Не видим лиц и верим именам,
Томясь в путях напрасного скитанья.
Со всех сторон из мглы глядят на нас
Зрачки чужих, всегда враждебных глаз.
Ни светом звезд, ни солнцем не согреты,
Стремим свой путь в пространствах вечной тьмы,
В себе несём свое изгнанье мы —
В мирах любви неверные кометы[2]!
В нас тлеет боль внежизненных обид,
Томит печаль и глухо точит пламя,
И всех скорбей развернутое знамя
В ветрах тоски уныло шелестит.
Но пусть огонь и жалит, и язвит
Певучий дух, задушенный телами, —
Лаокоон, опутанный узлами
Горючих змей, напрягся… и молчит.
И никогда — ни счастье этой боли,
Ни гордость уз, ни радости неволи,
Ни наш экстаз безвыходной тюрьмы
Не отдадим за все забвенья Леты!
Грааль скорбей несем по миру мы —
Изгнанники, скитальцы и поэты!
С замиранием сердца Пан прислушался к неутихающему эху голосов, что разносили его стихи по всем окрестностям, а может, и по всей Фандоре. Довольный сверх всякой меры он спрыгнул с трона короля троллей и, спустившись вниз, дошёл до перекрёстка. Одна из дорог вела к дому, другая была той, по которой он обычно удирал из него.
Стоя на перепутье, он заколебался. Пан любил Аэллу — любил всем сердцем, но его душа, охваченная жаждой странствий, рвалась на волю.
Молния, ударившая ему под ноги, заставила его подпрыгнуть. Он поднял голову и увидел, что Золотой император, парящий в воздухе, смотрит на него. Аэлла, которая в пылу схватки не обращала внимания на то, что творится внизу, тут же воспользовалась заминкой противника и перешла в ближний бой. По-прежнему не спуская с него глаз, Золотой император уклонился от её удара и резким рывком привлёк её к себе. Когда она замерла, прижавшись к его груди, Пан зажмурился, чтобы не видеть их объятий, а затем с решимостью на лице свернул на ту дорогу, что вела прочь из дома.
***
Алекс тяжело взмахивал крыльями и, как мог, старался прикрыть товарища. Стрелы Аполлона были таковы, что пробивали даже драконью чешую, и словил их он немало.
И всё же основной мишенью был не он, а Нэхуель, в котором Аполлон видел одного из Огненной стражи. Поскольку светозарный уже встречался с его сородичами, то он, развлекаясь в «Магистре и болване», сразу же заподозрил в Нэхуеле шолоицкуинтли, хотя не знал, как они выглядят без своих доспехов.
Аполлон напал бы сразу, если бы не подавители магии, а так ему пришлось ждать в засаде, что лишь подогрело его жажду мести.
Дела Нэхуеля были совсем плохи. У олимпийца был большой счёт к Огненной страже. Мстя за погибших товарищей, Аполлон с неиссякаемой яростью наносил ему удар за ударом. Для начала он разбил щит шолоицкуинтли, что для бога его уровня было несложным делом, а затем взялся за его броню. К рассвету Нэхуель был утыкан стрелами, как ёж иголками, и держался исключительно на силе воли. Когда он потерял сознание и рухнул на землю, в руках Аполлона появился меч. Спланировав на землю, он направился к поверженному шолоицкуинтли.
Истекающий кровью Нэхуель нашёл в себе силы подняться и в его руках тоже появился меч. Он едва держался на ногах, но было ясно, что он будет биться до последнего.
«Ладно, пора спасать мальчишку», — подумал Звёздный Ветер. Огненная стража не бросала своих, поэтому он неотступно следовал за юным сородичем. Но не успел он вмешаться, как Алекс и Лотико встали на пути у Аполлона.
Звёздный Ветер некоторое время смотрел, как сражается троица, и, прежде чем уйти, бросил одобрительный взгляд на Нэхуеля: «Всё верно, щенок! Дружба в нашем деле превыше всего. Когда товарищи стоят за тебя горой, то никакой враг не страшен».
________________________________________________________________________________
[1] Ма-гу (кит. 麻姑 — «Конопляная дева») — легендарная даосская бессмертная (кит. 仙 «бессмертный; трансцендентный»), фея, связанная с эликсиром жизни, является символической покровительницей женщин в китайской мифологии.
[2] «Corona Astralis», стихи Максимилиана Волошина.
Глава 29
Матёрый шолоицкуинтли не ошибся. Хоть и с трудом, но троица одолела Аполлона. Правда, Алекс и Нэхуель были уже настолько плохи, что по большей части отбивали атаки помощников олимпийца.
Основная тяжесть сражения легла на плечи Лотико. Это была его первая стычка с Аполлоном, но он сразу понял, что тот великолепный воин и виртуоз по части владения магическими приёмами. К тому же олимпиец, памятуя о его детских шалостях, явно затаил на него обиду. Хотя это было немыслимо, но он каким-то образом исхитрился разбить сафу[1] Лотико — атрибут, присущий ему от рождения, — чем поставил его в крайне невыгодное положение. Лишившись лука, бог любви потерял не только своё главное оружие, но и магический щит. Аполлон был верен себе и первым делом уничтожал защиту противника. В результате Лотико пришлось рассчитывать лишь на то, чему его научил Арес. Как выяснилось по ходу сражения, бог войны был хорошим учителем, он научил его многому, да и ученик был не бесталанен.
