Я многозначительно указываю на землю, покачивающуюся, точно штилевое море, метрах в трех ниже слоновьей спины. Причем над спиной еще и торс имеется! И какой торс! Слоноженщины не зря так привлекают троллей в качестве рабочего скота – голой рукой любая из наездниц валит любое из деревьев. А второй обрушивает его на голову тролля, если тот зазевается. Поэтому в плену их держат в одурманенном состоянии и жестоко наказывают за любое проявление агрессии. Естественно, в таких условиях долго не протянешь. Когда я узнаю очередную подробность взаимоотношений боевых троллей с племенем наездниц, мне хочется истребить троллью армию на корню. Ничего. Может, еще истреблю.
Видар утверждает, что волна злобы, исходившая от Женщины В Тапках, требовала в жертву ВСЕХ троллей, я просто не дала волю своему внутреннему монстру, но он еще свое возьмет. После явления этого чуда в золотых драконах Бог Мщения, похоже, начал испытывать ко мне нечто вроде уважения. Раньше-то он видел во мне бестолковую и безалаберную девицу, не владеющую никакими полезными знаниями и талантами. И даже оружием не владеющую. Узнав, что я сама по себе довольно опасное оружие, Видар согласился изменить свое мнение о никчемной особе в лучшую сторону. Что поделать, эти языческие боги ценят только боевые качества. Или плодовитость. Мне же не надо, чтобы Видар оценивал меня как божество плодородия?
- А что там, за Мертвым озером? – встревает Нудд. Он едет по другую сторону от Бога Разочарования и, как и я, слушает его рассказ, изредка погружаясь в ленивую дрему.
- Зачем тебе за Мертвое море? Там все то же: камни, леса, пустоши, снова камни… До самого моря. Только туда ходить не надо.
- Что ж мы, черных альвов на дне искать станем? – не удивляется сильф. Если на дне, значит, на дне. Отчего бы и нет?
- В середине озера есть огромная скала. Можно сказать, остров, только на нем ни единой травинки не растет. И там, на скале и под ней – город черных альвов. Наездницы переплывут для нас озеро, они хорошо плавают. Мы-то можем здешней водицы нахлебаться, а она скверно действует. Не так сильно, как яды, но скверно. Если, конечно, не попытаемся перелететь или пройти по Бильрёсту… - Не могу видеть эту хитрую рожу. Уж как Видару хочется снова начать колдовать – никакими словами не передать. Он ненавидит воздух Утгарда, отнимающий силу у богов, его несъедобную флору и фауну, его непредсказуемую воду, которую то можно пить, то нельзя, его неразведанные сокровищницы силы, которыми вовсю пользуются альвы, но богам Асгарда и Мидгарда в них ход закрыт. Закрыт и запечатан.
Бог Разочарования провел не один год и не одно десятилетие, пытаясь покорить Утгард или хотя бы втереться ему в доверие, стать здесь своим. Глухо, как в танке. Его положение в Ётунхейме и по сей день шатко, точно у белого туриста в Амазонии. Кое-что он разведал, но это кое-что – слону дробина.
Ох, не к добру я припомнила эту метафору! Я привстаю со спины слоноженщины и вглядываюсь в горизонт. Нет, вроде все чисто. После битвы я не то боюсь новых нападений жадных ётунов, не то жажду их – нападений, в смысле. Пусть только заявятся по наши души – узнают, кто в здешних краях самый ужасный монстр! Моя соседка, мир ее душе и телу, чтоб нам больше никогда не встретиться в реальной жизни…
- Ты чего встрепенулась-то? – поднимает брови Бог Разочарования. – Если за племенем кто погонится, вожак учует врага за десять миль! Их на старом пастбище в кольцо взяли, уходить было некуда, а то бы только их зады и видели!
- Давай про альвов договаривай! – неожиданно хмуро обрывает его Нудд. Я оглядываюсь. У моего напарника такое лицо… как будто у него зубная боль началась. И не во рту, а прямо в сердце. Вот кто чует беду, но не говорит. Уж лучше бы выкладывал всё как есть.
- Альвы… Черные альвы – отродье первых ётунов, кровь от крови, кость от кости Имира. Самый древний местный народ. Самый могущественный, самый замкнутый. Самый злой.
- На кого злой? – интересуюсь я. Мне в очередной раз не по себе.
- На всех. Нет такого существа, к которому у черных альвов не было бы счета. Все мы, по их мнению, в неоплатном долгу перед природой этих мест. А они, альвы, есть высшее воплощение природы. Следовательно, мы – их должники. Злостные. Неблагодарные. Оттого и вредим им, своим благодетелям, вредим, не покладая рук. Вы уверены, что сможете справиться с целым народом, пораженным паранойей?
* * *
- Теперь я понимаю, что Сораха в тебе нашла! – оглушительно хохочет Мулиартех, разглядывая новый облик Марка.
Марк и по человеческим меркам был красивым мужчиной. Дороге Теней потребовалось лишь чуть-чуть подкорректировать эту внешность, чтобы превратить симпатичного, но ничем не примечательного парня в сексуальное чудовище. С точки зрения Сорахи сексуальное, естественно. Какие широкие копыта, какие могучие рога, какие желтые шальные глаза с глубокими горизонтальными зрачками! И какое нежное сердце! Одно слово, мечта любого глейстига.
Теперь и я понимаю, что тогда произошло. Все мы грешили на Аптекаря-гипнотизера, запрограммировавшего мозги и так-то неумному глейстигу, представляли себе изощренного убийцу, совершившего покушение на провидца с использованием одурманенного фэйри, ах, какая мощь, какое хитроумие! Кто же он такой да где он прячется? Да нет ли у него намерения взять под контроль целые магические народы?
