- Я не должен убивать здешних богов, приятель! – ослепительно улыбается Марк. – Поверь мне, я чувствую, что это в моих силах, но мне это не дозволено.
- КЕМ не дозволено? - резко спрашивает Морк.
- Здешним демиургом. Это не моя вселенная, а его. Если я выну камень из фундамента, она рухнет нам на головы. Я не могу ничего объяснить, но вокруг меня все такое же хрупкое и неустойчивое, как и в моем мире. Только в моем мире оно ненадежно, потому что молодо. Мой мир похож на молодой побег, который легко сломать или вырвать с корнем. У него и корней-то нет, он весь умещается на побережье, а дальше – пустыня, которую пока нечем заполнить. Я слишком мало знаю о создании вселенных, чтобы заполнить свою землю всяким… разным… - Марк беспомощно вертит пальцами в воздухе, точно вращая на ладони невидимый шар. Мы завороженно наблюдаем. – А этот мир дряхлый. То ли старый, то ли больной. Он сам идет к разрушению и его нужно удержать. Иначе он погибнет.
- А нам не надо, чтобы он погибал? – уточняет Морк.
- Конечно, не надо. Это же ЕЕ мир! – пожимает плечами Марк.
- Кого ЕЕ?
- Той, которую я чувствую. Она идет ко мне. Она ко мне тянется, ее несет сюда водой, и ветром, и землей. Люди, звери и боги передают ее из ладони в ладонь, как жемчужину. Почему-то наша встреча очень важна. Для нее или для меня – не знаю.
Фрилс стоит близко-близко ко мне. Я вижу, как на ее черной от праха щеке появляется светлая дорожка. И ползет, ползет к подбородку, чтобы сорваться черной соленой каплей. Марк продолжает говорить, глядя прямо в глаза Фрилс, не пытаясь отвернуться.
- Ради встречи с этой женщиной все и устроено. Наш поход через пустыню. Наша встреча с Синьорой Уия. Наш спуск в нижние миры. У засыхающих корней ее вселенной нам суждено встретиться и друг друга…
- Полюбить, - роняет Фрилс.
И тут Марк смеется. Да просто ржет. Как козел. Кем он, собственно, и является!
- Нет уж, - внезапно обрывает смех наш дурной уриск. – На то, о чем ты думаешь, я пойтить не могу! Это как самого себя полюбить, гладить по груди и по бедрам, приговаривая: до чего же я хорошенький! Мы как две сущности по разные стороны зеркала. Мы демиурги, чьи создания решили слиться воедино, сплестись корнями. Моя вселенная передаст ее вселенной часть молодой мощи. А взамен получит немного опыта и знаний. Вот и все. А ты… - Марк берет Фрилс за руку откровенно собственническим жестом, - пойдешь со мной. Назад. Туда, где родилась. И будешь со мною там… потому что тебе ведь этого хочется, правда? – И он беспомощно улыбается. В наивность играет, подлец. Ну как такого не полюбить?
- А тебе? – неожиданно требовательно спрашивает Фрилс. Глаза у нее горят.
- Да я наглядеться на твою душу не могу! – взрывается Марк. – Так бы ее и съел! Пойми, я живой, я не хочу сидеть в подземелье или в поднебесье и оттуда командовать парадом. Я, может быть, никогда и не жил до тех пор, покуда…
Я дергаю Морка за руку, я буквально волоку его за собой, одновременно яростно подмигивая Мулиартех. Та со снисходительной улыбкой манит к себе Гвиллиона. Он – огненный силуэт в непроглядной тьме – перетекает по воздуху к моей понятливой бабуле. И я впервые в жизни вижу, как они осторожно касаются губами воздуха, разделившего навек их истинные тела – стихии воды и огня. Воздушный поцелуй и нежный взгляд. Все, что отпущено природой. Хорошо, что иногда мы, фэйри, можем воплощаться в человеческие тела! А то от зрелища их безнадежной страсти и расплакаться недолго.
Мы удаляемся от Марка и Фрилс, за нашими спинами не слышно ни единого звука, как будто и камни вокруг, и водопад у входа в тоннель одновременно затаили дыхание.
- А все-таки как нам справиться с Эрешкигаль? – бурчит Морк себе под нос.
Если бы я знала! От меня вообще проку никакого. Я уже и не понимаю, зачем было ввязывать нас с Морком в эту авантюру. Мулиартех хотя бы владеет Мертвящим Глазом Балора. Гвиллион повелевает камнем и пламенем. А мы с Морком? Двое влюбленных, только и годных на то, чтобы друг за друга бояться…
Но, видно, недостаточно мы боимся. Потому что в думах о собственной никчемности и о предстоящей опасности сами не заметили, как дошли до порога царства Эрешкигаль. И едва не вывалились прямо в Золотой зал. Наверняка она именно так называется, эта поистине огромная пещера в золотых прожилках. Похоже, человеческие души при виде такого количества вожделенного металла разом выказывают все свои дурные качества. Золото, золото, золото – тысячи, тысячи тонн, пластами, каплями, узорами, самородками, сталактиты, сталагмиты, колонны из золота, золотые пологи, спускающиеся с потолка, золотые дендриты[82] высотой в человеческий рост у стен, зеленовато-золотая взвесь, плывущая над нашими головами, словно просвеченный утренним солнцем туман – холодное, негреющее солнце алчности.
- Вот так Эрешкигаль и ловит души: манит самым желанным и отбирает все, - шепчет мне в ухо Фрилс, сопровождая рассказ о коварстве богини бессмысленно-счастливой улыбкой. – Барон, да говори уже! Марк разрешает!
