Оскорбление подсказало ответ:
– Я старше вашего сына, епископа Кингсбриджа.
– И сколько ты получил голосов?
– Двадцать пять.
– А монах Мердоу?
– Ни одного. Братья были единодушны…
– Ни одного? – прорычал Роланд. – Да это заговор! Измена!
– Выборы были проведены при строжайшем соблюдении всех правил.
– Плевал я на ваши правила! Не потерплю, чтобы мною пренебрегала кучка изнеженных монахов!
– Новый приор выбран братией, милорд. Поставление состоится в ближайшее воскресенье, перед свадьбой.
– Выбор монахов должен одобрить епископ Кингсбриджа. Могу тебя заверить, он его не одобрит. Проведи еще одни выборы и доложи о нужном мне исходе.
– Прекрасно, граф Роланд. – Годвин направился к двери. У него было в запасе еще несколько козырей, но он не собирался выкладывать все сразу. Ризничий повернулся к Ричарду: – Милорд епископ, если вам будет угодно побеседовать со мною, вы найдете меня в доме приора.
Он вышел в коридор.
– Ты не приор! – крикнул ему вдогонку граф.
Годвин дрожал всем телом. Роланд был страшен, а в гневе и подавно, причем вспышки гнева у графа случались нередко. Но Годвин устоял. Петранилла бы им гордилась.
На негнущихся ногах Годвин спустился по лестнице и прошел к дому приора. Карл уже освободил комнаты. Впервые за пятнадцать лет у Годвина будет собственная спальня. Радость лишь слегка омрачалась тем, что дом приходилось делить с епископом, который обыкновенно останавливался здесь, приезжая в город. По сути, настоятелем Кингсбриджского аббатства считался Ричард, и, хотя власть его была ограниченна, епископ по положению стоял выше приора. Ричард почти не заходил сюда днем, но вечерами занимал лучшую спальню.
Годвин вошел в зал на первом этаже, сел в большое кресло и стал ждать. Епископ не замедлит прийти – явится с ушами, пылающими от пересыпанных угрозами наставлений отца. Ричард был богат и могуществен, но далеко не так грозен, как граф. Все равно получалось, что простой монах дерзнул пойти против епископа. Однако в этом противостоянии Годвин имел преимущество, поскольку знал постыдную тайну Ричарда, и это было ничуть не хуже, чем скрывать в рукаве припрятанный нож.
Епископ ворвался в дом через несколько минут, излучая напускную уверенность.
– Я добился для вас уступки, – заявил он без предисловий. – Вы можете стать помощником приора Мердоу. Будете отвечать за повседневную жизнь аббатства. Мердоу все равно не работник, ему нужен лишь чин. В ваших руках сосредоточится вся власть, но отец успокоится.
– Позвольте кое-что прояснить. Мердоу согласен сделать меня своим помощником. Тогда мы скажем братьям, что вы одобрите только его. Вы полагаете, они с этим согласятся?
– Но у них нет выбора!
– Есть другое предложение. Передайте графу, что братья видят своим приором одного меня. Мое назначение следует одобрить до свадьбы, в противном случае монахи не примут участия в церемонии. И монахини тоже.
Годвин не был уверен, что братья пойдут на это, не говоря уже о матери Сесилии и сестрах, но о предосторожностях думать было поздно – он зашел слишком далеко.
– Они не посмеют!
– Боюсь, что посмеют.
Ричард явно перетрусил.
– Моего отца не запугать!
Годвин усмехнулся.
– Это действительно вряд ли возможно. Но я надеюсь, что он признает доводы разума.
– Он скажет, что свадьба должна состояться в любом случае. Я епископ и могу обвенчать молодых, монахи мне не нужны.
– Конечно. Но не будет ни пения, ни свечей, ни псалмов, ни ладана – только вы и архидьякон Ллойд.
– Но все-таки они обвенчаются.
– А что скажет граф Монмут по поводу столь скромной свадьбы его сына?
– Он будет в бешенстве, но ему придется с этим смириться. Для него очень важен этот союз.
«Это, пожалуй, правда», – подумал Годвин и ощутил холодное дуновение возможного провала.
Пора вытаскивать припрятанный нож.
– Я как-то оказал вам любезность.
Ричард попытался сделать вид, будто не понял Годвина.
– Вот как?
– Утаил совершенный вами грех. Не притворяйтесь, что забыли, – прошло всего два месяца.
– Ах да, в самом деле. Это было очень любезно с вашей стороны.
– Я своими глазами видел вас и Марджери в ваших объятиях в гостевой комнате.
– Тише, ради бога!
