Платье уползло вверх, и внезапно Керис ясно увидела головку ребенка, лицом вниз: покрытая мокрыми волосами, она появлялась из половой щели, растянувшейся, казалось, до невозможности.
– Господи помилуй, чего же удивляться, что так больно! – воскликнула она в ужасе.
Юлиана подхватила головку левой рукой. Младенец медленно повернулся, показались крошечные плечики. Кожа была липкой от крови и еще какой-то жидкости.
– Теперь просто расслабься, – сказала монахиня. – Скоро все кончится. Младенчик-то красивый.
«Красивый, – мысленно повторила Керис. – Чушь какая!» Ей самой младенец показался отвратительным.
Появилось туловище, от пупка отходила толстая, подрагивавшая синяя жила. Резко выскочили ножки и ступни. Юлиана обеими руками приняла младенца. Тот выглядел крошечным, головка была немногим больше ладони монахини.
Чего-то не хватало, но вот чего? Ой! Керис поняла, что ребенок не дышит.
Монахиня поднесла его личико к своему рту, дунула в малюсенькие ноздри, и младенец вдруг открыл ротик, вдохнул и закричал.
– Хвала Всевышнему, – проговорила Старушка Юлия.
Она протерла личико ребенка рукавом платья, осторожно прочистила уши, глаза, нос, губы. Затем прижала новорожденного к груди, закрыла глаза, и Керис словно воочию узрела жизнь, исполненную самоотречения. Мгновение миновало, и монахиня положила ребенка на грудь Гвенде.
Та глянула вниз.
– Мальчик или девочка?
Керис сообразила, что никто и не подумал это выяснить. Юлиана наклонилась и развела ребенку ножки.
– Мальчик.
Синяя жила перестала дрожать, съежилась и побелела. Сестра Юлиана взяла из ящика два коротких отреза веревки и перевязала пуповину в двух местах. Затем маленьким острым ножом рассекла жилу между перетяжками.
Мэйр приняла у нее нож и передала крошечное одеяльце, которое тоже нашлось в ящике. Юлиана забрала младенца у Гвенды, завернула его в одеяло и вернула матери. Послушница отыскала несколько подушек и помогла Гвенде приподняться. Гвенда спустила ворот сорочки и достала набухшую грудь. Дала ребенку сосок, и тот жадно начал сосать, а потом как будто заснул.
Другой конец пуповины по-прежнему высовывался из чрева Гвенды. Спустя какое-то время он зашевелился, и на пол выскользнул бесформенный красный сгусток – послед. Кровь испачкала тюфяк. Юлиана подняла сгусток и передала его Мэйр, коротко распорядившись:
– Сожги.
Затем она осмотрела промежность Гвенды и нахмурилась. Керис проследила за ее взглядом и увидела, что кровотечение не прекращается. Юлиана протерла роженице ноги, но красные пятна тут же появлялись снова.
Когда вернулась Мэйр, Старушка Юлия попросила:
– Будь добра, позови мать Сесилию, поскорее.
– Что-то не так? – спросил Вулфрик.
– Кровь должна была остановиться.
Повисло настороженное молчание. Юноша явно перепугался. Ребенок заплакал, и Гвенда вновь дала ему грудь. Он немного пососал и уснул. Монахиня неотрывно глядела на дверь.
Наконец появилась настоятельница, осмотрела Гвенду и спросила:
– Послед вышел?
– Пару минут назад.
– Ребенку грудь давали?
– Сразу, как перерезали пуповину.
– Я позову врача.
Настоятельница отсутствовала несколько минут, а вернулась, держа в руках небольшой стеклянный сосуд с желтоватой жидкостью.
– Приор Годвин прописал, – сообщила она.
Керис разозлилась на двоюродного брата.
– А осмотреть Гвенду приор не хочет?
– Разумеется, нет, – отрезала Сесилия. – Он священнослужитель и монах. Таким не положено видеть срамные части женщин.
– Podex! – презрительно бросила Керис, что на латыни означало «задница».
Настоятельница сделала вид, что не расслышала, и опустилась на колени возле Гвенды.
– Выпей, милая.
Гвенда послушно выпила, но кровотечение не прекращалось. Лицо крестьянки было бледным, сейчас она выглядела еще слабее, чем сразу после родов. Только ребенок спокойно спал у нее на груди, все остальные были напуганы. Вулфрик то вскакивал, то опять садился. Старушка Юлия вытирала кровь, и вид у нее был такой, словно она вот-вот расплачется. Гвенда попросила пить, и Мэйр подала ей кружку с элем.
Керис отвела Юлиану в сторону и сказала шепотом:
– Она истечет кровью!
– Мы делаем что можем, – отозвалась сестра Юлиана.
– Вы уже сталкивались с подобными случаями?
– Да, трижды.
– Чем тогда кончилось?
– Все женщины умерли.
Керис издала тихий стон.
– Но наверняка можно же что-то сделать!
– Она теперь в руках Божьих. Молись.
– Это разве дело?
– Осторожнее со словами.
Девушка осеклась. Она вовсе не хотела оскорбить столь добродетельную женщину, как Юлиана.
– Простите, сестра. Я ничуть не отрицаю силу молитвы.
– Надеюсь на это.
– Но я не намерена сдаваться.
– Что ты можешь сделать?
– Увидите. – Керис бросилась вон из госпиталя.
