«Блестящая мысль, – с восхищением подумала Керис. – Это так похоже на Мерфина: придумать то, что никому больше не придет в голову. Но получится ли?»
– А погода? – спросил Годвин.
– Дождь стал проклятием для крестьян, но зато не пускает в город холода. Думаю, у нас есть еще пара недель.
Возбужденный Эдмунд, прихрамывая, ходил взад-вперед по чердаку.
– А если ты в ближайшие дни поставишь береговые устои…
– То к концу следующего года мы закончим основные работы.
– А можно будет пользоваться мостом уже в следующем году?
– Нет… хотя погодите. На ярмарочную неделю можно положить временный деревянный настил.
– Значит, у нас будет настоящий мост, и мы пропустим всего одну ярмарку!
– После ярмарки положим каменный настил, чтобы он дал осадку. Тогда на третий год мост можно будет использовать полноценно.
– Черт подери, так и нужно сделать! – воскликнул Эдмунд.
Годвин тихо напомнил:
– Сперва предстоит вычерпать воду.
Мерфин кивнул:
– Трудная работа. Изначально я отводил на нее две недели. Но это я тоже продумал. Однако давайте сперва перевезем камни.
Когда Годвин и Эдмунд, оживленно обсуждая новости, начали спускаться по узкой винтовой лестнице, Керис схватила Мерфина за рукав и задержала. Он решил, что пора целоваться, и обнял ее, но девушка уперлась кулаками ему в грудь.
– У меня новости.
– Еще?
– Я беременна.
Она смотрела ему в глаза. Сначала Мерфин удивленно приподнял рыжеватые брови, затем моргнул, склонил голову набок и, печально улыбнувшись, пожал плечами, словно говоря: «Ничего удивительного». Потом лицо его озарила радостная улыбка, и, наконец, он просиял.
– Это же чудесно!
В этот миг Керис его ненавидела.
– Да что же тут чудесного?
– Как что?
– Да то, что я не хочу провести свою жизнь в рабстве, даже у собственного ребенка.
– В рабстве? Что же, всякая мать рабыня?
– Ну конечно! Ты до сих пор меня не понимаешь?
Мерфин растерялся и обиделся; Керис захотелось ослабить напор, но слишком уж долго копился в душе гнев.
– Да нет, кажется, понимаю, – пробормотал Мерфин. – Но когда мы были вместе, я думал… – Он помедлил. – Я думал… Ты же знала, что это может случиться, что рано или поздно это обязательно случится.
– Конечно, знала, но жила так, будто не знаю.
– Да, понимаю.
– О, да перестань ты все понимать! Ты просто слизняк.
Лицо юноши застыло, и после долгого молчания он проговорил:
– Ладно, я не буду все понимать. Давай действовать разумно. Что ты собираешься делать?
– Ничего не собираюсь делать, дурак. Я просто не хочу ребенка.
– Значит, ты ничего не собираешься делать, а я слизняк и дурак. Тебе от меня что-то нужно?
– Нет!
– Тогда что ты здесь делаешь?
– Заткнись со своими нравоучениями!
Мерфин вздохнул.
– Пожалуй, я не буду следовать твоим указаниям, потому что они не имеют смысла. – Он прошелся по чердаку, потушил лампы. – Я рад, что у нас будет ребенок, рад, что мы поженимся и будем вместе его растить, и готов допустить, что твое раздражение лишь минутная слабость. – Он положил инструменты для рисования в кожаную суму и перекинул лямку через плечо. – Но сейчас ты настолько взбешена, что я, пожалуй, не хочу с тобой разговаривать. Кроме того, мне нужно работать. – У выхода Мерфин остановился. – С другой стороны, мы можем поцеловаться и помириться.
– Убирайся!
Он нырнул в низкую дверь и скрылся в лестничном проеме.
Керис заплакала.
Мерфин понятия не имел, удастся ли уговорить жителей Кингсбриджа отправиться на каменоломню. У всех свои дела, свои заботы. Захотят ли они понять, что совместный труд по постройке моста важнее сиюминутных хлопот? Строитель в этом сомневался. В «Книге Тимофея» он вычитал, что в пору тягот, когда требовались усилия очень многих людей, приор Филипп нередко добивался своего, обращаясь к народу. Но он, Мерфин, не приор Филипп. Есть ли у него право повести за собою город? Он всего-навсего обыкновенный плотник.
Тем не менее был составлен список тех, у кого имелись повозки, распределенный по улицам. Эдмунд собрал десять видных горожан, Годвин пригласил десять старших монахов, и они по двое пошли по городу. Мерфин оказался в паре с братом Томасом.
Первой они заглянули к овдовевшей Либ. Та продолжала дело Бена, нанимая работников.
– Возьмите обе повозки. И возниц. Все, что угодно, только бы этот треклятый граф остался с носом.
Однако во втором доме им отказали.
– Я болею, – поведал красильщик Питер, который на своей повозке доставлял меры сукна на покраску – в желтый, зеленый и розовый цвета. – Поехать не смогу.
«А на вид вполне здоров, – подумал Мерфин. – Наверное, боится стычек с людьми графа». Юноша был уверен, что больше никаких драк не будет, но страх красильщика понимал. А что, если отношение Питера разделяют остальные горожане?
Третьим заглянули к молодому Гарольду-каменщику, который уповал на несколько лет работы по строительству моста. Он согласился сразу.
– Джейк Чепстоу тоже поедет. – Гарольд и Джейк дружили. – Я за него ручаюсь.
