Получив свободу, горничная как птица из клетки вылетела из комнаты и Кецалькоатль беззвучно рассмеялся: «Представляю, в каком расстройстве была бы Вифания, узнай, кто ты такая на самом деле». Звонкий детский смех — это Егорка и Ильюшка спустились вниз и устроили игру в прятки — стёр добродушное выражение с лица правителя Небес. «Конечно, сейчас не самое подходящее время, но пора действовать. Шолотль может сколько угодно нянчиться со смертной девчонкой, но лично я не намерен терять Вифанию из-за его дурацкой сентиментальности», — подумал он с глухой яростью.
Возвращение Шолотля лишь усилило ненависть, которую он испытывал к единоутробному брату, и не только потому, что теперь ему предстояла борьба за власть. Молва не ошиблась, говоря, что он неравнодушен к жене Золотого императора.
Поначалу Кецалькоатль презирал брата за привязанность к Вифании и чувствовал себя отомщённым, видя, что тот влюбился в ту, которая в его глазах была всего лишь смертным ничтожеством. Просто убить Вифанию ему было недостаточно и он, чтобы сполна насладиться местью, стал под видом Шолотля являться к ней. Вифания не замечала подмены до тех пор, пока муж не вытеснил из её сердца Лилинда Бона, а любящее сердце прозорливо. Хотя Кецалькоатль стирал их встречи в её памяти, она стала всё чаще присматриваться к нему. Некоторая небрежность в подмене воспоминаний Вифании, которую он допускал в самом начале своих проказ, привела к тому, что в них возникла путаница и он, опасаясь разоблачения, прекратил свои визиты. Тем более что Шолотль что-то почуял и, ревнуя жену к неуловимому сопернику, приставил к ней верную ему Огненную стражу, которая незримо следила за каждым её шагом.
Когда стрела бога любви пронзила его сердце, Кецалькоатль поначалу взбеленился, а затем вдруг понял, что уже давно неравнодушен к Вифании и его чувства возникли ещё в ту пору, когда она была обычной смертной женщиной, но он в своей гордыне не хотел этого признавать. С той поры он всеми силами рвался к власти на Небесах, — ведь только так он мог быть вместе с той, кому принадлежало его сердце.
Вифания, которая отличалась незаурядным умом, естественно, догадывалась, что движет новым правителем Небес и почему он относится к ней более чем доброжелательно, но ценила его доброе отношение к себе и дочери. К тому же она скучала по мужу, и это поневоле вызывало у неё расположение к деверю, который был его точной копией.
Несмотря на всю свою любовь к жене брата, Кецалькоатль не спешил объявлять ей о своих чувствах. Пользуясь неопытностью Вифании в божественной магии, он постепенно пробуждал в ней стёртые ранее воспоминания. Увидев их очередную встречу во сне, она терялась в его присутствии и каждый раз вздрагивала, когда он как бы нечаянно прикасался к ней. Через некоторое время впечатление сглаживалось, Вифания брала себя в руки и снова видела в нём лишь брата мужа, но приходил новый сон, и всё повторялось сначала — к великому удовольствию Кецалькоатля. В общем, бог воинственных индейцев знал толк в охоте; боясь упустить вожделенную дичь, он избрал тактику приручения и был само терпение.
Крики расшалившихся детей вернули размечтавшегося Кецалькоатля к действительности, и он ещё раз пересмотрел насущные дела, после чего как обычный человек отворил дверь, ведущую в коридор. Здесь он преградил путь бегущим малышам и, когда они с размаху налетели на него, подхватил их на руки.
— Опаньки! Вот вы и попались! — воскликнул он тоном доброго дядюшки и укоризненно покачал головой. — Дети, передайте вашей маме, чтобы она лучше присматривала за вами.
Кецалькоатлю не пришлось искать смертную дочь брата: она явилась сама.
Подлетев к ацтекскому богу, Ирина выхватила у него сыновей и передала их подоспевшей няньке. «Пеняй на себя! Если ещё раз не усмотришь за детьми, я сверну тебе шею», — предупредила она и перепуганная женщина, низко кланяясь, забормотала извинения, а затем, крепко держа малышей за ручки, бросилась прочь от разгневанной хозяйской дочери.
Когда нянька и дети скрылись за поворотом, Ирина повернулась к Кецалькоатлю и в её руках появился кэм; концентратор энергии на его верхушке, похожий на глаз, мигнул недобрым красным светом.
— Никогда, слышите никогда, не прикасайтесь к моим сыновьям и даже не смейте смотреть в их сторону! — отчеканила она.
Лицо Кецалькоатля потемнело от гнева.
— Смеешь угрожать мне, смертное ничтожество? — прорычал он, и в его руках тоже появилось оружие.
Кэм ацтекского бога по всем параметрам превосходил кэм Ирины — как по длине, так и по размерам концентратора, тем не менее демонстрация силы её не устрашила. Она отпрыгнула на безопасное расстояние, чтобы из-за разницы в длине оружия её не достали первым же ударом, а затем и вовсе переместилась за пределы дома.
***
Проклятье! Намерения дядюшки не вызывали сомнений — его глаза смотрели как дула пистолетов. Он настроился на убийство, это было ясно, как божий день. Когда нянька увела Егорку с Ильюшкой, меня немного отпустило; я боялась, что Кецалькоатль не даст им уйти, но он, слава богу, оказался не настолько подл, чтобы за компанию со мной убить ещё моих детей. И всё же, ради их безопасности, нужно было увести его из дома.
