— Это смехотворное обвинение, — попробовала защитить Керис Бесси.
— Однако оно так и не было опровергнуто, — возразил Иеремия.
Зодчий уставился на него, но суеверный малый отвел глаза.
— Что с тобой, Джимми?
— Я не хочу умереть от чумы, — ответил тот. — Ты слышал проповедь. Нельзя общаться с людьми, практикующими языческие обычаи. А ты хочешь просить епископа поддержать ее!
Послышался одобрительный ропот, и Мостник понял, что это общее мнение. Остальные не так суеверны, как Иеремия, но разделяют его опасения. Чума напугала всех до смерти, ослабив способность рассуждать трезво. Проповедь аббата оказала большее воздействие, чем мог предположить Мерфин. Он уже готов был сдаться, но подумал о Керис, о том, как она встревожена, подавлена, и решился попытаться еще раз:
— Я пережил чуму, во Флоренции. И предупреждаю вас: священники и монахи не в состоянии никого спасти. Вы преподнесете Годвину город на тарелочке — задаром.
— Это очень похоже на святотатство, — покачал головой Иеремия.
Зодчий осмотрелся. Напуганные члены гильдии согласны с Иеремией. Больше он ничего не мог сделать. Решив в связи с выборами настоятельницы не предпринимать никаких шагов, собрание закрылось, и мрачные члены гильдии принялись зажигать от огня лучины, чтобы осветить себе путь домой.
Фитцджеральд решил, что идти с новостями в монастырь слишком поздно: в аббатстве ложились с сумерками и вставали рано утром. Однако возле здания гильдии он увидел фигуру в толстом суконном плаще. К его удивлению, факел высветил напряженное лицо Керис.
— Ну что? — взволнованно спросила она.
— Не вышло. Мне очень жаль.
Ее словно пырнули ножом.
— Что сказали?
— Не хотят вмешиваться. Поверили в проповедь.
— Идиоты.
Пошли по главной улице. У монастырских ворот Мерфин посоветовал:
— Уходи из монастыря, Керис. Не из-за меня, из-за себя. Ты не сможешь работать с Элизабет. Она ненавидит тебя и будет мешать во всем.
— Клерк еще не победила.
— Но ведь победит, ты сама говорила. Сними обет, выходи за меня замуж.
— Брак — это тоже обет. Если я нарушу слово, данное Богу, неужели ты поверишь обещанию, данному тебе?
Мастер улыбнулся:
— Рискну.
— Дай мне подумать.
— Ты уже много месяцев думаешь, — обиженно заметил Мостник. — Если сейчас не уйдешь, не уйдешь никогда.
— Сейчас не могу. Я нужна людям, как никогда.
Он начал злиться:
— Я не буду просить вечно.
— Понимаю.
— Знаешь, я вообще не буду тебя больше просить.
Монахиня заплакала.
— Прости, но я не могу покинуть госпиталь, когда бушует чума.
— Госпиталь.
— И людей, жителей города.
— А ты сама?
При свете факела блестели ее слезы.
— Я им нужна.
— Они неблагодарны, все: сестры, братья, горожане. Уж поверь мне.
— Это не важно.
Мастер кивнул, смирившись с ее решением и подавив эгоистическую досаду.
— Если так, то выполняй свой долг.
— Спасибо за то, что понял.
— Я хотел бы, чтобы все кончилось иначе.
— Я тоже.
— Возьми-ка свет.
— Спасибо.
Монахиня взяла горящий факел и развернулась. Фитцджеральд смотрел на нее и думал: неужели вот так все и кончится? Неужели это все? Возлюбленная уходила своей обычной походкой, решительной, уверенной, но с опущенной головой. Керис прошла в ворота и исчезла.
Огни в «Колоколе» приветливо светились сквозь щели ставен и дверей. Последние пьяные посетители прощались, Сари собирала кружки и вытирала столы. Лолла почти заснула. Мерфин отпустил няню и подумал было пойти спать, но знал, что не уснет. Слишком взволнован. Почему он потерял терпение именно сегодня, ведь препятствия возникали и раньше? Зодчий разозлился, но, успокоившись, понял, что злость от страха — страха, что Керис заразится чумой и умрет.
В зале он сел на лавку и снял башмаки. Глядел в огонь и думал, почему же ему не дается одна-единственная вещь, которой он хочет больше всего. Вошла Бесси, повесила плащ. Сари ушла, и Белл, заперев двери, села напротив постояльца на большой стул, где всегда сидел ее отец.
— Мне так жаль, что собрание прошло зря. Я не знаю точно, кто прав, но знаю, что ты очень расстроен.
— В любом случае спасибо за поддержку.
— Я всегда тебя поддержу.
— Может, хватит мне вести войны с Керис?
— Согласна; могу себе представить, как это тяжело.
— Тяжело и досадно. Похоже, я половину жизни без толку ее жду.
— Любовь никогда не бывает без толку.
Мастер поднял на хозяйку удивленные глаза и после паузы заметил:
— Ты мудрая женщина.
— В доме больше никого нет, кроме Лоллы. — Бесси встала перед гостем на колени. — Я хочу тебя утешить. Как могу.
Фитцджеральд посмотрел на ее круглое доброе лицо и потеплел. Он так давно не обнимал женщину. Но покачал головой:
— Не хочу тебя использовать.
Белл улыбнулась:
— Я не прошу тебя на мне жениться. И даже любить. Я только что похоронила отца, а тебя огорчила Керис, нам обоим нужно человеческое тепло.