В итоге согласились почти все.
Никому не требовалось объяснять, насколько важен мост, – все владельцы повозок сами вели торговлю. Кроме того, у них появилось дополнительное побуждение – отпущение грехов. Но, кажется, наиболее важную роль сыграло предвкушение нежданного праздника. Многие спрашивали: а такой-то поедет? Когда слышали, что друзья или соседи едут, то не желали оставаться в стороне.
Обойдя всех по своему списку, Мерфин расстался с Томасом и направился к парому. Повозки следовало переправить на дальний берег ночью, чтобы выехать на каменоломню с рассветом. На паром помещалась всего одна повозка, значит, на переправу двух сотен понадобится несколько часов. Лишнее доказательство того, насколько нужен мост.
Вол вращал большое колесо, паром ходил между берегами; владельцы повозок, переправившись, распрягали тягловую скотину, чтобы та ночью попаслась, возвращались на паром и шли спать. Эдмунд уговорил констебля Джона и шестерых его помощников посторожить до утра повозки и животных.
Паром еще ходил от одного берега к другому, когда Мерфин около часа или двух пополуночи тоже отправился спать. Какое-то время он лежал и думал о Керис. Он любил ее – в том числе за причуды и непредсказуемость, – но иногда девушка становилась поистине невозможной. Она была умнейшим человеком в Кингсбридже, однако временами вела себя совершенно неразумно.
Неприятнее всего было услышать о себе – слизняк. Мерфин даже не знал, сможет ли когда-нибудь простить Керис этот упрек. Десять лет назад граф Роланд оскорбил его, сказав, что он не сможет быть сквайром, а годится только в подмастерья плотника. Но он вовсе не слизняк. Он восстал против сумасбродств Элфрика, победил приора Годвина в истории с мостом и скоро спасет весь город. «Может, ростом и не вышел, – думал Мерфин, – но, честное слово, я сильный».
Так и не решив, как быть с Керис, он уснул, утомленный раздумьями.
Эдмунд разбудил его на рассвете. Уже почти все повозки перебрались на другой берег и теперь неровной вереницей тянулись через Новый город и дальше, на полмили в лес. Еще пару часов паром переправлял людей. Хлопоты – словно паломников собирали в дальний путь – отвлекли Мерфина от мыслей о странном поведении Керис и беременности. Вскоре пастбище на дальнем берегу превратилось в подобие многолюдной ярмарки – десятки людей ловили своих лошадей и волов, вели к повозкам, запрягали. Пивовар Дик перевез огромную бочку эля и принялся угощать всех желающих, «чтобы подбодрить путешественников», как он объяснил; некоторые настолько подбодрились, что пришлось уложить их спать.
На городском берегу собралась толпа любопытных. Когда вереница повозок наконец пришла в движение, донеслись крики ликования.
Но камни были лишь первой задачей, а Мерфин уже думал о второй.
Если приступать к закладке фундамента сразу после подвоза камней, то воду нужно вычерпать из коффердамов не за две недели, а за два дня. Когда радостное гиканье поутихло, он решил обратиться к людям. Вниманием можно завладеть именно сейчас, когда возбуждение несколько улеглось и все начали задумываться, что же будет дальше.
– Мне нужны самые сильные мужчины, какие остались в городе! – крикнул Мерфин. Люди прислушались. – Есть еще в Кингсбридже сильные мужчины? – Он нарочно подзадоривал: работа предстояла тяжелая, и, вызывая самых сильных, он надеялся подстегнуть молодых, кому самолюбие не позволит отмолчаться. – Прежде чем повозки завтра к вечеру вернутся с каменоломни, нужно вычерпать воду из коффердамов. Работы труднее вам еще не выпадало, поэтому, пожалуйста, никаких слабаков и слизняков. – Мерфин вдруг перехватил взгляд Керис, стоявшей в толпе, и заметил, как та поежилась. Значит, запомнила это свое словечко и сообразила, что оскорбила возлюбленного. – Любой женщине, которая считает себя не хуже мужчин, я тоже буду рад. Прихватите с собою ведра и как можно быстрее собирайтесь напротив острова Прокаженных. Помните – только самые сильные!
Мерфин отнюдь не был уверен, что люди откликнутся. Закончив, он нашел глазами высокого Марка-ткача и протиснулся к тому через толпу.
– Поможешь, Марк? – прямо спросил юноша.
Добродушного великана-ткача любили все горожане. Несмотря на бедность, он пользовался уважением, особенно среди молодежи.
– Не волнуйся, людей соберем, – кивнул Марк.
– Спасибо.
Потом Мерфин разыскал Иэна-лодочника.
– Надеюсь, ты будешь нужен мне весь день. Придется возить людей к коффердамам и обратно. Можешь брать с них деньги, а можешь переправлять бесплатно, на твое усмотрение.
Иэн вовсю ухлестывал за младшей сестрой собственной жены, а потому скорее всего денег за перевоз брать не станет, рассчитывая на индульгенцию либо за прошлые грехи, либо за те, что надеялся совершить в ближайшем будущем.
Мерфин подошел к берегу. Можно ли вычерпать коффердамы за два дня? В это верилось с трудом. Интересно, сколько там галлонов воды? Тысячи? Сотни тысяч? Наверняка можно подсчитать. Не может быть, чтобы греческие философы не придумали такой способ, но о нем не рассказывали в монастырской школе. Узнать это можно в Оксфорде, где, по словам Годвина, живут знаменитые на весь свет математики.