[78], непобедимого волка Фенрира. Потом она подвезет свою армию в утробе Нагльфара[79] к Вигриду – и соберет обильную жатву.
- Альвы надеются уцелеть во время этой… жатвы? – печально улыбается сильф. Наверное, вспомнил Маг Туиред и бесчисленные потери сынов Дану.
- Им все равно. Смерть у каждого из альвов позади. Умереть один раз или несколько – без разницы. Тот, кто испытал это единожды, испытает и дважды. Кто утратил себя, не станет цепляться за очередное смертное тело.
- Фанатики, - бормочу я.
Как можно быть фанатиком и параноиком одновременно? Племени альвов не хватает срочной психиатрической помощи. Чтобы распахнула двери в их душный, провонявший декадансом мирок и дружелюбно оскалилась, поигрывая смирительной рубашкой: а вот и я, дорогие пациенты! Вы рады?
Глава 11. Расколотые души
Самое время попасть в плен! – возникает в моей голове. Странная мысль. Хотя… так ведь и происходит в романах: героям неясно, где они и что делать дальше, но тут набегают янычары, вяжут всех шелковыми веревками услужливо волокут к самому главному злодею в ставку. А без янычар положительные герои отрицательных нипочем бы не нашли. Так и бродили бы в растерянности до самого финала. Как мы сейчас.
В реальном мире не бывает пещер размером с долину. Миллионы тонн камня не могут висеть в поднебесье серым размытым туманом. А здесь мы идем и идем к подножию скал, торчащих на горизонте, словно растопыренные пальцы… ноги. Для пальцев руки они слишком короткие.
Первым до вожделенных утесов добрался Марк. Теперь глядит в проем между самыми большими камнями как зачарованный.
Изнанка мира пахнет гарью. Пейзаж впереди черен, точно выгоревший дом. Как будто пожар сглодал все краски, оставив уголь основы вещей и серые пушинки покрывающего ее пепла. Ландшафт смотрелся бы скучно и скудно, кабы не форма, в которую слились обгорелые останки реальности.
Мы с Марком действительно стоим между пальцев ноги. Ноги, ступней упирающейся в край обрыва – так, что подъем становится спуском, далеко внизу виднеется щиколотка, до середины укутанная в клубящиеся облака. Из облаков выглядывает бесконечный пологий вал – голень. В конце его округлый холм – колено. Оно слегка приподнято и скрывает обзор, заставляя мужскую половину нашего отряда вытянуть шеи. А на лице Марка вообще появляется мечтательное выражение. О чем это он размечтался, интересно?
- Хоть ты и уриск, а эту даму тебе не покорить! – нахально щелкает пальцами перед самым носом Марка Мулиартех.
- Посмотрим, когда дойдем, - меланхолично отвечает наш неузнаваемо изменившийся провидец. Не уточняя, до чего именно мы должны дойти, чтобы узнать, кто оказался прав.
- ЕСЛИ дойдем, - мрачно поправляет Фрилс. Голосом Легбы поправляет. – Похоже, я знаю нашу… даму. И лучше бы мне ошибаться.
- Надеюсь, она не боится мышей, - вторит ему Гвиллион, - а то как завизжит, как начнет ногами дрыгать…
Я пытаюсь увидеть землю, на которой возлежит великанша. Покров облаков прячет все расположенное ниже середины каменной (а может, и не каменной вовсе) икры. И мне отчаянно не хочется спускаться к подножию хребта, укрытого плотными серыми испарениями. Определенно лучше идти прямо по тонкой пыли, покрывающей ногу великанши, точно черная пудра.
- Расскажи-ка поподробней! – требует Морк от Легбы. – Что ты такого про нее знаешь?
Легба, по старой своей привычке, не может начать с начала. Он начинает с приквела. Как говорится, описанные события случились за много лет до событий, изложенных в основном цикле, да и описаны-то исключительно чтобы выжать еще немного денег из восторженных почитателей уважаемого рассказчика.
- Современным людям кажется, что смерти не нужна компания. Это рождению нужна компания – и немаленькая. Потому что рождаешься в огромный мир, а умираешь в никуда. И тому, кто родился, надо приготовить достойную встречу. А тому, кто умирает, ничего, кроме проводника в забвение, не требуется.
Легба замолкает и глядит из глаз красотки Фрилс, словно печальное чудовище из окон пряничного домика. Видно, вспоминает о чем-то своем.
- Поэтому при слове «смерть» у них в головах сразу же рождается образ скелета в плаще с капюшоном. У него, конечно, может оказаться на жалованье целая команда исполнителей и чирлидлерш, но верховный руководитель - скелет с косой, это святое. Между тем смерть – не столько способ умерщвления тела, сколько направление, в котором отправляется то, что выжило после смерти.
- То, что выжило? Душа? – уточняет Марк.
- Да как сказать… - мнется Легба. – Мне кажется, что это не одна душа, а сразу несколько. Им и при жизни не очень-то друг с другом по пути, ну а после смерти они ждут не дождутся, пока можно будет разлететься в разные стороны, словно подросшие птенцы из гнезда. В роли гнезда, сами понимаете, тело. Человеческое тело.
- И сколько их, по-твоему, в том гнезде?
