— Когда юджисы роятся, это означает, что созрел сапойс, их любимая еда. Вызревший сайпос — редкий деликатес, но если не поторопиться и не собрать его в течение часа, то он будет страшно горчить, — сказал ломкий мальчишеский голос.
— Чем плох незрелый сайпос? — спросила я, по-прежнему любуясь порхающими юджисами, похожими на волшебных фей.
— Тем, что он так сильно вяжет, что его не взять в рот.
— Понятно, — сказала я и обернулась.
Мой собеседник действительно был молод, но не настолько, как я ожидала. Судя по виду, ему лет шестнадцать. Правда, не исключено, что он просто рослый и выглядит старше своих лет. Я бросила на парнишку оценивающий взгляд. Классические черты лица, чистая слегка смугловатая кожа, тёмно-рыжие кудрявые волосы и почти такого же цвета глаза. Плюс к этому пропорциональное телосложение. Одежда незамысловатая: прямая рубашка кремового цвета, свободные тёмно-зелёные штаны и коричневые кожаные сандалии; в общем, ничего особенного, но ему идёт. Впрочем, таким симпатягам, как он, идёт всё, что они ни наденут. А ещё я подметила, что, в отличие от своей одежды, парень далеко не прост, и дело даже не в уме, что светится в его глазах. Учительский опыт говорил мне, что он — сложная натура, а такие склонны к неожиданным решениям и поступкам. В общем, несмотря на приветливое выражение лица, с ним будет сложно найти общий язык.
— Нейто, — представился юноша.
— Очень, приятно, а я Сирин, — сказала я, почему-то выбрав не Ирину, а имя, данное при рождении.
— Идём, Сирин! — сказал мой новый знакомый, с ходу перейдя на «ты», и, нимало не смущаясь, взял меня под руку. — Я напою тебя майю и угощу сайпосом, чтобы ты сама оценила его несравненный вкус. Уверен, ты такой вкуснятины ещё не пробовала.
Естественно, я не стала отнекиваться. К тому же организм будто ждал этого приглашения. Стоило Нейто напомнить о еде и питье, и он всеми возможными способами заявил мне, что умирает от голода и жажды. В общем, в желудке начался такой бурлеск, что мне стало неудобно.
Когда Нейто открыл двери дома — кстати, они были не заперты — я притормозила, сообразив, что в его возрасте ещё живут с родителями, ну или с какими-то другими взрослыми родственниками.
— Тебя не будут ругать, что ты без спросу привёл меня в дом? — поинтересовалась я.
— Не переживай! Я живу один, — ответил Нейто.
В выражении его лица было нечто такое, что предостерегало от расспросов и я, промолчав, переступила порог дома.
Внушительные размеры холла наводили на мысль, что дом изнутри значительно больше, чем снаружи. Впрочем, не исключено, что это не магические ухищрения, а ложное впечатление, вызванное тем, что холл абсолютно пуст. Из мебели разве что деревянные панели на стенах, и пологая железная лестница с ажурными перилами, ведущая на второй этаж, причём всё это в белом цвете, в том числе блестящий мраморный пол и куполообразный потолок. Единственное цветовое пятно — это люстра, чьи многочисленные плоскости и грани переливались всеми цветами радуги. Выполненная в стиле хай-тек она явно диссонировала с общим оформлением холла, чей архитектурный стиль тяготел к средневековью.
Я перестала рассматривать люстру и повернулась к Нейто.
— Нам туда, — ответил он на мой невысказанный вопрос и подвёл к стене справа.
Панель ушла в сторону и открыла вход в просторное помещение, залитое ярким солнечным светом; он падал через окно, которое принято называть французским. Створки с витражными стёклами были распахнуты настежь и несколько юджисов кружились около солидного криволапого буфета. Кроме местной экзотики кухня Нейто мало чем отличалась от кухни в Вечерней Звезде. Справа высилась большущая изразцовая печь с множеством конфорок и несколькими духовками. Слева камин с горкой дров и мойка из нескольких корыт. По стенам развешаны кастрюли и прочие приспособления для готовки; помимо этого, стеллажи для хранения мелкого рабочего инвентаря и лари для продуктов. Видимо, изначальные хозяева дома были фанатами средневековья, а может, именно тогда его и построили.
Нейто усадил меня за длинный разделочный стол, немало претерпевший от кухонных ножей, и взялся хозяйничать. Прежде чем открыть дверки буфета, он замахал руками, отгоняя юджисов. «Кыш, сладкоежки! Ума не приложу, как вы сюда проникаете», — проворчал он себе под нос. Действительно, стайка юджисов попыталась влететь в окно, но их не пустила силовая завеса.
Глава 41
После обильного завтрака Нейто выдал мне обещанные майю и сайпос. Майю по вкусу походил на апельсиновый сок с пряностями, а вот сайпос, похожий на крохотные бледные розочки, сравнить было не с чем. Нейто был прав, такого я не пробовала, хотя Чантико основательно избаловала меня деликатесами. Скажу без преувеличения, сайпос это гениальная симфония, предназначенная для вкусовых рецепторов, и я, позабыв обо всём, с наслаждением ждала, когда на языке растает очередной шарик волшебного лакомства.