- Ну слава ему, что разрешает, - раздает бас, такой неуместный в устах нежной влюбленной девушки. – Эрешкигаль великий мастер ловушек. Она действительно пользуется тем, что людей манит богатство и все, что богатство дает – власть, почет, комфорт…
- Пресыщение, скуку и неподходящую компанию, - завершает перечисление Морк. Я согласно киваю.
- А вы хорошие дети, - звучит откуда-то сверху голос, чистый и глубокий, словно золотой гонг. – Что вы топчетесь на пороге? Идите сюда, я на вас гляну.
- Не надо тебе на них смотреть! – вихрем вырывается вперед Мулиартех. На лице ее – безбрежная ярость. – Мало того, что они прошли по Дороге Теней, так им еще и с тобой в гляделки играть? Что ты хочешь с них содрать, судейская ты душонка!
- Взя-а-а-ать! – раскатывается под потолком. Ничуть не изменив своей напевности, голос из чарующего становится холодным и злым. – Взя-а-а-ать!
Нам навстречу из золотой мглы летят темные тени. Может, псы, а может, летучие мыши. Ничего в этом тумане не поймешь.
И тогда Мулиартех поднимает веко. Воздух замерзает у меня в груди. Я всего лишь раз видела Глаз Балора открытым. И считаю, что это много. Любой бы счел, что это много. Он вращается в глазнице, полыхая, словно прожектор. Белый шипящий луч пронизывает пространство, выкашивая темных тварей задолго до того, как нам удается понять, кто или что они такое. Посланцы Эрешкигаль сгорают в белом пламени Мертвящего Взгляда и осыпаются на землю, точно сухие листья. Совершенно сухие. Скрученные в тончайшие трубочки – так, словно в них нет и никогда не было плоти.
- Как. Ты. Смеешь. Убивать. Моих. АНУННАКОВ[83]!!! – звенит золотой гонг. – Как мне судить теперь, когда мои помощники мертвы?
- Да здесь все мертвы, на кого ни глянь, - с издевкой произносит Мулиартех, прожигая золотую взвесь огнем Балорова Глаза. – И сейчас я иду к тебе, Эрешкигаль, чтобы посмотреть на богиню-судью. Посмотреть В ОБА! – Голос ее переходит в низкое ворчание разозленного зверя.
Эрешкигаль молчит. Весь ее золотой чертог замирает в предчувствии неизбежного. Она сделала свой ход. Даже два хода – заманивая нас и пытаясь захватить силой. И проиграла. Она не знает, как быть. Боги привыкли, что у них все получается с первой попытки. И не умеют просчитывать даже двухходовку.
- Не надо.
Морк, мой неустрашимый Морк выходит вперед и обнимает Мулиартех за плечи.
- Опусти веко, ба. Мы не должны убивать. Так Марк велел.
- Тогда пусть он велит ей! – шипит Мать Рода, но глаз предусмотрительно зажмуривает. Понимает, что нечаянное движение зрачка может стоить Морку жизни. Какого черта он вообще полез вперед? И какого черта вслед за ним рвусь я?
- Эрешкигаль! – незнакомым, повелительным голосом произносит Морк. – Я иду к тебе. Ты можешь судить меня! Я готов.
- Я с тобой, - кидаюсь я в золотой туман. – Я с тобой!
Но длинные мускулистые руки Марка хватают меня и держат, не отпускают. Туман клубится, широкая синяя спина Морка тает в нем, тает. Лирова борода, почему тут, в нижних мирах, столько тумана? Туман горелого мира Хель, туман золотой пыли Эрешкигаль, а чем нас встретит Тласолтеотль? Испарениями выгребной ямы?
Как тихо! Почему так тихо? Золотой песок под ногами, это он поглощает звуки, это из-за него я ничего не слышу, будь он проклят, чертов металл, завораживающий человека, словно крысу – змеиный зрачок, почему же все-таки так тихо?
- Душа – как сталь, - произносит Эрешкигаль смутно знакому фразу. – И самая лучшая!
Вспомнила. Спасибо тебе, Амар. Я бы нипочем не догадалась, как можно выиграть битву, обладая только душой воина, без всякого оружия.
- Остальные тоже подойдите, - поет гонг. – Я знаю, зачем вы здесь. Я знаю: вам можно верить.
У подножия судейского кресла Эрешкигаль я, разумеется, финишировала первой. Но понадобился бы фото-финиш, чтобы доказать свое первенство: по обе стороны от меня с отрывом в пару сантиметров затормозили Мулиартех и Гвиллион. Марк и Фрилс, судя по всему, неспешно брели где-то позади, обмениваясь впечатлениями по поводу интерьера.
Эрешкигаль сидит на отвратительно неудобном кресле без подлокотников, с высоченной прямой спинкой. Будь она человеком, ей не продержаться в такой величественно-окоченелой позе и нескольких часов. А кажется, что богиня-судья сидит так годами. Она стара, очень стара. Опять-таки, будь она человеком, время бы выело мясо с ее костей, оставив повисшую кожу, оплетенную сетью вен. Но над мясом богини время не властно - и Эрешкигаль в прекрасной форме. Вот только складчатые веки, точно плотные шторы, опущены на глаза и длинные ресницы опахалами лежат на щеках. И лицо ее похоже на иссушенную долину, в которой за столетия не пролилось ни капли дождя.
- Убей мои глаза, морской змей, - с тихим смирением просит Эрешкигаль. – Можешь это сделать?
- Ты хочешь ослепнуть? – изумляется бабка. – Но зачем?