- Не знаю, - пожимает плечами Легба. – Люди очень разные. У некоторых гнездо вообще пустует. Не выжили птенцы. Нечему вылетать. Тело одряхлеет, умрет - и ничего не останется.
- А как это все связано с особой, по которой мы ползаем, будто вши? – сухо осведомляется Мулиартех. Она разозлена и – вот удивительно! – нервничает. Кажется, Легба в тормозной стариковской манере приближается к весьма неприятному известию.
- Видимо, она и есть одно из направлений. Самое страшное. Смотри! – Палец Фрилс указывает на кромку облаков, подцвеченную красным и лиловым, точно внизу, под покровом тумана, полыхает лес на горных склонах.
Вот только ни отблесков пламени, ни клубов дыма, ни треска погибающих в огне деревьев не доносится из-под серой пелены. Странный огонь – беззвучный и бессветный. Единственное, что есть – это запах. Запах гари и чего-то еще, сладковато-гнилостный, забивающий ноздри, неотвязный.
- Что там? – осторожно спрашивает Морк.
- Доказательства того, прав я или нет, - упорствует Легба.
И тут Морк решительным шагом направляется вниз по склону. Я хочу крикнуть, чтобы он этого не делал. Но разве женский вопль ужаса когда-нибудь останавливал мужской героический порыв? Да никогда. Даже если порыв был, по размышленьи зрелом, не столько героический, сколько идиотический. Вот и остается мне грызть кулак, наблюдая за тем, как фигура Морка тонет в наплывающем тумане. Марк срывается с места и, ловко прыгая по камням, догоняет моего неустрашимого героя. И буквально через несколько минут из облака доносится рычание и стоны.
Как же мы бежали, буквально катились по откосу навстречу ловчим сетям тумана! Гвиллион сразу вырвался вперед, за ним огромными прыжками неслись я и Фрилс (кажется, некоторые физические навыки достались ей от Фреля), а за нами, набирая скорость, точно несущийся под уклон поезд, текло тулово морского змея. Но в облака мы врезались одновременно, растянутой шеренгой. И так же одновременно наткнулись на Морка и Марка. Морк, оцепенев, пялился вниз, его правая рука без всякой деликатности удерживала Марка за волосы. Марк полувисел на роскошной гриве уриска-полустоял на четвереньках. И… блевал. Рычание и стоны вырывались из его глотки, а вовсе не из пасти хтонического чудовища, как нам сперва показалось.
Не успела я спросить, что здесь, черт возьми, творится, как запах настиг меня, точно грабитель жертву в подворотне, ударил в переносицу, схватил за горло, вывернул наизнанку. Хорошо, что чувствительность фомора отличается от человеческой. Иначе как бы мы терпели гниющие туши китов и гигантских кальмаров, которые время от времени сваливаются нам на голову? Воняло, впрочем, не одним сдохшим китом, а целой стаей, целой популяцией китов, истребленных бессмысленно и беспощадно. И брошенных разлагаться к ногам каменной великанши. Впрочем… Это были не киты и не какие-нибудь жертвенные зверюшки. Это гнила вторая нога той, по чьему телу мы так беспечно прогуливались. Из-под слоя кожи, похожей на ноздреватый камень, проступали фиолетовые и алые пятна, издали похожие на цветущие луга. Вот только пахли они отнюдь не фиалками.
- Так я и думал! – выкрикнул Легба. – Это Хель!
- Хель, заживо гниющая повелительница мира мертвых? – на удивление спокойно уточняет Гвиллион.
- Она самая, - морщится Легба. – Мы в Хельхейме. Барон Суббота, ну и вонища! Идем отсюда.
Дважды просить не пришлось. Вверх по склону мы двигались медленнее, чем вниз, но ненамного. Казалось, запах решил составить нам компанию. И на вершине хребта, на верхней точке голени Хель он был почти так же ужасен, как под облаками. Пришлось приглушить обоняние, чтобы мозги снова заработали.
- Здесь, в царстве мертвых, как и в царстве живых, правят разные боги, - продолжил свой рассказ Легба. – Я с ними незнаком. Но, в отличие от людей, знаю, что есть мы… и есть другие. У каждого бога множество имен, лиц, тел, занятий. Иначе как бы они справлялись со своей извечной задачей: встречать, судить и наказывать мертвых? Рождение и смерть от сотворения мира – женская работа. Мы, мужчины, лишь орудия их силы. У входа в край мертвых души встречаются с Эрешкигаль, дарительницей смертельного взора. Он похож на тот, которым боги наделили тебя, морской змей. Он расщепляет то, что раньше было – или казалось – единым целым. Душа раскалывается на части. То, что следует судить, отправляется на суд богов. То, чему следует сгнить, попадает во власть Хель. То, чему следует очиститься, забирает себе Тласолтеотль. И все эти богини, принадлежащие, как думают люди, разным временам и народам, суть три лика, три тела единой богини. К ней стремится моя женская ипостась, моя божественная супруга, Помба Жира.
- Геката, - едва слышно роняет Марк.
- Она. Повелительница мрака, следящая, чтобы мертвые не покидали свою юдоль, - высокопарно заключает Легба.
- Значит, мы стоим на… э-э-э… здоровой половине Хель, а где-то бродят еще две такие же благоуханные красотки? – осведомляется Мулиартех.