– Ты можешь стать знахаркой, как Мэтти.
– Это будет для моих настоящим ударом. Представь, что скажет Петранилла! Мать Сесилия считает, что мой удел – монашество.
Мерфин рассмеялся:
– Видела бы она тебя сейчас!
Он поцеловал нежную кожу на внутренней стороне ее бедра.
– Может, ей тоже этого хочется, – возразила Керис. – Знаешь ведь, что говорят про монахинь.
– А почему она решила, что тебе нужно в монастырь?
– После крушения моста я помогала ухаживать за ранеными. И мать-настоятельница говорит, что у меня прирожденный дар.
– Так оно и есть. Даже я это вижу.
– Я лишь выполняла указания Сесилии.
– Но людям после разговора с тобой становилось легче. Ты всегда выслушивала их и только потом говорила, что делать.
Девушка погладила Мерфина по щеке.
– Я не могу стать монахиней. Ты мне слишком нравишься.
Волосы на ее лобке были красновато-рыжими, с золотистым отблеском.
– У тебя родинка. Прямо здесь. Надо же, в таком месте.
– Знаю. Это с детства. Я всегда считала, что это ужасно, и так радовалась, когда у меня начали расти волосы. Теперь-то, думала я, муж не увидит. А ты рассмотрел.
– Монах Мердоу назвал бы тебя ведьмой. Лучше не показывай ему.
– Даже если он останется последним мужчиной на свете.
– Эта родинка спасает тебя от богохульства.
– О чем ты?
– Арабы каждое произведение искусства создают с небольшим изъяном, чтобы оно не могло тягаться с божественным совершенством.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Один флорентиец рассказывал. Послушай, по-твоему, гильдии нужен остров?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я бы его взял.
– Четыре акра камней и кроликов? Зачем?
– Построил бы склад и строительный двор. Камни и дерево по реке прибывали бы сразу ко мне. А после моста возвел бы на острове дом.
– Хорошая мысль. Но просто так его не отдадут.
– А если в качестве частичной уплаты за постройку моста? Я мог бы, скажем, отдать за него половину жалованья за два года.
– Твое жалованье – четыре пенса в день… тогда остров стоил бы чуть больше пяти фунтов. Мне кажется, что гильдия будет рада получить столько за бесплодный остров.
– Думаешь, здравая мысль?
– Думаю, когда мост будет построен и остров станет доступным, ты поставишь там дома и станешь их сдавать.
– Да, – задумался Мерфин. – Надо поговорить с твоим отцом.
26
На обратном пути с охоты в Эрлкасл все мужское окружение графа Роланда пребывало в отменном настроении, а Ральф Фицджеральд был попросту счастлив.
Рыцари, сквайры, собаки пересекали подъемный мост графского замка, точно вражеское войско. Морось в воздухе приятно холодила разгоряченных, усталых и довольных людей и животных. Охотники могли похвастаться несколькими по-летнему упитанными оленихами – из них выйдет отличный ужин – и крупным старым самцом, слишком жесткое мясо которого годилось только для собак; его убили из-за роскошных рогов.
Всадники спешились во дворе, в нижней петле рва, имевшего форму восьмерки. Ральф расседлал Гриффа, пробормотал ему в ухо слова благодарности, накормил морковкой и передал конюху. Поварята утащили окровавленную тушу оленя. Мужчины громко вспоминали охоту, смелые прыжки, опасные падения и чудесные избавления, когда рассказчик бывал буквально на волосок от гибели; хвастались, шутили, смеялись. Ральф еще чувствовал запах, который так любил: смесь конского пота, вымокших собак, кожи и крови.
Осознав, что стоит подле лорда Уильяма Кастера, старшего сына графа, он заметил:
– Великолепная охота.
– Отличная, – согласился лорд, сдвинул шапку и почесал лысеющую голову. – Хотя жаль, конечно, старого Бруно.
Бруно, вожак собачьей своры, чуть поспешил. Самца уже загнали, у того не осталось сил бежать, и он развернулся на собак, выставив вперед могучие окровавленные плечи. Пес подпрыгнул, чтобы вцепиться жертве в горло, но олень последним усилием вскинул голову, выгнул мускулистую шею и поддел пса рогами. Это усилие оказалось смертельным: спустя мгновение его уже терзали собаки, – однако, прощаясь с жизнью, старый самец намотал на рога кишки Бруно, точно спутанную веревку, и Уильям, чтобы избавить пса от страданий, длинным кинжалом перерезал ему глотку.
– Смелый был пес. – Ральф сочувственно сжал плечо Уильяма.
– Как лев, – согласился лорд.
Время показалось сквайру удачным, и Ральф решился заговорить о своем будущем. Лучшей возможности могло и не представиться. Он служил Роланду уже семь лет, был смелым и сильным; когда рухнул мост, он спас графу жизнь, но до сих пор оставался оруженосцем. Чего еще от него хотят?
Вчера на пути из Кингсбриджа в Ширинг он случайно встретил в таверне брата. Мерфин спешил в каменоломню аббатства, однако не преминул поделиться новостями. Он собирался построить самый красивый мост в Англии и стать богатым и знаменитым. Вот родители обрадуются. Это известие повергло Ральфа в еще большее уныние.