Времени на раздумья не было. Я представила первое, что пришло на ум, и оказалась у развалин Грозолинской башни Руха.
М-да, не лучшее место! Слишком близко к Огненной страже, верной Кецалькоатлю, но сожалеть было уже поздно. Враг стоял напротив и, судя по выражению на суровом лице, на пощаду даже нечего рассчитывать.
Смерть подошла совсем близко, и на сердце стало тоскливо. Никто не хочет умирать, тем более во цвете лет.
— Почему ты хочешь меня убить? — спросила я, заметив, что Кецалькоатль медлит с нападением.
— Чтобы довершить превращение Вифании в богиню, — последовал ответ; причём сказано было таким тоном, что у меня не возникло сомнений в истинности названного им побудительного мотива.
Не успела я спросить, какое ему дело до моей матери, как Кецалькоатль направил на меня кэм и из него вырвался ослепительно яркий красный луч. Магический удар был такой силы, что на какое-то мгновение я отключилась. Спас меня щит, который принял на себя основную мощь смертельного заряда; остальную его энергию погасили боевые доспехи, которые закрыли моё тело с головы до пят. Щит и доспехи имели непривычную форму и расцветку, но я сразу же оценила их удобство и прочность. Откуда они взялись, я не раздумывала, но уверена, что не обошлось без моего детского волшебства, того сгустка личной магии, который я успела прихватить с собой, прежде чем ушла с Земли.
Кецалькоатль был страшен. От его молниеносных ударов, сопровождаемых жутким грохотом и слепящим светом, я почти полностью оглохла и ослепла. Ни о какой тактике или стратегии не шло даже речи — я выживала на чистом инстинкте.
По большей части наше сражение протекало в небе. Мы летали на таких скоростях, что я, получив очередной удар, не всегда понимала, в каком направлении лечу: вверх, вниз или куда-то вбок. Но затем наступил перелом. Первоначальная растерянность уступила место холодной ярости, и я от глухой обороны готовилась перейти к контратакам. Плевать, на риск! Пусть Кецалькоатль не надеется, я не буду праздновать труса!
За неимением магии на Земле мы с Алексом воевали друг с другом с помощью симуляторов. За основу были взяты воздушные дуэли новейших истребителей, и сейчас мне это пригодилось, а ещё я вспомнила уроки Лиланда Бона. К тому же я подметила, что Кецалькоатль в воинском искусстве уступает моему отцу, который хоть недолго, но был моим наставником, и это тоже подбодрило меня. Думаю, в сражении с Золотым императором я бы не имела ни единого шанса на выживание, а тут стоило попробовать.
Ожидание было недолгим. Кецалькоатль выстрелил из кэма и заложил крутой вираж, уходя от ответного залпа. Пора! Пан или пропал! В спешке я вбухала столько магии в фантом, что камень на верхушке кэма основательно потускнел. Вид магического двойника удивил меня: никогда не думала, что со стороны выгляжу настолько… грозно. В общем-то, это не диво при таком фантастическом облачении. Клювастый шлем и броня состояли из раскалённых по краям чёрных перьев, а крылья за спиной вообще чистое пламя. Правда, взгляд у двойника такой, что аж самой не по себе.
Всё, хватит играть в гляделки, пора браться за дело! Я кивнула, и мы с двойником синхронно сорвались с места, чтобы затем резко разойтись в стороны. Переждав магический залп, мы взяли Кецалькоатля в клещи и пошли параллельным курсом. Моё раздвоение пришлось ему не по вкусу, и он выдал серию головокружительных финтов, чтобы оторваться от сопровождения, чреватого ловушкой. Что ж, не стоит его разочаровывать! Я и фантом одновременно выстрелили ловчими сетями и Кецалькоатль, не сумевший прорваться сквозь двойной кордон, закувыркался в воздухе. Так-то, дорогой дядюшка, не всё коту масленица!
Опьянение успехом быстро прошло. Разъярённый Кецалькоатль прибил мой фантом, что не лучшим образом сказалось на моём самочувствии, так скребануло по нервам, что я едва удержалась от крика, а затем с удвоенной силой набросился на меня. Видимо, задетое самолюбие привело его в состояние полного озверения.
Серия за серией на меня сыпались такие удары, что я уже физически не выдерживала их мощи. Отдача была такая, что, несмотря на защитные доспехи, у меня темнело в глазах. Движения замедлились; если я падала на землю, меня шатало как пьяную, но каждый раз я поднималась и расправляла крылья.
И всё же, упорство упорством, а у всего есть предел. Человек не бог, его силы не бесконечны.
Рывок к противнику; с кэма сорвался магический заряд и… ушёл мимо цели. Всё. Я исчерпала свой запас до самого дна.
Кецалькоатль понял, что это моя лебединая песня и в его руках появился лук. Мелькнула ослепительно яркая молния, и я рухнула на землю. Всё, Икар приказал долго жить! Невзирая на страшную боль от ожога, я собрала волю в кулак и перевернулась на спину. «Прощай, Фандора, моя негостеприимная родина!» — мысленно сказала я, глядя в безмятежно-синее небо.