— Чтобы притупить боль, как кувшин вина.
Она взяла его руку и поцеловала ладонь.
— Лучше вина.
Бесси прижала его руку к груди. Мерфин вздохнул, наклонился и поцеловал трактирщицу. Это было как глоток холодной воды в жаркий день, он не мог остановиться. Скоро хозяйка оторвалась от него и стянула через голову платье. У нее были круглые бедра, круглый живот, круглая грудь. Зодчий поцеловал ее в живот и поднял взгляд на вспыхнувшее лицо.
— Пойдем наверх? — пробормотал он.
— Нет, — прошептала Белл. — Я не могу так долго ждать.
62
Выборы настоятельницы проходили сразу после Рождества. Утром Керис чувствовала себя такой разбитой, что еле поднялась с постели. Когда зазвонил колокол к утрени, у нее было сильное искушение засунуть голову под одеяло и сказать, что ей нездоровится. Но она не могла симулировать, когда столько людей вокруг умирает, и в конце концов превозмогла себя.
Целительница с трудом прошла по ледяным каменным плитам аркады рядом с Элизабет — они возглавляли процессию. Это было обговорено, ведь ни одна не хотела отдавать первенство, обе претендовали на должность настоятельницы. Но врачевательница уже опустила руки. Результат выборов предрешен. Пока пели псалмы и читали молитвы, она зевала, дрожала от холода и сердилась. Этим днем Клерк изберут аббатисой. Керис обижалась на монахинь, ненавидела Годвина и презирала городских купцов за то, что не вмешались. Жизнь не удалась. Не построила новый госпиталь, о котором мечтала, и теперь уже не построит.
Обижалась и на Мерфина за то, что тот делал ей предложение, которое она не могла принять. Фитцджеральд ее не понял. Ему брак приятно разнообразит работу, ей — заменит дело всей жизни. Именно поэтому она колебалась так много лет, несмотря на то что хотела быть с ним, жаждала его до головокружения.
Керис проговорила последние слова молитвы и во главе процессии вышла из церкви. Когда сестры оказались в аркаде, позади кто-то чихнул. Целительница была так расстроена, что даже не обернулась посмотреть. Монахини поднялись по лестнице в дормиторий. Войдя в комнату, Керис услышала за собой тяжелое дыхание. Свеча высветила послушницу Симону — суровую женщину средних лет, добросовестную монахиню, она не станет притворяться. Суконщица повязала льняную маску и встала на колени возле ее матраца. Симона обливалась потом.
— Как ты себя чувствуешь?
— Ужасно, — испуганно ответила больная. — Мне снился странный сон.
Врачевательница дотронулась до ее лба. Он горел.
— Дай попить.
— Сейчас.
— Думаю, это простуда.
— Во всяком случае, у тебя жар.
— Но я ведь не заболела чумой, правда? Ведь не так все страшно?
— Все равно нужно в госпиталь, — уклончиво заметила Керис. — Ты можешь идти?
Симона с трудом поднялась, и монахиня обернула ее одеялом. Когда шли к выходу, вновь послышалось чихание. Чихала пухленькая сестра Рози, занимавшая должность помощницы ризничей. Целительница жестко посмотрела на нее и подозвала еще одну монахиню:
— Сестра Кресси, отведи Симону в госпиталь, а я посмотрю Рози.
Кресси взяла Симону за руку и повела вниз по лестнице. Врачевательница поднесла свечу к лицу Рози. Она тоже была вся мокрая от пота и напугана до смерти. Керис оттянула ворот платья больной. На плечах и груди виднелась красная сыпь.
— Нет, — взмолилась Рози. — Нет, пожалуйста.
— Может, это ерунда, — солгала Керис.
— Я не хочу умирать от чумы! — Рози осипла.
Монахиня спокойно ответила:
— Сначала успокойся и пойдем со мной.
Она крепко взяла Рози за руку. Та сопротивлялась:
— Нет, я не больна!
— Попытайся молиться. Ave Maria. Давай.
Рози начала молиться, и через секунду целительница смогла ее увести. Госпиталь переполнили умирающие и их родные, большинство из которых не спали, несмотря на то что было еще очень рано. Стоял сильный запах пота, крови и рвоты. Помещение тускло освещали сальные лампы и свечи на алтаре. Несколько монахинь помогали больным, носили воду, убирали. Некоторые из них были в масках. Пришел и брат Иосиф. Наклонив голову, он слушал исповедь Рика, главы гильдии ювелиров, которого окружили дети и внуки. Врачевательница освободила место для Рози и уговорила ее лечь. Та лежала неподвижно, но глаза беспокойно бегали. Больная все понимала и очень боялась.
— Сейчас тебя посмотрит брат Иосиф.
— Ты была права, сестра Керис, — прошептала Рози.
— О чем ты?
— Мы с Симоной, желая поддержать Элизабет, перестали надевать маски. Смотри, что с нами стало.
Целительница не думала об этом. Неужели ее правота подтвердится таким ужасным образом — смертью тех, кто с ней не согласен? Лучше бы ошибиться. Она пошла к Симоне. Та была старше и спокойнее Рози, однако испуганно вцепилась в руку сидевшей рядом с ней Кресси. Врачевательница посмотрела на Кресси. Над ее верхней губой виднелось темное пятно. Керис вытерла его рукавом. Кресси — также из числа снявших повязки — посмотрела на рукав и спросила: