– Просто хотела повидаться. Мне горько, что ты лишился руки.
Керис ахнула и тут же прикрыла рот ладошкой, надеясь, что ее никто не услышал. В аббатстве был всего один монах без руки – брат Томас. Теперь девушка поняла, почему мужской голос показался ей знакомым. Выходит, у Томаса есть жена? И двое детей? Керис покосилась на Мерфина: лицо юноши выражало совершенное недоумение.
– Что ты сказала обо мне детям?
– Что ты умер, – хрипло ответила Лорина и вдруг заплакала. – Зачем ты ушел?
– У меня не было выбора. В любом другом месте мне грозила смерть. Даже тут я редко выхожу в город.
– Но зачем кому-то тебя убивать?
– Чтобы сохранить тайну.
– Мне было бы лучше, если бы ты умер. Вдова нашла бы мужа себе и отца детям. Я же несу бремя жены и матери, а помочь мне некому… никто не обнимет ночью.
– Прости, что жив.
– О, я не виню тебя. Не хочу, чтобы ты умирал. Я любила тебя когда-то.
– А я любил тебя так, как только могут любить подобные мне.
Керис нахмурилась. Что значит «подобные мне»? Он что, из тех мужчин, которые любят других мужчин? Такие порою встречались среди монахов.
Но Лорина, судя по всему, поняла Томаса и нежно произнесла:
– Я знаю.
Наступила долгая тишина. Керис понимала, что подслушивать нехорошо, тем более столь личный разговор, но обнаруживать себя было слишком поздно.
Лорина спросила:
– Ты счастлив?
– Да. Я не годился ни в мужья, ни в рыцари. Я молюсь за детей каждый день – и за тебя. Прошу Бога смыть с моих рук кровь всех убитых мною людей. Это та жизнь, которой я всегда хотел.
– В таком случае желаю тебе всего хорошего.
– Ты великодушна.
– Наверное, ты меня больше не увидишь.
– Знаю.
– Поцелуй меня, и попрощаемся.
Опять наступила тишина, затем послышались легкие шаги. Керис лежала неподвижно, стараясь не дышать. Внезапно Томас заплакал. Приглушенные рыдания исходили, казалось, из самых глубин его души. На глаза Керис тоже навернулись слезы.
Постепенно брат Томас успокоился. Он хмыкнул, прокашлялся и что-то пробормотал – должно быть, помолился вслух. Шаги стихли. Монах ушел.
Наконец-то стало возможным пошевелиться. Керис с Мерфином встали, молча вернулись к выходу с чердака, спустились по винтовой лестнице и двинулись по нефу огромного собора. Керис владело такое чувство, будто она увидела перед собою картину с изображением страшной трагедии: герои замерли в тех положениях, в каких их застигло событие, а об их прошлом и будущем можно только догадываться.
Известно, что изваяния и картины в разных людях вызывают разный отклик, и потому Керис ничуть не удивило, что Мерфин воспринял случившееся на свой лад. Когда вышли под летний дождик, юноша проговорил:
– Какая печальная история.
– А меня она бесит. Томас погубил эту женщину.
– Ты не вправе его обвинять. Он спасал свою жизнь.
– Зато ее жизнь теперь кончена. Супруга нет, но снова выйти замуж она не может и вынуждена одна растить двоих детей. У Томаса есть хотя бы монастырь.
– А у нее двор графини.
– Как ты можешь сравнивать? – разозлилась Керис. – Это скорее всего какая-нибудь дальняя родственница, которую держат из милости: выполняет мелкие поручения, помогает графине причесываться и выбирать наряды. У нее нет выбора, она в ловушке.
– Он тоже. Ты же слышала: он почти не выходит в город.
– Но Томас имеет определенное положение – он матрикуларий, принимает решения, что-то делает.
– У Лорины есть дети.
– Именно! Мужчина отвечает за самое важное строение в округе, а женщина прикована к детям.
– У королевы Изабеллы четверо детей, и какое-то время она пользовалась огромным влиянием в Европе.
– Для этого ей сначала пришлось избавиться от мужа.
В молчании они пересекли лужайку, вышли из аббатства, прошагали по главной улице и остановились перед домом Керис. Девушка поняла, что опять поссорилась с Мерфином, и опять из-за брака.
Мерфин обронил:
– Пообедаю в «Колоколе».
Это был постоялый двор отца Бесси.
– Ладно, – уныло ответила Керис.
Когда Мерфин двинулся прочь, девушка проговорила ему вослед:
– Лорине было бы лучше, если бы она вовсе не выходила замуж.
Мерфин бросил через плечо:
– А что ей оставалось?
«Вот в этом-то и штука, – обиженно думала Керис, заходя в дом. – Что остается женщине?»
Внутри никого не было. Эдмунд и Петранилла присутствовали на пиру, а слугам дали выходной. Только Скрэп лениво помахала хвостом, здороваясь с хозяйкой. Та рассеянно потрепала собаку по загривку и опустилась за стол в зале, продолжая размышлять.
Все молодые женщины христианского мира хотят одного – выйти замуж за любимого человека. Почему же ее это так пугает? Откуда у нее этот непонятный страх? Точно не от матери. Роза всегда хотела быть хорошей женой Эдмунду. Верила мужским словам о предназначении женщин. Матушкино отношение к жизни злило Керис, и, пускай Эдмунд никогда не жаловался, девушка подозревала, что оно тяготило и отца. Керис больше уважала сильную, хоть и противную тетку Петраниллу, чем покорную мать.
