Годвин ответил:
– Я попросил Элфрика подготовить рисунки и расчеты.
– Хорошо. Пусть всем занимается семья.
– Элфрик – строитель аббатства.
– Могут еще найтись желающие. Будь начеку.
– Мне решать, кто будет строить мост.
Керис так разозлилась, что не удержалась и воскликнула, обращаясь к Петранилле:
– Как вы смеете?
– Я не с тобой говорила, – ответила та.
Керис пропустила отповедь мимо ушей.
– Почему не посмотреть рисунки Мерфина? Хотя бы для сравнения.
– Потому что он не член семьи.
– Да он фактически живет с нами!
– Но ты не выходишь за него замуж. Если бы вышла, может, все сложилось бы иначе.
Керис сознавала, что тут ее слабое место, и решила зайти с другого бока.
– Вы всегда были против Мерфина. Но все знают, что как строитель он лучше Элфрика.
Ее услышала сестра Элис.
– Элфрик научил Мерфина всему, а теперь тот кричит на всех углах, что разбирается в ремесле лучше учителя!
Это было нечестно, и Керис совсем разозлилась.
– А кто построил паром? – Она повысила голос. – Кто починил крышу церкви Святого Марка?
– Мерфин строил паром, еще работая у Элфрика. А церковь Святого Марка к Элфрику не обращалась.
– Да потому что было ясно, что у него не получится!
– Прошу вас! – Годвин, словно обороняясь, поднял руки. – Вы, конечно, мне родня, но я все-таки приор, а это все-таки собор. Нечего устраивать здесь бабью склоку.
К ним подошел Эдмунд.
– Вот-вот, приор совершенно прав. Перестаньте кричать.
Элис обвиняюще проговорила:
– Мог бы и поддержать зятя.
Керис вдруг пришло в голову, что сестра все больше становится похожей на Петраниллу. Хотя ей всего двадцать один, а тетке вдвое больше, в глаза бросались те же поджатые губы, тот же недовольный взгляд. Элис как-то заматерела, грудь натянула лиф платья, как ветер натягивает паруса.
Эдмунд строго посмотрел на дочь.
– Основанием для таких решений служат не семейные связи. Пусть Элфрик мой зять, это не поможет его мосту стоять ровно.
Керис знала, что в подобных вопросах отец не приемлет отговорок. Он верил, что дела следует вести с самыми надежными поставщиками, а на работу нанимать лучшего мастера, невзирая на дружеские или семейные отношения. «Тот, кто окружает себя лизоблюдами, на самом деле не очень верит в себя, – говаривал отец. – А если человек не верит в себя, как же я могу в него поверить?»
Петранилла пристально посмотрела на брата и спросила:
– А на каком же основании будет принято решение? Ты уже наверняка все продумал.
– Аббатство и гильдия рассмотрят предложения Элфрика и Мерфина, хотя можно подготовить и другие, – твердо ответил олдермен. – Все придется нарисовать и просчитать. Подсчеты проверят прочие строители.
– Никогда не слышала ничего подобного, – пробормотала Элис. – Как состязание лучников. Элфрик – строитель аббатства. Он должен получить эту работу.
Отец не обратил на слова дочери никакого внимания.
– Потом обоим строителям предстоит ответить на вопросы видных горожан на заседании приходской гильдии. И только потом… – Эдмунд покосился на Годвина, который делал вид, будто не замечает, что его лишают права решать единолично. – Только потом приор вынесет свое решение.
Заседание проходило в здании гильдейского собрания на главной улице. Этот дом располагал каменным сводчатым подвалом и деревянной надстройкой, увенчанной черепичной крышей с двумя печными трубами. В подвале находилась кухня, где готовили угощение для пиршеств, тюрьма и помещение для констебля. Зал наверху был просторный, как церковь: сто футов в длину и тридцать в ширину. В одном ее конце размещалась часовня. Поскольку длинные бревна на всю ширину крыши являлись редкостью и стоили дорого, пространство делил ряд деревянных колонн, поддерживавших потолочные балки.
Постороннему здание виделось непритязательным, построенным из дешевых материалов, не то что собор. Но, как часто говорил Эдмунд, деньги, которые здесь зарабатывали, шли на лепнину и витражи храма. Место заседаний гильдии отличалось не роскошью, а удобством. На стенах висели шпалеры, окна были застеклены, зимой дом отапливали два огромных очага. Когда дела шли хорошо, подаваемыми здесь блюдами не погнушались бы и при королевском дворе.
Приходскую гильдию основали несколько сот лет назад, когда Кингсбридж был совсем еще крохотным городком. Тогда несколько торговцев решили собрать деньги на убранство собора. При встречах за едой и выпивкой богатые люди неизбежно принимались обсуждать общие заботы, и вскоре сбор средств на собор вытеснил более насущные и более важные дела. С самого начала тон в гильдии задавали торговцы шерстью, поэтому в конце зала стояли огромные весы и образец мешка весом 364 фунта. Когда Кингсбридж разросся, появились и другие ремесленные цеха – плотников, каменщиков, пивоваров, кузнецов, – но самые видные их члены непременно входили в состав приходской гильдии, сохранявшей главенствующее положение в городе. Она стала чем-то вроде торговой гильдии, какие хозяйничали во многих английских городах; в Кингсбридже появлению последней всячески противилось аббатство.
