– Он уже здесь.
Роланд в недоумении обвел глазами четырех сопровождавших его мужчин – обоих своих сыновей и двух священников.
Годвин посмотрел на Ричарда.
Роланд проследил за его взглядом. Спустя мгновение все взоры обратились на епископа.
Годвин затаил дыхание. Что Ричард сейчас сделает? Признается? Обвинит Годвина во лжи? Или придет в ярость и набросится на своего обвинителя?
Но на лице епископа читалось уныние, не гнев; через миг Ричард опустил голову и произнес:
– Что толку обманывать? Треклятый монах прав: девчонка не выдержит допроса.
Роланд побелел.
– Ты сделал это? – Он перестал кричать и оттого сделался еще более ужасен. – Ты переспал с девушкой, которую я помолвил с сыном графа?
Ричард смотрел в пол и молчал.
– Болван, – проговорил граф. – Предатель. Ты…
Филиппа перебила:
– Кому еще об этом известно?
Граф запнулся. Все уставились на леди Филиппу.
– Возможно, свадьба все же состоится, – продолжала та. – Слава богу, графа Монмута здесь нет. – Она поглядела на Годвина: – Кто еще об этом знает, кроме людей, что присутствуют здесь, и двух свидетелей из аббатства?
Годвин попытался унять сердцебиение. Он был так близок к успеху, что, кажется, способен даже ощутить его вкус.
– Больше никто, миледи.
– Все мы сохраним тайну, – сказала Филиппа. – Что ваши люди?
– Они подчинятся избранному приору. – Годвин голосом выделил слово «избранному».
Филиппа обернулась к Роланду.
– Тогда свадьба состоится.
Все воззрились на графа.
Тот сделал шаг вперед и ударил Ричарда по лицу. Это был умелый удар воина, знавшего, как вложить в руку всю свою силу. Хотя Роланд бил открытой ладонью, сын рухнул на пол.
Он замер, с ужасом глядя на отца, с губ потекла кровь.
Бледное лицо графа заблестело от пота – удар отнял много сил, – потом Роланда начала бить дрожь. Несколько мгновений все молчали. Затем граф, по видимости, справился со слабостью, бросил презрительный взгляд на скорчившегося на полу человека в лиловой сутане, повернулся и медленным, но твердым шагом вышел из собора.
24
Керис стояла на лужайке перед Кингсбриджским собором, где собралась по меньшей мере половина населения города, ожидая выхода жениха и невесты из больших западных ворот.
Девушка точно не знала, зачем пришла сюда. С того самого дня, когда Мерфин испытал свою лебедку и они крупно повздорили из-за женитьбы, ее вообще стали раздражать все свадьбы. Она злилась на Мерфина, пускай во всем, что тот говорил, безусловно, присутствовала толика разумности. Понятно, что он хочет иметь собственный дом и жить там вместе с нею; понятно, что он хочет спать с ней каждую ночь и иметь детей. Этого все хотят – все, кроме нее.
На самом деле и она хотела того же самого. Ей хотелось ложиться рядом с Мерфином каждый вечер, обнимать его гибкое тело в любое время суток, чувствовать на себе его ловкие руки, просыпаясь по утрам, рожать ему детей, которых они вдвоем будут любить и холить. Но она не желала того, что еще подразумевалось под браком. Хотела любовника, но не хозяина; хотела жить с ним, но не посвящать ему свою жизнь. А потому злилась на Мерфина, который вынуждал ее разрываться между одним и другим выбором. Почему нельзя и дальше жить так, как они жили до сих пор?
Уже три недели она почти не разговаривала с Мерфином. Керис притворялась, что подцепила летнюю простуду, и у нее на губе и вправду вскочила болезненная язвочка, отличный повод не целоваться. Мерфин по-прежнему обедал у них, любезно беседовал с отцом, но уходил, едва Эдмунд и Петранилла отправлялись спать.
Время шло, язвочка затянулась, гнев улегся. Керис отвергала саму мысль о том, чтобы однажды сделаться собственностью Мерфина, но скучала по нему. Однако сейчас его не было рядом. Он стоял в толпе, чуть поодаль, беседуя с Бесси Белл, дочерью владельца постоялого двора. Эту невысокую девушку отличали соблазнительные округлости тела и улыбка, которую мужчины называли обольстительной, а женщины – распутной. Мерфин что-то говорил, а Белл смеялась. Керис отвернулась.
Большие деревянные врата собора отворились. Толпа радостно заволновалась, и появилась хорошенькая невеста. Шестнадцатилетняя Марджери выступала в белом, с цветами в волосах. За нею следовал жених, высокий серьезный мужчина лет на десять старше.
Оба выглядели очень несчастными.
Молодые почти не знали друг друга: виделись раньше всего один раз, полгода назад, когда графы договорились о свадьбе. Ходили слухи, что Марджери любит другого, но, разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы девушка ослушалась графа Роланда. А похожий на школяра Монмут, казалось, только и мечтал удалиться в библиотеку и засесть за книги по геометрии. Как они уживутся вместе? Трудно представить себе, что между ними возникнет взаимное чувство вроде того, что согревало Керис и Мерфина.