Она нетерпеливо расталкивала посетителей, бродивших по ярмарке. До чего же странно, что другие люди могут что-то покупать и продавать, когда всего в нескольких ярдах от них человек лежит при смерти. Впрочем, нередко и сама она, узнав, что кому-то предстоят роды, мимоходом желала женщине удачи и отправлялась по своим делам.
Керис выбежала из аббатства и помчалась к дому Мэтти-знахарки, постучала и сразу распахнула дверь, с облегчением выдохнув: – Мэтти оказалась дома.
– Гвенда только что родила, – выпалила Керис.
– Что не так? – тут же спросила знахарка.
– С ребенком все в порядке, но у Гвенды кровь не останавливается.
– Послед вышел?
– Да.
– Кровотечение должно было прекратиться.
– А оно не прекращается! Ты можешь помочь?
– Может быть. Попытаюсь.
– Скорее, пожалуйста.
Мэтти сняла котелок с огня, надела башмаки, а когда вышли из дома, заперла дверь.
Керис с запинкой проговорила:
– Клянусь, я ни за что не стану рожать.
Они добрались до аббатства и поспешили в госпиталь. Керис уловила сильный запах крови.
Знахарка учтиво поздоровалась со Старушкой Юлией:
– Добрый день, сестра Юлиана.
– Здравствуй, Мэтти, – проворчала та. – Думаешь, смеешь помочь этой женщине, после того как снадобье отца-настоятеля не возымело действия?
– Если ты помолишься за меня и за роженицу, сестра, то кто знает.
Этот ответ смягчил монахиню.
Мэтти встала на колени возле матери и ребенка. Гвенда побледнела сильнее прежнего и лежала с закрытыми глазами. Младенец слепо тыкался губами в грудь, но чудилось, что у Гвенды не осталось сил помочь ему найти сосок.
Знахарка распорядилась:
– Ей нужно много пить, но не крепкого. Принесите кувшин теплой воды, чуть разбавленный вином. Потом спросите на кухне, есть ли у них бульон. Нужен теплый, но не горячий.
Мэйр вопросительно посмотрела на Юлию. Помедлив, та сказала:
– Иди, но никому не говори, что просила Мэтти.
Послушница быстро ушла. Знахарка задрала повыше платье роженицы, обнажив целиком нижнюю часть тела. Кожа, еще несколько часов назад туго натянутая, теперь обвисла и легла складками. Мэтти взялась за эту обвисшую плоть и принялась осторожно и ловко прощупывать чрево. Гвенда застонала, но скорее от неприятного ощущения, чем от боли.
– Нутро мягкое и не сокращается. Потому и кровь все течет.
Вулфрик, который, казалось, вот-вот разрыдается, спросил:
– Вы можете что-нибудь для нее сделать?
– Не знаю. – Знахарка начала гладить Гвенде живот, надавливая пальцами на внутренности. – Иногда от этого нутро сокращается.
Все молча смотрели на нее. Керис боялась дышать.
Вернулась Мэйр с водой и вином.
– Дайте ей немного попить, – велела Мэтти, продолжала гладить живот Гвенды.
Мэйр поднесла кружку к губам роженицы, и та стала жадно пить.
– Эй, милая, не спеши.
Послушница отняла кружку от губ Гвенды. Мэтти все гладила и гладила, время от времени посматривая на промежность роженицы. Юлиана беззвучно молилась. Кровотечение продолжалось.
Знахарка, лицо которой выдавало обеспокоенность, переменила положение. Левую руку она положила Гвенде на живот пониже пупка, а правой надавила сверху – сперва чуть-чуть, потом с заметным усилием. Керис испугалась, что Гвенде станет больно, но подруга явно находилась в полубесчувственном состоянии. Мэтти подалась вперед, стала давить все сильнее, и чудилось, что она перенесла на руки весь свой вес.
Старушка Юлия воскликнула:
– Прекратилось!
Мэтти не переставал давить.
– Может кто-нибудь сосчитать до пятисот?
– Да, – ответила Керис.
– Тогда считай, только медленно.
Керис начала считать вслух. Монахиня вновь отерла кровь с ног Гвенды, и на сей раз новых пятен не появилось. Она стала молиться вслух:
– Святая Мария, Матерь Господа нашего Иисуса Христа…
Все словно окаменели, как бы превратившись в изваяния: мать с ребенком на постели, мудрая женщина давит роженице на живот, рядом муж, монахиня молится, а Керис продолжает счет:
– Сто одиннадцать, сто двенадцать…
Кроме голоса Юлианы и своего собственного, Керис слышала с ярмарки далекий гул голосов сотен людей, кричавших одновременно. Мэтти заметно устала, но не отступалась. По загорелым щекам Вулфрика струились слезы.
Когда Керис досчитала до пятисот, Мэтти медленно ослабила давление на живот Гвенды. Все боялись, что сейчас кровь хлынет снова, но этого не случилось.
Знахарка глубоко вздохнула. Вулфрик улыбнулся. Юлиана воскликнула:
– Слава богу!
Мэтти попросила:
– Дайте ей еще попить.
Мэйр поднесла полную кружку к губам Гвенды. Та открыла глаза и выпила все до дна.
– Ты поправишься, девочка, – сказала знахарка.
Гвенда прошептала:
– Спасибо. – И снова закрыла глаза.
Мэтти посмотрела на Мэйр:
– Попробуй поискать бульон. Этой женщине нужно восстановить силы, иначе молоко пропадет.
Послушница кивнула и вышла.
Ребенок заплакал, и Гвенда словно ожила: переложила младенца к другой груди, помогла найти сосок, затем посмотрела на Вулфрика и улыбнулась.