Есть. Есть у него такое намерение. И оно уже начало осуществляться. Причем по нашей собственной воле. Или, если хотите, вине.
А зовут убийцу любовь. Сораха темной, но чуткой душой своей узрела то, чего никому из нас узреть не дано: генеалогическое древо Марка несет в себе соки не только людей, но и урисков. А для глейстига уриск – все равно что диджей для девчонки с танцпола. Уриски – таинственные и творческие, но добрые и чувственные. Они играют на древних инструментах, застыв в красивых позах на утесах Шотландии на фоне полной луны, и шум водопада неожиданно вплетает свой голос в их мелодии. Они танцуют странные танцы, полные первобытной силы, встречаясь с соплеменниками на бархатных полянах, освещенных алыми высокими кострами. Они не делают зла людям, но не от слабости духа, а по проницательности ума… Словом, «господа офицеры - чистые конфеты»[76].
Неудивительно, что Сораху после утраты танцевального дара (с нервными козами такое случается - от депрессии или даже от скверных предчувствий) потянуло туда, где она учуяла уриска. Рядом с уриском козлоногой невротичке заметно получшало, она даже сплясала от души, оторвалась на всю катушку… Ну, а мировой заговор против Марка мы славно додумали всем нашим магическим ареопагом параноиков. Ай, молодцы. Вот вам преимущества богатого воображения.
Новоиспеченный уриск хохочет в ответ, у него низкий рокочущий голос, ничуть не напоминающий блеяние. Круто загнутые назад рога поблескивают, словно полированные, между ними сбегает на затылок холеный угольно-черный ирокез, густые пряди волос на затылке доходят до лопаток – ничего общего с каштановой, коротко стриженой шевелюрой Марка. Да и тело Уриска – по-звериному мощное, с кожей цвета красного дерева, заросшее ниже пояса густой шерстью – совсем не напоминает крепкого, тренированного, но какого-то декоративного Марка. Душа и тело уриска полны силой и целесообразностью дикого зверя, давно утраченными человеком. Может, и к лучшему, что утраченными. Не хотела бы я встретиться в этом мире с тем, в ком душа зверя соседствует с человеческим разумом.
Стоп! В этом мире! А в каком мы мире? Пройдя горизонт, мы переместились на потолок пещеры, - говорит мне моя зрительная память. Ага! И висим на нем вверх ногами, точно семейство летучих лисиц на баобабе! – иронизирует здравый смысл. На самом деле мир встал с ног на голову и ты в стране антиподов, как Алиса, пролетевшая землю насквозь, - умничает зануда, отвечающая за оперативные версии. А чего их слушать? Надо спросить Морехода! – бойко советует самая адекватная составляющая. Та самая, которая всегда найдет, на чьи плечи переложить работу и заботу.
- Мореход, а где мы, вообще? – невинным тоном осведомляюсь я у нашего Вергилия, заведшего попутчиков в ад и даже, может, глубже. – Мы еще в краях Синьоры и ее хозяев или нас снова занесло на подкладку реальности?
- Вы там, куда вас привели, - объясняет Мореход все разом. – Ваш главный поводырь – Легба. С него и спрашивайте. Он сделал так, что вы здесь оказались. Я же только наблюдал.
- Легба? Зачем? – вырывается у всех… ну, почти у всех.
- Чтобы освободить жену, - сухо заявляет Легба. Его скрипучий, старческий голос в устах соблазнительной креолки звучит по крайней мере неуместно. Фрилс недоуменно скашивает глаза к носу, будто пытается разглядеть слова, вылетающие из ее темных, припухших губ. – Моя жена стала заложницей своей черной стороны. Я это давно понял.
- Значит, ведешь нас к Черной Помбе Жире? – взвивается барон. Фрилс аж дрожит от напряжения, пытаясь справиться со своими взбесившимися голосовыми связками. – Ты соображаешь, что с нами будет, если она до нас первая доберется? Ты хоть знаешь, какова ее сила, в каком она теле обосновалась, кого уже поработила и кого планирует поработить?
Легба молчит. То ли упрямо, то ли виновато – не разберешь.
- Надоели! – ворчит Марк. – Такие большие – уже, можно сказать, старые мальчики, а все цапаетесь и друг на дружку вину перекладываете. Ай-яй-яй! Папа вами недоволен, - и длинная ухмылка искривляет его физиономию, подчеркивая явственное сходство некогда человеческого лица с ехидной козлиной мордой.
- Нет, ты нам скажи, что теперь делать! – буйствует дух неудач. – А то ишь, он недоволен! Давай, советуй… папа!
- Марк, - прошу я, прерывая бароново брюзжание, - ты сперва объясни нам, кто такая Черная Помба Жира. И чем она отличается от той суки, которая тебя едва не угробила. Уж если белая сторона такая, то чего нам ждать от черной? М?
- Синьора, конечно, сука, - задумчиво начинает уриск, - но не монстр. Она не уродует законы мироздания в угоду своим амбициям. Она всего лишь делает работу, которую необходимо сделать – связывает людей узами страстей и пороков. А сырье для ее паутины – заметьте! – не демонским наущением производится, нет, его вырабатывают сами люди. Потому что хотят этих страстей. Потому что ищут пороков. Потому что жажда жизни не фонтан, а вулкан. Его нельзя заткнуть, он пробьет себе дорогу – и горе побежденным, как говорится...