Керис увидела, что Мерфин пробирается к ней сквозь толпу, и вдруг ее словно обухом по голове огрели: она раскаялась в собственной неблагодарности. Какое счастье, что она не племянница графа! Никто не будет заставлять ее выходить замуж через силу. Она свободна выйти за человека, которого любит, а сама придумывает доводы, чтобы этого избежать.
Она обняла Мерфина и прильнула к его губам. Мерфин явно растерялся, но ничего не сказал. Наверняка найдутся мужчины, которых смутила бы столь резкая перемена, но Мерфину была присуща редкая уравновешенность, и мало что могло лишить его самообладания.
Они стояли рядом и смотрели, как из храма выходит граф Роланд, а за ним граф и графиня Монмут, затем епископ Ричард и приор Годвин. Керис отметила про себя, что ее двоюродный брат выглядит одновременно довольным и встревоженным, как будто это его свадьба. Неудивительно, ведь его только что назначили приором.
За сеньорами встали рыцари – в черно-красных ливреях Ширинга и желто-зеленых ливреях Монмута, – и процессия двинулась к зданию гильдейского собрания, где граф давал пир для гостей, приглашенных на свадьбу. Эдмунду полагалось там быть, а вот Керис удалось отговориться и с отцом отправилась Петранилла.
Когда свадебная процессия покинула аббатство, с неба посыпался мелкий дождик. Керис и Мерфин укрылись под навесом в приделе собора.
– Пойдем в алтарь, – предложил Мерфин. – Хочу взглянуть на работу Элфрика.
Гости между тем продолжали покидать собор. Продравшись сквозь толпу в противоположном направлении, Мерфин и Керис подошли к южному приделу алтаря. Эта часть собора была отведена для духовенства, и Керис наверняка попросили бы удалиться, но монахи и монахини уже ушли. Девушка осмотрелась; вокруг не было никого, кроме незнакомой, хорошо одетой рыжеволосой женщины лет тридцати – должно быть, гостьи, которая, судя по всему, кого-то ждала.
Мерфин запрокинул голову, разглядывая сводчатый потолок над приделом. Работы почти закончились, оставалось только небольшое отверстие в своде, затянутое беленым холстом, и неискушенному взгляду потолок казался цельным.
– Прилично постарался. Интересно, долго ли все продержится.
– Почему ты думаешь, что потолок ненадежен? – спросила Керис.
– Мы ведь не знаем, почему обрушился свод. Такое не случается без причины, это тебе не воля Божья, что бы там ни болтали монахи. А коли причина не устранена, что обрушилось один раз, может обрушиться и второй.
– Причину можно установить?
– Это нелегко. Элфрик точно не сможет. Я – да, смогу.
– Но тебя выгнали.
– Верно. – Мерфин постоял какое-то время с запрокинутой головой. – Хочу посмотреть сверху. Пойду поднимусь.
– Я с тобой.
Молодые люди огляделись; кроме рыжеволосой гостьи, одиноко стоявшей в южном трансепте, в соборе никого не осталось. Мерфин провел Керис к маленькой дверце, за которой пряталась узкая винтовая лестница. Девушка шла, думая, что скажут монахи, если узнают, что женщина бродила по их тайным ходам. Лестница выныривала на площадку над южным приделом.
Керис с любопытством осматривала свод с непривычной стороны.
– Это называется «экстрадо»[43], – пояснил Мерфин.
Ей нравилось, сколь небрежно, как бы между делом, Мерфин делился с нею познаниями в зодчестве, словно не сомневаясь, что ей интересно и она поймет. Он никогда не отпускал глупых шуточек про женщин, не способных понять устройство разных предметов.
Юноша двинулся по узкому проходу, затем прилег и принялся внимательно рассматривать новую кладку. Из озорства Керис легла рядом и обняла его, будто они очутились в постели. Мерфин дотронулся до раствора между новыми камнями, потом приложил палец к языку.
– Сохнет быстро.
– По-моему, очень опасно, если в щели остается влага.
Он покосился на нее.
– М-м… Влага, говоришь, в щели…
– Экий ты проказник.
Он поцеловал Керис, и девушка зажмурилась, наслаждаясь мгновением, а потом предложила:
– Идем ко мне. Мы будем одни. Отец с теткой ушли на свадебный пир.
Они уже собрались было встать, как вдруг снизу послышались голоса. В южном приделе, прямо под новой кладкой, беседовали мужчина и женщина. Их голоса лишь слегка приглушал беленый холст, прикрывавший отверстие в своде.
– Твоему сыну тринадцать, – сказала женщина. – Он хочет быть рыцарем.
– Все мальчишки хотят быть рыцарями, – ответил мужчина.
Мерфин прошептал:
– Не шевелись, или нас услышат.
Керис решила, что женский голос принадлежит рыжеволосой гостье. Мужской голос показался знакомым: вроде бы кто-то из братьев, – но у монаха не может быть сыновей.
– А дочери двенадцать. Она вырастет красавицей.
– Вся в мать.
– Немного похожа. – Женщина помолчала. – Я не могу оставаться долго, меня хватится графиня.
«Значит, она из свиты графини Монмут. Судя по всему, – подумалось Керис, – рассказывает о детях отцу, который не видел их много лет. Но кто же это?»
Мужчина спросил:
– Зачем ты искала меня, Лорина?