***
После праздничного застолья, Вифания сообщила Алексу, что он и близнецы переселяются на хозяйскую половину, и была настолько любезна, что сама показала отведённые им комнаты.
Подойдя к тому, что очень напоминало сейф, она открыла дверцу, и Алекс перестал озабоченно хмуриться. Это и в самом деле был сейф, причём не пустой. На полках лежало золото, которое он принёс с Земли и припрятал его в гостевых комнатах.
Вифания показала ему, как действует магический замок, и, прежде чем уйти, протянула зелёный бархатный мешочек, украшенный золотой монограммой семейства Вейсов. «Извините, что с опозданием, но это наш с мужем подарок на вашу свадьбу», — сказала она, и Алекс рассыпался в благодарностях. Оставшись один, он заглянул внутрь мешочка и, прикинув его вес, протяжно присвистнул. «Вот это да! Судя по количеству камешков, здесь целое состояние», — обрадовался он, но вспомнил недвижную позу и пустые глаза той, что была ему дороже жизни, и с его лица пропало оживление. «А вдруг она останется такой навсегда? — мелькнула у него паническая мысль, и он упрямо стиснул зубы. — Нет, моя Ирка не из тех, кто сдаётся! Чего бы это ни стоило, она обязательно вернётся!»
Стараясь не думать о плохом, Алекс глянул на полки сейфа, ища свободное место для мешочка с самоцветами и, не найдя такового, примостил его поверх «колбасок» с золотыми монетами. После чего он прикрыл дверцу сокровищницы и, начертав нужные символы, пробормотал магическое заклинание.
Была ли это его ошибка или ошиблась Вифания, давшая ему ключ, но замок не сработал и сейф остался открытым, что впоследствии привело к большой суматохе в поместье.
Если с мужем и детьми смертной дочери Вифания была сама любезность, то с женихом дочери-богини она держалась так, что на её фоне Снежная королева показалась бы образцом теплоты и добросердечия. Алконост бесилась, но не смела скандалить с матерью, боясь, что она уже открыто выступит против их брака и тогда ей придётся самой отстаивать право на любовь и в одиночку молить отца о снисхождении к её избраннику.
Лотико терпеливо сносил пренебрежение одной и болтовню другой. После праздничного застолья Алконост потащила его в парк и, пока они гуляли, изложила ему свои планы относительно их свадьбы и дальнейшей жизни. Лотико рассеяно улыбался и в нужных местах согласно кивал; при этом он не помнил ни единого слова, сказанного спутницей — все его мысли занимала одна лишь Сирин. Если бы не беспокойство за неё, он уже давно бы сбежал.
Томительный день уже близился к концу, а от Золотого императора по-прежнему не было вестей. По ледяным взглядам хозяйки дома бог любви понял, что слишком задержался и, откланявшись, отправился в Расомское поместье.
Оказавшись дома, Лотико первым делом зашёл к деду, и на лице Хаоса промелькнуло облегчение. Родители тоже обрадовались его возвращению. Правда, будь он менее занят своими переживаниями, он заметил бы перемену в их отношениях, хотя бы по тому, как они поглядывали друг на друга.
За ужином миссис Фьюстер спросила сына, знает ли Золотой император о его намерении жениться на Алконост.
Во время пребывания в Вечерней Звезде Лотико несколько раз ловил на себе взгляд императора, но не смог что-либо прочесть на его лице: своей бесстрастностью оно не уступало его обычной маске. Он не стал лгать, и миссис Фьюстер беспомощно глянула на мужа. Чтобы её утешить, Пан взял её за руку и с нежностью коснулся губами. При виде этого Хаос презрительно фыркнул и Лотико с недоумением посмотрел сначала на деда, а затем на смущённые лица родителей. Наконец до него дошло, что происходит, и его губы тронула улыбка. «Браво, папа! Наконец-то до тебя дошло, что лучшая из женщин уже рядом с тобой. Что ж, лучше поздно, чем никогда», — подумал он и подмигнул отцу. Это переполнило чашу терпения Хаоса и он, распорядившись принести ему десерт в кабинет, встал из-за стола.
После ухода демиурга в столовой некоторое время царила благонравная тишина.
Первым не выдержал Пан:
— Вот ведь! Уверен, если раньше он пилил Аэллу за то, что её муж постоянно сбегает от неё, то теперь он будет ворчать, что я целыми днями таскаюсь за ней.
— А ты действительно собираешься ходить за мной по пятам? — осведомилась миссис Фьюстер со счастливым блеском в глазах.
— Во всяком случае, пока тебе не надоест, и ты не прогонишь меня, — последовал обтекаемый ответ.
«Понятно, горбатого только могила исправит», — усмехнулся Лотико и попросил мать передать ему смородиновый мармелад.
— Вот нечего фыркать! — рассердился Пан и миссис Фьюстер поспешно закрыла ему рот.
— Тихо-тихо! Только не кричи, дорогой![1] Ребёнок не имел в виду ничего дурного. Это в нём говорит юношеский максимализм. В молодости всем кажется, что тот, кого ты любишь, непременно должен находиться рядом.
— Разве это плохо? — Лотико слизнул мармелад с ложки и мечтательно добавил: — Будь Сирин моей женой, я был бы только счастлив.
Старшие Фьюстеры переглянулись и дружно вздохнули. Лотико с иронией глянул на родителей и отправил в рот ещё одну ложку любимого лакомства.
