Спустя какое-то время Гвенда зашла в дом.
Освещенный лунным светом, Вулфрик ничком лежал на соломе, спина его содрогалась от рыданий. Он должен был слышать скрип двери, но не повернул головы.
Девушка встала рядом на колени и осторожно прикоснулась к его густым волосам. Вулфрик не пошевелился. Она редко дотрагивалась до него, и сейчас не могла отказать себе в удовольствии погладить по голове. Ласка будто немного успокоила его, рыдания поутихли.
Чуть погодя Гвенда осмелилась прилечь рядом. Думала, он оттолкнет ее, но вместо этого Вулфрик с закрытыми глазами повернулся к ней. Она рукавом вытерла его слезы, млея оттого, что он тут, с нею, и позволяет ей маленькие нежности. Очень хотелось поцеловать смеженные веки, но Гвенда решила не пытать удачу из боязни спугнуть юношу.
Через несколько мгновений Гвенда поняла, что Вулфрик уснул.
Она тихо порадовалась. Значит, ему с нею хорошо, значит, она может остаться, по крайней мере пока он не проснется.
Осенняя ночь выдалась холодной. Когда дыхание Вулфрика стало ровнее, Гвенда потихоньку встала, сняла с крючка на стене одеяло и укрыла юношу. Тот не шелохнулся.
Не обращая внимания на холод, она стянула платье и легла к Вулфрику обнаженной, накрыв одеялом его и себя, прильнула плотнее, положила голову ему на грудь. Гвенда слышала, как бьется его сердце, и чувствовала макушкой его дыхание. Тепло большого тела согревало. Когда луна зашла, стало совсем темно. Девушка думала, что могла бы лежать так всю жизнь.
Ей не спалось. Она не собиралась впустую тратить драгоценные мгновения близости и радовалась каждому мигу, зная, что это может не повториться: украдкой прикасалась к нему, стараясь не разбудить, кончиками пальцев перебирала легкую холщовую рубашку, гладила грудь и спину, пересчитывала ребра, дотрагивалась до изгиба плеча и косточки на локте.
Когда лежал на спине, Гвенда клала голову ему на плечо и опускала руку на плоский живот. Потом Вулфрик отвернулся, и тогда она прижалась совсем вплотную, обвила его тело своим, припала грудью к его широкой спине, бедрами к бедрам, коленями к тыльной стороне его коленей. Затем он снова повернулся к ней, обвил рукой ее плечи, закинул ногу на бедро. Нога его была очень тяжелой, но девушка не противилась – дискомфорт доказывал, что это не сон.
Вулфрик спал крепко, но среди ночи вдруг жадно поцеловал Гвенду, грубо всунул язык ей в рот, принялся мять грудь большой ладонью. На мгновение Гвенда растерялась. Конечно, Вулфрик мог делать с нею все, что угодно, но это было на него непохоже: обычно он вел себя куда ласковее. Внезапно он столь же резко отпрянул и, ровно дыша, перекатился на спину. Гвенда поняла, что он вовсе не просыпался, просто дотронулся до нее во сне, принимая за Аннет.
Она не спала, но все же задремала. Ей привиделось, как Вулфрик знакомит ее с каким-то мужчиной и называет своей женой. Потом, как она, беременная, работает в поле и лишается чувств средь бела дня, а Вулфрик берет ее на руки, несет домой и моет ей лицо холодной водой. Потом, как он, уже старик, играет с внуками, балует их яблоками и медовыми сотами.
«Внуки?» – горько усмехнулась девушка. Ну да, воображение разыгралось не на шутку, пускай парень всего-то позволил ей обнять его, когда выплакался и уснул.
Потом она прикинула, что вот-вот забрезжит рассвет, а значит, райское блаженство скоро кончится. Дыхание Вулфрика изменилось, юноша перекатился на спину. Ее рука легла ему на грудь, просунулась дальше, под мышку. Спустя несколько мгновений Гвенда ощутила, что он проснулся и о чем-то размышляет. Она не шевелилась, боясь, что, если заговорит или двинется, ночные чары спадут.
Вскоре Вулфрик повернулся к ней, обнял и провел рукой по голой спине, погладил, но она не знала, что думать: рука скользила, перебирала, будто удивляясь нагой коже, дотронулась до шеи, потом плавно опустилась вниз, до самого изгиба бедра.
Затем он заговорил – шепотом, словно опасаясь, что их подслушивают:
– Она вышла за него замуж.
– Да, – тоже шепотом ответила Гвенда.
– Это не любовь.
– Настоящая любовь всегда сильная.
Его рука по-прежнему лежала на ее бедре, дразняще близко к тем местам, где ей хотелось бы ощутить его прикосновение.
– Я когда-нибудь перестану ее любить?
Девушка взяла его ладонь и провела по своему телу.
– У нее две груди, как вот эти. – Она сама не понимала, зачем это делает: ею руководило чутье, и Гвенда повиновалась, не зная, куда приведет наитие.
Вулфрик застонал, и она прижала его пальцы сперва к одной груди, потом к другой.
– Такие же волосы внизу, как у меня, – продолжала она, снова передвинув его руку.
Дыхание Вулфрика участилось. Оставив его руку на своих чреслах, Гвенда принялась гладить его тело под рубахой, а ощутив его возбуждение, стиснула его член и прошептала:
– Такие же руки, как у меня.
Он задвигал бедрами, Гвенда испугалась, что все закончится, толком не успев начаться. Ей хотелось вовсе не этого. Она осторожно перекатила Вулфрика на спину, быстро взобралась на него и уселась верхом.