Сытость способствовала довольству собой, а оно, в свою очередь, влекло к философским сентенциям и мне подумалось, что любовь, музыка, танцы — всё это прекрасно, но самое безоблачное наслаждение дарит нам еда. Нейто одобрительно посмотрел на меня, и я догадалась, что снова выбалтываю мысли вслух.
— Согласен, — проговорил он и протянул мне бокал, наполненный чем-то ярко-синим, с золотыми вкраплениями.
Меня насторожил цвет напитка: слишком уж он походил на раскраску юджисов.
— Что это? — спросила я, чувствуя, как уходит эйфория, вызванная сайпосом.
— Настойка из юджисов, — подтвердил Нейто мои опасения.
— Извини, чего-то не хочется, — попыталась я отвертеться от его угощения, но не тут-то было.
Взяв поставленный мной бокал, Нейто вновь протянул его мне.
— Сирин, хочешь ты или нет, но тебе придётся это выпить, — настойчиво произнёс он и в качестве весомого аргумента добавил: — Это привязка. Иначе ты не сможешь удержаться в данном временном потоке, и тебя вынесет туда, откуда ты явилась.
— Так бы сразу и сказал, — вздохнула я и, преодолевая отвращение, поднесла бокал к губам.
Напиток сильно отдавал сайпосом, тем не менее не вызвал у меня ни малейшего удовольствия. Его убило чувство вины перед прекрасными созданиями.
— Давай ближе к делу! — потребовала я. — Я так понимаю, нам снова нужно куда-то тащиться.
Не отвечая, Нейто допил свою порцию вина из несчастных юджисов.
— Совсем не обязательно, — буркнул он и со стуком поставил бокал, после чего выскользнул из-за стола и вышел наружу через французское окно.
Такое чувство, что мальчишка рассердился. Когда я выскочила следом за ним, он уже был под деревом, которое росло довольно далеко от дома.
Лёжа на животе, Нейто с меланхоличным видом грыз травинку. Подойдя, я села рядом и хотела вытащить застрявший лист в его волосах, но он уклонился от моей руки.
— Нейто, — позвала я, охваченная жалостью. — Пожалуйста, не злись!
Если раньше я ещё сомневалась относительно того, кто он, то теперь уже нет. Всё же я протянула руку и провела по его волосам. Они были упругими и шелковистыми, на ощупь почти такие же, как у моих близнецов.
— Жалость… — задумчиво проговорил Нейто. — Это было так давно, что я уже забыл, что это такое.
— Тогда вспоминай!
Нейто повернул голову и пристально посмотрел на меня.
— Зачем?
— Потому что мне нечего тебе дать, — призналась я. — Всё, на что я могу рассчитывать, это на твою жалость.
— Нечего дать? — отстранённо проговорил он. — То есть услуга за услугу?
— Да.
— Почему именно обмен?
Я пожала плечами.
— Так уж сложилось. Не понимаю, что тебя смущает.
— Раньше, когда смертные обращались к помощи высших сил, они использовали принцип жертвенности.
Ну да, насколько я помню библейские сказки. Бог велел, и Авраам без раздумий связал своего единственного сына и поволок мальчишку на гору, собираясь прирезать его для жертвоприношения, а затем сжечь. Натуральный псих или в данном случае религиозный фанатик, что, в принципе, одно и то же.
— Ты прав, на заре своего существования мы были простодушны и искренне верили в вас, своих богов, пока Каин не схитрил и не убил своего брата Авеля. С той поры у него множество последователей, готовых всеми правдами и неправдами присвоить то, что им не принадлежит. Сильные по-прежнему убивали, слабые придумали торговлю. Поскольку слабых куда больше, чем сильных, то священная мантра торговли: «ты — мне, я — тебе», позволяющая безнаказанно обирать ближних, перекочевала во все сферы нашей жизни, в том числе в религию. Люди молятся и соблюдают ритуалы, указанные в священных книгах, в твёрдой уверенности, что этим покупают себе место в раю.
На лице Нейто появилось заинтересованное выражение.
— А ты? Веришь ли ты в загробный мир? — спросил он, и я вспомнила своё пребывание в Тартаре.
— Мне нет нужды верить или не верить. Не знаю, каково в раю, а вот в аду я уже побывала.
— Ты ошибаешься. В истинной вселенной нет ничего потустороннего; она предельно материальна и от начала до конца подчиняется заложенным в неё законам, — сказал Нейто, чем сильно меня озадачил.
— Тогда как ты объяснишь существование богов Фандоры и Эквилибриума? Да и законы истинной вселенной, я так понимаю, не свалились с потолка.
— Миры, о которых ты говоришь, возникли благодаря мыслящей материи.
— Не понимаю.
— Таким образом истинная вселенная познаёт самоё себя.
Я попыталась осознать сказанное Нейто.
— Истинная вселенная разумна?
— В определённой степени.
— Выходит, боги — это её выдумки, а не смертных?
— Не совсем.
— Совместное творчество?
— Нет!.. Впрочем, в какой-то мере, да, — последовал очередной уклончивый ответ и это меня отрезвило. Если уж богов невозможно понять, тем более бесполезно пытаться понять Нейто.
— Давай вернёмся к жалости, — попыталась я повернуть разговор в нужную сторону.
— Нет.
— Нет? — не поверила я своим ушам. — Ведь ты можешь повернуть время вспять! Так почему нет?