Мерфин никогда не присутствовал ни на собраниях, ни на пирах, хотя несколько раз бывал в гильдии по менее значимым поводам. Ему нравилось задирать голову и изучать сложную геометрию балок, пытаясь разобраться, как вес широкой крыши, словно в воронку, будто стекает по немногочисленным тонким деревянным колоннам. В основном все казалось ему разумным, кроме пары деревянных деталей, которые виделись необязательными и даже лишними, потому что переносили вес на слабые части конструкции. Ведь никто толком не знал, почему здания стоят прочно и не рушатся. Строители руководствовались чутьем и опытом и иногда совершали ошибки.
Но тем вечером Мерфин слишком волновался, чтобы по достоинству оценивать работу своих предшественников. Гильдии предстояло вынести решение относительно моста. План Мерфина был намного лучше плана Элфрика. Но способны ли это оценить члены гильдии?
У соперника имелось важное преимущество – рисуночный настил. Мерфин тоже мог бы попросить у Годвина разрешения работать на чердаке, но, опасаясь дальнейших козней Элфрика, нашел другой выход: он натянул на деревянную раму большой пергамент и выполнил рисунок пером и чернилами. Это оказалось даже удобнее, поскольку он принес рисунок с собой и все собравшиеся могли его видеть, а творение Элфрика мастерам приходилось представлять по памяти.
Юноша закрепил раму в торце зала на треноге, которую сконструировал нарочно для этого вечера, и его работа бросалась в глаза всем входившим, пускай большинство уже повидали рисунок за последние несколько дней по крайней мере один раз. Мастера также поднимались по винтовой лестнице на чердак, посмотреть рисунки Элфрика. Мерфину чудилось, что многие негласно предпочитают его мост, хотя кое-кто говорил вслух, что опасно отдавать первенство юнцу, отвергая опытного строителя. Впрочем, немало было и тех, кто держал свое мнение при себе.
По мере того как зал заполнялся – в основном мужчинами и редкими женщинами, – гул нарастал. Все приоделись, как в церковь: мужчины, несмотря на теплый летний день, надели дорогие суконные плащи, а женщины – красивые головные уборы. Хотя женщины занимали более низкое по сравнению с мужчинами положение и только ленивый не язвил по поводу их деловых качеств, в действительности некоторые самые влиятельные и состоятельные горожане носили юбки. К таковым относилась мать Сесилия – она сидела впереди со своей помощницей, монахиней по прозвищу Старушка Юлия. Пришла и Керис – все признавали, что она правая рука Эдмунда. Мерфин подсел к девушке на скамью и с удовольствием прижался боком, ощутив всплеск желания. Все жители города, занимавшиеся торговлей, даже монахи и священники, обязаны были вступить в гильдию, прочие могли торговать лишь в рыночные дни. Когда торговец умирал, обычно его дело продолжала вдова. Бетти Бакстер стала самым известным городским пекарем; Сара-трактирщица нынче сама содержала постоялый двор «Остролист». Трудно и жестоко было запрещать таким женщинам зарабатывать на жизнь. Намного проще выходило принять их в гильдию.
Обыкновенно на подобных заседаниях, сидя на помосте в большом деревянном кресле, председательствовал Эдмунд, однако сегодня на помост поставили сразу два кресла. В одно уселся олдермен, а второе он предложил приору Годвину. Того сопровождали все старшие монахи, и Мерфин с радостью увидел среди них брата Томаса. Еще среди монахов был Филемон, долговязый и неуклюжий, и Мерфин подивился, зачем настоятель взял его с собой.
Приор выглядел обиженным на весь белый свет. Открывая собрание, Эдмунд благоразумно признал, что мост находится в ведении аббатства и окончательный выбор, следовательно, за приором, но все знали, что на самом деле это олдермен созвал заседание и вырвал решение из рук Годвина. Если собравшиеся придут сегодня к единому мнению, приору будет крайне сложно отмахнуться от общей точки зрения в этом не столько религиозном, сколько денежном вопросе. Эдмунд попросил приора перед началом заседания прочесть молитву, и Годвин, конечно, не мог отказать; впрочем, понимая, что его обошли, приор держался так, как будто в зале чем-то воняет.
Олдермен поднялся.
– Мы имеем два плана – Элфрика и Мерфина. При подсчете расходов оба использовали один и тот же метод.
– Еще бы. Он всему научился у меня, – вставил Элфрик.
Старики в зале засмеялись.
Это была правда. Существовали способы подсчета расхода материалов на квадратный фут стены, на кубический ярд фундамента, на фут потолочных перекрытий, а также для более сложных работ по аркам и сводам, и этими способами пользовались все строители, пусть и каждый по-своему. Расчеты для моста были сложными, но не сложнее, чем при возведении церкви.
Олдермен продолжил:
– Они взаимно перепроверили расчеты друг друга, так что тут спорить не о чем.