– Внутри она горячая и мокрая, как я. – С этими словами она приняла Вулфрика в себя. Ей случалось быть с мужчинами прежде, но ничего подобного она раньше не испытывала. Она ощущала себя заполненной, но ей было мало и хотелось больше. Она двигалась заодно с движением его бедер: вверх-вниз, вверх-вниз, склонилась над ним и поцеловала в губы, окруженные бородкой.
Он обхватил ладонями ее голову и поцеловал в ответ.
– Я люблю тебя, – шептала Гвенда. – Так тебя люблю.
Он зарычал в исступлении, и она запрыгала на его бедрах, точно на спине необъезженной лошади. Наконец он излился в нее, вскрикнул и проговорил:
– О, я тоже тебя люблю! Я люблю тебя, Аннет!
28
Вулфрик вновь уснул, но Гвенда от волнения спать не могла. Она таки сумела завоевать его тут же – в этом девушка не сомневалась. Не имело значения, что пришлось в какой-то миг притворяться Аннет: главное, что он любил ее с такой страстью и целовал потом с такой нежностью и благодарностью, что стало ясно – он принадлежит ей навсегда.
Сердцебиение улеглось, мысли пришли в порядок, и Гвенда вновь вспомнила о споре за наследство. Она не была готова уступить, особенно теперь. До рассвета она размышляла, что же можно сделать. Когда Вулфрик проснулся, Гвенда сказала:
– Я иду в Кингсбридж.
– Зачем? – удивился он.
– Вдруг ты все-таки можешь получить свою землю.
– Как?
– Не знаю. Но Ральф пока никому ее не передал, поэтому еще не все потеряно. А ты заслужил землю, она полита твоим потом.
– Что ты собираешься делать?
– Повидаюсь с братом. Филемон лучше разбирается в таких делах. Он что-нибудь придумает.
Вулфрик как-то странно посмотрел на нее.
– Что не так? – спросила она.
– Ты вправду меня любишь?
Она улыбнулась, переполненная счастьем, и ответила:
– Давай как-нибудь повторим. Договорились?
На следующее утро Гвенда сидела на каменной скамье возле огорода Кингсбриджского аббатства и ждала Филемона. Всю долгую дорогу от Уигли она снова и снова припоминала каждое мгновение воскресной ночи, заново наслаждалась телесной близостью, мысленно повторяла сказанные слова. Вулфрик так и не сказал, что любит ее, но спросил, вправду ли она его любит. Ему как будто по нраву ее любовь, пускай он даже слегка обескуражен страстью Гвенды.
Добиться для него справедливости ей хотелось почти так же сильно, как присвоить его самого. Она хотела этого ради них обоих. Гвенда с радостью вышла бы за Вулфрика, будь тот безземельным батраком, как ее отец, однако мечтала о лучшей участи и была исполнена решимости бороться.
Филемон вышел в огород в новом облачении послушника.
– Хольгер! – воскликнула она, от удивления назвав брата настоящим именем. – Ты стал послушником, как и хотел!
Брат гордо улыбнулся и великодушно не обратил внимания на прежнее имя.
– Это все Годвин устроил, едва его утвердили приором. Он удивительный человек. Для меня честь служить ему. – Он подсел к сестре на скамью.
Стоял мягкий осенний день, облачный, но сухой.
– Как твоя учеба?
– Медленно. В детстве учиться читать и писать легче. – Филемон поморщился. – Мальчишки меня опережают в учении, но я уже умею писать на латыни «Отче наш».
Гвенда позавидовала брату. Она-то не могла написать даже собственное имя.
– Здорово!
Брат шел к тому, чтобы осуществить мечту всей своей жизни и сделаться монахом. Может, чин послушника избавит Филемона от ощущения бесполезности, которой, как была уверена Гвенда, отчасти объяснялись его вранье и хитрость.
– А ты как? – спросил он. – Зачем ты пришла в Кингсбридж?
– Ты знаешь, что Ральф Фицджеральд стал лордом Уигли?
– Да. Он сейчас здесь, остановился в «Колоколе» и пустился во все тяжкие.
– Ральф отказал Вулфрику в праве наследовать землю, которую держал его отец. – Девушка вкратце изложила Филемону суть дела. – Мне нужно знать, можно ли оспорить это решение.
Брат покачал головой.
– В двух словах – никак нельзя. Вулфрик, конечно, может обратиться к графу Ширингу с просьбой отменить решение Ральфа, но граф не станет вмешиваться, поскольку не затронуты его личные интересы. Даже если сочтет решение несправедливым – а оно очевидно таково, – он не станет прилюдно осаживать своего нового ставленника. Но тебе-то что? Я думал, Вулфрик женится на Аннет.
– Когда Ральф объявил о своем решении, Аннет бросила Вулфрика и вышла за Билли Говарда.
– А ты подобрала Вулфрика.
– Кажется, да. – Гвенда почувствовала, что краснеет.
– С чего взяла-то? – с хитринкой спросил Филемон.
– Воспользовалась случаем, – призналась девушка. – Он очень горевал из-за свадьбы Аннет, и я разделила с ним ложе.
– Вот и славно. Мы родились бедными, а значит, вынуждены добиваться своего хитростью. Совесть – она для богачей.
Гвенде не очень понравились эти рассуждения брата. Порою тот, казалось, был готов оправдывать тяжелым детством все что угодно. Впрочем, ее слишком расстроили слова насчет наследства, чтобы беспокоиться из-за чего-то еще.