Стоя возле лорда Уильяма, сквайр не мог придумать, как правильно задать важный вопрос, и поэтому просто выпалил:
– Прошло уже три месяца, как я спас жизнь вашему отцу в Кингсбридже.
– Многие оспаривают эту честь, – ответил Уильям. Его жесткий взгляд напоминал Роландов.
– Я вытащил его из воды.
– Мэтью-цирюльник лечил, монахини меняли повязки, а монахи молились. Хотя жизнь ему спас Бог.
– Аминь, – отозвался Ральф. – Но все-таки я очень надеюсь на некую признательность.
– Моему отцу трудно угодить.
Стоявший рядом вспотевший и раскрасневшийся Ричард, брат Уильяма, услышал последнюю фразу и заметил:
– Истинно, как Библия.
– Не скули, – бросил Уильям. – Твердость нашего отца сделала нас сильными.
– Насколько я помню, она сделала нас несчастными.
Уильям отвернулся, должно быть, не желая обсуждать тему в присутствии человека более низкого положения.
Когда лошадей отвели на конюшни, люди разбрелись по двору, потянулись мимо кухонь, сараев и часовни ко второму подъемному мосту, который вел к маленькому внутреннему дворику – верхней петле восьмерки. В графском жилище, привычном замке-башне, внизу располагались подвалы, над ними – большой зал, а на узком верхнем ярусе находились жилые покои графа. Высокие деревья около башни и ее макушку облюбовала стая грачей, которые яростно дрались между собой и недовольно галдели. Роланд сидел в зале, уже сменив грязный охотничий костюм на пурпурную мантию. Ральф встал поближе к графу, решив при первой же возможности заговорить о своем.
Граф добродушно пререкался с леди Филиппой – одной из немногих, кто смел ему противоречить, ничем не рискуя. Они говорили о замке.
– Мне кажется, здесь ничего не менялось уже сто лет, – сказала Филиппа.
– Потому что прекрасно построено, – ответил граф, выговаривая слова левой стороной рта. – Главные силы враг потратит, прорываясь на нижний двор, а чтобы добраться до башни, ему предстоит выиграть еще одно сражение.
– Именно! – воскликнула Филиппа. – Замок построен для обороны, не для удобства. Но когда в этой части Англии последний раз случалось нападение на замок? На моей памяти такого не было.
– На моей тоже. – Роланд усмехнулся подвижной стороной лица. – Видимо потому, что у нас столь надежная оборона.
– Был один епископ, который, когда путешествовал, всегда разбрасывал по дороге желуди, защищаясь от львов. – Филиппа улыбнулась. – Когда ему напомнили, что в Англии львов не водится, он ответил: «Значит, средство и вправду помогает».
Граф рассмеялся.
Филиппа добавила:
– Большинство благородных семейств живут сегодня в более удобных домах.
Ральфу было наплевать на роскошь, но не на Филиппу. Сквайр пожирал ее глазами, пока та, не обращая на него никакого внимания, говорила со свекром. Воображал, как она возится под ним, как дергается ее обнаженное тело, как она кричит от удовольствия, от боли – или от того и другого сразу. Будь он рыцарем, у него могла бы быть такая женщина.
– Лучше снести старую башню и построить современное жилище, – продолжала между тем Филиппа. – С большими окнами, со множеством каминов. На первом этаже устроить зал, с одной стороны жилые покои, куда мы могли бы удаляться на ночь, когда приезжаем к вам в гости, а с другой – кухню, чтобы подавать блюда еще горячими.
Вдруг Ральф понял, что может принять участие в разговоре.
– Я даже знаю, кто может построить вам такое жилище.
Граф и леди удивленно оглянулись. Что сквайр может понимать в строительстве?
– Кто же? – спросила Филиппа.
– Мой брат Мерфин.
– Тот парень с забавным лицом, который советовал мне купить зеленый шелк, поскольку он якобы подходит к моим глазам?
– Он говорил это из лучших побуждений.
– Я не совсем поняла, что твой брат имел в виду. Так он строитель?
– Лучший, – с гордостью ответил Ральф. – Смастерил в Кингсбридже новый паром, затем придумал, как починить крышу церкви Святого Марка, чего никто не мог сделать, а теперь ему заказали самый красивый в Англии мост.
– Почему-то меня это не удивляет, – заметила Филиппа.
– Какой мост? – уточнил Роланд.
– Новый, в Кингсбридже. Со стрельчатыми арками, как в соборе, и шириной для разъезда двух повозок!
– Я ничего об этом не слышал, – проронил граф.
Ральф понял, что Роланд недоволен. Но почему?
– Мост ведь нужно восстановить. – Ральф словно оправдывался.
– Не уверен, – процедил граф. – Сегодня торговцев едва хватает на два соседних рынка, в Кингсбридже и Ширинге. Пускай нам приходится мириться с рынком в Кингсбридже, это не значит, что мы должны радоваться наглой попытке аббатства оттянуть торговцев из Ширинга. – Тут вошел епископ Ричард, и Роланд повернулся к сыну: – Ты ничего не говорил мне о новом мосте в Кингсбридже.
– Я сам не знал, – ответил Ричард.
– Обязан знать, ты же епископ.
Ричард покраснел.
– Епископ Кингсбриджа живет в Ширинге или его окрестностях со времен войны между королем Стефаном и императрицей Мод