Но даже Петранилла позволяла мужчинам распоряжаться ее жизнью. Долгие годы она помогала брату возвышать и укреплять свое положение, пока он не стал олдерменом Кингсбриджа. Из всех ее чувств самым сильным была обида: на графа Роланда – за то, что ее бросил; на мужа – за то, что умер. Оставшись вдовой, тетка посвятила себя заботе о Годвине.
Королева Изабелла из той же породы. Она свергла своего мужа, короля Эдуарда II, но в итоге бразды правления Англией перехватил ее любовник, Роджер Мортимер. А потом подросший сын ощутил себя мужчиной и избавился от Мортимера.
«Что же мне делать? – думала Керис. – Проживать свою жизнь через мужчин?» Отец хотел, чтобы она трудилась вместе с ним, помогала ему в торговом ремесле. Еще можно заняться делом Мерфина: подыскивать ему заказчиков на работу в церквях и на постройку мостов, до тех пор покуда он не станет самым богатым и известным строителем Англии.
От мыслей отвлек стук в дверь, и в дом впорхнула, как птичка, мать Сесилия.
– Добрый день! – удивленно сказала Керис. – А я только что думала, вправду ли всем женщинам суждено проживать свою жизнь через мужчин. И тут вы, живой пример обратного.
– Ты не совсем права. – Сесилия ласково улыбнулась. – Я живу Иисусом Христом, а он тоже мужчина, хоть и Бог.
Девушка не была уверена, что это убедительный довод, гостеприимно открыла буфет и достала небольшой бочонок лучшего вина.
– Не угодно ли отцовского рейнского?
– Чуть-чуть, с водой.
Керис налила до половины две кружки вина, разбавила водой из кувшина.
– Отец с тетей на пиру.
– Знаю, но я пришла к тебе.
Керис уже догадалась. Настоятельница никогда не ходила в гости просто так.
Сесилия отпила вина и продолжила:
– Я думала о тебе, о том, как ты повела себя, когда рухнул мост.
– Я сделала что-то не так?
– Напротив. Ты все делала замечательно. Мягко, но твердо обращалась с пострадавшими, выполняла мои указания и сама соображала. На меня это произвело изрядное впечатление.
– Спасибо.
– Еще ты… не то что радовалась, нет, но получала удовлетворение от работы.
– Люди оказались в беде, а мы дарили им облегчение; что способно принести большее удовлетворение?
– Я прекрасно понимаю эти чувства, потому и стала монахиней.
Керис начала понимать, куда клонит Сесилия.
– Я не собираюсь провести жизнь в затворничестве.
– Проявленная тобою прирожденная способность ухаживать за больными – далеко не все. Едва людей начали приносить в собор, я спросила, кто так распорядился. Мне ответили – Керис, дочь суконщика.
– Но это было очевидно.
– Да, для тебя. – Сесилия посерьезнела, подалась вперед. – Подобный дар дается немногим. Я знаю, у меня он есть, и узнаю его в других. Когда все вокруг в смятении, страхе, ужасе, мы с тобою способны возглавить людей.
Девушка сознавала, что настоятельница права.
– Ну допустим, – признала она неохотно.
– Я наблюдаю за тобой десять лет, со дня смерти твоей матери.
– Вы утешали ее в горести.
– И уже тогда поняла, едва переговорив с тобою, что из тебя вырастет необычная женщина. Мои предчувствия подтвердились, когда ты пришла в монастырскую школу. Теперь тебе двадцать. В этом возрасте нельзя не задумываться о том, что делать в жизни. Мне кажется, у Господа есть для тебя работа.
– Откуда вы знаете, что думает Бог?
Настоятельница вздернула подбородок.
– Если бы кто-то другой из горожан задал мне такой вопрос, я бы велела ему встать на колени и молить о прощении. Но ты говоришь искренне, поэтому отвечу. Я знаю, что думает Бог, поскольку принимаю учение его Церкви и убеждена: он хочет, чтобы ты стала монахиней.
– Я слишком люблю мужчин.
– Эта беда одолевала и меня по молодости, но, поверь, с каждым прожитым годом жить становится все проще.
– Я не смогу жить по указке.
– Не притворяйся бегинкой[44].
– Кто это?
– Бегинки не признают никаких правил и считают свои обеты временными. Живут общинами, обрабатывают землю, выращивают скотину и не хотят, чтобы ими правили мужчины.
Керис всегда было интересно слушать про женщин, которые не признают никаких правил.
– Где же они живут?
– В основном в Брабанте. Их глава Маргарита Поретанская написала книгу под названием «Зерцало простых душ».
– Хотелось бы ее прочесть.
– Об этом не может быть и речи. Церковь осудила бегинок за так называемую «ересь свободного духа»: они верят, что мы можем достичь духовного совершенства здесь, на земле.
– Духовного совершенства? А что это такое? Это же просто слова.
– Если не откроешь разум Богу, никогда этого не поймешь.
– Простите, мать Сесилия, но всякий раз, когда я слышу про Бога от людей, то думаю: люди ведь грешны, и правда может оказаться совсем иной.