Первое время, ошеломлённый потерей, Лотико с большим трудом отбивал удары Аполлона, но затем он успокоился и Антерос, живущий в нём, взял бразды правления в свои руки. Расчётливый и хладнокровный он был невосприимчив к ложным выпадам олимпийца и быстро вычислил его слабые места.
В отличие от своего противника, Аполлон был далеко не столь хладнокровен и, как творческая натура, временами увлекался.
Дело кончилось тем, что бог любви разыграл интермедию с тем, что пойман на контратаке, а затем применил финт, которому его научил Арес, и Аполлон, лёжа с мечом у горла, со злостью посмотрел на ненавистного мальчишку, который снова его опозорил. Тем не менее он не стал геройствовать и согласился признать своё поражение. Тогда Лотико убрал меч и в тот же миг светозарный и его подручные растворились в утренней мгле.
«Слава богу!» — обрадовался Алекс. Стоило ему расслабиться, и на него навалилась такая непомерная усталость, что он с трудом удержался на ногах. Обеспокоенный состоянием Нэхуеля он поискал его взглядом. Вопреки его опасениям, шолоицкуинтли был не только жив, он даже стоял, правда, опираясь на копьё, как на палку. При этом спина у него была прямой, а плечи расправлены, хотя по лицу было видно, что он в полуобморочном состоянии и даже хуже: судя по тому, как периодически стекленели его глаза, он то и дело выпадал из сознания. «Вот ведь героический дурак!» — вздохнул Алекс и нетерпеливо глянул на Лотико.
— Ну что, мужики, разбегаемся по домам? Потом разберёмся, кто кому должен, хорошо?
— Сами доберётесь или помочь? — поинтересовался Лотико и, получив отказ, взобрался на спину вороного коня, который возник из спустившегося к нему вихря. — Да, вы мне ничего не должны. Я пришёл по просьбе Золотого императора, — сказал он на прощание.
Повинуясь мысленному посылу хозяина, конь присел, молотя воздух передними копытами, а затем оттолкнулся от земли и ушёл вверх.
Алекс поднял голову и покачал головой. «Вот ведь заносчивый говнюк! — беззлобно подумал он и, глядя как Василевс несётся по бескрайней небесной дороге, завистливо вздохнул: — Эх, мне бы такого коня! С таким красавцем никакого автомобиля не надо».
От созерцания его отвлёк глухой грохот — Нэхуель всё же не выдержал и плашмя рухнул на землю. «Мать твою!..» — выругался Алекс. Он спешно создал портал, ведущий в Вечернюю Звезду, и взгромоздил шолоицкуинтли себе на плечи. Так они и появились в холле дома, где их уже ждали, причём не кто-нибудь, а именно тот, кто был им жизненно необходим.
— Мистер Тофус! — радостно вскричал Алекс и бросился к лекарю. — Пожалуйста, скорей! У меня ощущение, что Нэхуель уже не дышит!
— Не дышит и что из того? — спокойно отозвался мистер Тофус и, склонившись над шолоицкуинтли, оттянул закрытое веко.
— Верно, умер, — констатировал он. — Давай сюда свою корицу, пока душа парня не удрала из тела.
Мистер Тофус протянул лапку в направлении Лунного зайца и тот положил на его круглую ладошку нефритовую ступку, точную копию той, что когда-то подарил Ирине.
Лекарь сыпанул корицу на шолоицкуинтли; после этой манипуляции на физиономии Нэхуеля проступили было черты собачьей морды, но тут же исчезли. Воскресший из мёртвых глубоко вздохнул и, сев, разразился целой серией оглушительных чихов.
— Будь здоров! — расплылся Алекс в улыбке, когда шолоицкуинтли прочихался и с недоумением посмотрел на кружок нависающих над ним лиц.
— Спасибо! — буркнул Нэхуель. Он попытался встать, но закатил глаза и снова рухнул на пол.
— Спокойно, не паниковать! — сказал мистер Тофус и вновь оттянул веко шолоицкуинтли.
— Ты учти, у меня больше нет корицы бессмертия, — предупредил Лунный заяц.
— Нам и не понадобится. Это банальный обморок, вызванный большой кровопотерей, — авторитетным тоном сообщил мистер Туфус и насмешливо фыркнул. — На счастье собачьего парня, у него не просто крепкий, а прямо-таки каменный череп. Когда он придёт в себя, не забудьте дать ему кусок сырого мяса и да, при этом отойдите подальше, чтобы он не сгрыз вас за компанию.
Карп Кои покосился на Лунного зайца.
— Юйту, я бы на твоём месте не рисковал находиться рядом с ним. Вдруг собачий парень настолько оголодал, что, почуяв зайчатину, очнётся и без промедления набросится на тебя? А оно тебе надо, возрождаться из его дерьма?
— Не болтай ерунду, — сказал Лунный заяц, но на всякий случай попятился прочь.
— Вот именно! Хватит болтать всякую ерунду, — сказал мистер Тофус и нетерпеливо взмахнул руками. — Все прочь! Вы мне мешаете! Помимо истощения, у собачьего парня полно других болячек и мне нужно сосредоточиться, чтобы полностью его вылечить.
Над ладошками маленького лекаря вырос сияющий белый шар, искрящийся радужными искрами, и божки попятились прочь. Алекс тоже отступил.
— Ладно, в таком случае я сам схожу к кухарке и возьму у неё кусок мяса, — сказал он и развернулся к двери.