— Вот только не нужно жалеть меня! Спорим, что Алконост не выдержит общества Антероса и вскоре потребует развод?
— Не будь таким самонадеянным, — Пан с улыбкой покосился на жену. — Если Алконост любит тебя по-настоящему, то ты сдашься. Рано или поздно. И вообще, вряд ли тебя надолго хватит. Слишком уж сестрички похожи и, между прочим, не только внешне.
— Нет! В моём сердце только Сирин, — заупрямился Лотико и миссис Фьюстер при виде непреклонной мины на его лице, знакомой ей по отцу, снова вздохнула.
— Не спорьте, мои дорогие! Время всё расставит по своим местам, — сказала она и взяла поднос, принесённый служанкой.
***
Подойдя к отцовскому кабинету, миссис Фьюстер постучала.
— Папа, можно к тебе? Я принесла десерт.
Изнутри донеслось невнятное ворчание и она, сочтя это за согласие, толкнула дверь.
Хаос внимательно глянул на дочь и, уловив её смутное настроение, жестом пригласил сесть.
— Тебе как обычно? Эту твою гадость вишнёвый ликёр? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, взял ещё один бокал.
— Спасибо, — кивнула миссис Фьюстер.
— Аэлла, что тебя беспокоит? — спросил Хаос, видя, что дочь не решается заговорить.
— Я долго думала, есть ли смысл говорить, но… — миссис Фьюстер выпила ликёр и, собравшись с духом, быстро проговорила: — Принцесса хотела со мной поговорить насчёт Лотико, и мы перенеслись в её Небесный дворец. Проклятая девчонка, у которой самолюбия больше, чем ума, вывела меня из себя, и тут я обнаружила, что обзавелась новой формой.
— Ну? — подстегнул её Хаос. — Что за форма?
— Дева Ада, — чуть слышно уронила миссис Фьюстер.
Пальцы Хаоса, держащие кубок, самопроизвольно сжались, и по кружевной манжете его рубашки расплылось тёмно-красное винное пятно.
— Я так понимаю, это ещё не всё, — произнёс Хаос каким-то каркающим голосом.
— Да, — миссис Фьюстер бросила на отца виноватый взгляд. — Я хотела проверить свои новые возможности и, видимо, привлекла внимание лорда Ваатора.
— Святые Небеса! — вырвалось у Хаоса. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Теперь Эквилибриум[2] знает о нашем существовании и вряд ли Литу понравится, что мы поселились в его кладовой магической силы.
Миссис Фьюстер растеряно захлопала глазами.
— Хочешь сказать, что Фандора никакая не природная линза, как нас учили в МАГе, а мы воруем запасы магической силы у властителя Эквилибриума?
— Вот именно! — вздохнул Хаос. — Кстати, что было нужно повелителю Адской Бездны?
— Лорд Ваатор сказал, что пришлёт мне приглашение к Сияющему Двору, — сказала ошарашенная миссис Фьюстер. — Папа, что теперь будет?
— Сам хотел бы знать! — ответил Хаос и махнул рукой. — Иди, Аэлла, я должен подумать.
Оставшись один, он взял первую попавшуюся бутылку с вином и надолго приложился к её горлышку.
***
Стоило Золотому императору увидеть глаза Ирины, и он понял, что в её теле нет души. Это был голем — живая кукла без разума и воли.
Шолоицкуинтли, отправленные на поиски, понеслись по мирам мёртвых, но, сколько они ни искали, души Ирины нигде не было. Тогда Золотой император поместил её тело в стасис-поле и вернулся на Фандору. Повинуясь ему, время повернуло вспять, и он исследовал каждое мгновение времени, которое прошло с момента смерти Ирины и до момента её воскресения.
Золотой император искал того, кто похитил душу его дочери, ради которой он столь многим пожертвовал. По характерному рисунку силовых линий, ещё не успевших сгладиться, он нашёл следы портала, ведущего в Междумирье, и, вычислив вектор направления, открыл его вновь. Не успел он шагнуть внутрь, как в небе возник всадник на чёрном коне.
«Стой, Чак! Ты идёшь на верную гибель!» — прогремел Хаос. Не удовольствовавшись словами, он, спустившись вниз, схватил его за плечо.
Первым желанием Золотого императора было как следует врезать ему (так сказать, за всё хорошее), но в обычно бесстрастном лице демиурга было нечто такое, что он решил не горячиться и выслушать своего извечного оппонента.
Хаос спешился и первым делом погасил портал.
— Даже так? — усмехнулся Золотой император. — Здесь поговорим или на Небесах? — осведомился он, заинтригованный тем, что портал почему-то не хотел закрываться, и Хаосу для этого пришлось приложить немалые усилия.
— Лучше в Расомском поместье.
Золотой император нахмурился.
— Если ты намерен просить за внука, то напрасно…
— Он здесь ни при чём! — перебил его Хаос и кивнул на ещё одного коня, который возник из вихря. — Садись! Пока лучше не пользоваться пространственной транспортировкой.
Это заявление встревожило Золотого императора, который никогда не видел, чтобы Хаос так волновался.
— Прото, что происходит? — перешёл он на дружеский тон.
— Эквилибриум, — уронил Хаос и пришпорил коня.
«Да что б всех вас! Только этого мне не хватало!» — Золотой император взлетел в седло и бросился его догонять.