– Теперь ваш черед отплатить мне за доброту. Поговорите с отцом. Убедите его отказаться от Мердоу. Напирайте на то, что свадьба важнее. Настаивайте, что вы одобряете меня в качестве приора.
Лицо Ричарда выражало отчаяние. Он сознавал, что очутился между молотом и наковальней.
– Я не могу! – В его голосе звучал ужас. – С моим отцом не спорят. Вы ведь его знаете.
– Попытайтесь.
– Уже пытался! Мне удалось уговорить его сделать вас помощником аббата.
Годвин сомневался, что Роланд согласился на подобное. Ричард наверняка придумал это обещание, зная, что нарушить его ничего не стоит.
– Благодарю. Но этого недостаточно.
– Подумайте хорошенько, – взмолился епископ. – Больше я ничего не прошу.
– Ладно. Попросите вашего отца о том же самом.
– О господи, – простонал Ричард. – Это очень плохо кончится.
Свадьбу назначили на воскресенье. В субботу вместо службы шестого часа Годвин велел провести проверку – сначала церемония поставления нового приора, затем венчание. Выдался очередной пасмурный день, по небу плыли низкие серые, набухшие дождем облака, и в соборе царил полумрак. После проверки братья и сестры отправились на обед, послушники принялись убирать церковь; к Годвину подошли Карл и Симеон, причем оба держались надменно.
– Кажется, все идет гладко? – бодро спросил Годвин.
Казначей ответил вопросом на вопрос:
– А поставлять будут тебя, брат?
– Конечно.
– Мы слышали, граф велел провести еще одни выборы.
– Вы считаете, он имеет на это право?
– Разумеется, нет, – отрезал Симеон. – Граф может выдвинуть кандидата, и все. Но уверяют, что епископ Ричард не утвердит твое избрание.
– Это Ричард вам сказал?
– Нет, сам он этого не говорил.
– Значит, пустые слухи. Поверьте, епископ меня утвердит. – Годвин говорил уверенно и мечтал лишь о том, чтобы испытывать такую же уверенность в душе.
Карл озабоченно спросил:
– Это ты сказал Ричарду, брат, что монахи откажутся от участия в венчании?
– Да.
– Весьма смело. Мы здесь не для того, чтобы бунтовать против знати.
Годвин предполагал, что Карл пойдет на попятную при первых же признаках обострения. По счастью, сам он не собирался испытывать решимость монахов.
– Нам не придется этого делать, не волнуйтесь. Пустая угроза. Но не говорите этого епископу.
– Так ты не станешь просить братьев не ходить на свадьбу?
– Нет.
– Ты затеял опасную игру, брат, – заметил казначей.
– Возможно, но я уверен, что опасность грозит только мне.
– Ты ведь даже не хотел становиться приором. Не собирался выдвигаться. Просто согласился с тем, что тебя выдвинули, когда все остальные отпали.
– Я и не хочу быть приором, – солгал Годвин. – Но нельзя позволить, чтобы граф Ширинг делал выбор за нас. Это намного важнее моих личных чувств.
Симеон посмотрел на него с уважением.
– Очень достойно.
– Как и вы, братья, я лишь пытаюсь исполнять волю Божью.
– Да благословит Господь твои усилия.
Старики ушли. Убедив их, что действует бескорыстно, Годвин ощутил укол совести. Карл и Симеон сочли его чуть ли не мучеником. «Но это так и есть, – твердил он себе, – я просто пытаюсь исполнить волю Божью».
Он осмотрелся. Собор вновь принял обычный вид. Годвин уже собрался отправиться на обед в дом приора, когда появилась Керис. Ее голубое платье резко выделялось в сером полумраке.
– Тебя поставляют завтра?
Годвин усмехнулся.
– Все задают мне этот вопрос. Ответ – да.
– Мы слышали, что граф затеял войну.
– Он ее проиграет.
Девушка пристально посмотрела на двоюродного брата умными зелеными глазами.
– Я знаю тебя с детства и вижу, когда ты врешь.
– Я не вру.
– Ты делаешь вид, что уверен в победе, а на самом деле это не так.
– Это не грех.
– Моего отца беспокоит мост. А монах Мердоу, судя по всему, будет еще больше на побегушках у графа, чем Савл Белая Голова.
– Мердоу не станет приором Кингсбриджа.
– Ну вот опять.
Годвин поморщился от ее проницательности.
– Не знаю, что тебе еще сказать, – отрезал он. – Меня избрали приором, и я намерен принять этот пост. Граф Роланд хочет помешать, но он не имеет права, и я буду сражаться с ним всеми доступными средствами. Тебе интересно, страшно ли мне? Да. И все-таки я твердо намерен победить.
Керис ухмыльнулась.