Лотико опустил ресницы, пряча весело заблестевшие глаза.
— Аполлон до сих пор бесится и не может мне простить, что стрела угодила ему не в грудь, а в зад, причём на глазах у всех. В общем-то, я могу понять его расстройство. С той поры он окончательно погряз в мужеложстве и всё по моей вине.
— Да нет в том твоей вины! — запротестовала миссис Фьюстер. — В то время ты был совсем несмышлёнышем, так какой с тебя спрос? — она усмехнулась. — Если честно, то Аполлону досталось за дело. Он хотел твоими руками убрать соперника и заодно посмеяться над Бореем, заставив его, как и Зефира, влюбиться в этого неженку Гиацинта.
— К счастью для дядюшки, Немезида не дремала, и лучезарный получил скорое возмездие, — Лотико улыбнулся. — А может, это была случайность. В детстве я часто мазал по цели. Знаешь, я почти уверен, что в Аполлона моя стрела угодила совершенно случайно.
— Возможно, что так, — согласилась миссис Фьюстер.
Свой скепсис она оставила при себе. Борей приходился ей двоюродным братом и очень баловал племянника. Когда суровый северянин появлялся у них в гостях, он обязательно привозил Лотико какой-нибудь удивительный подарок и рассказывал ему массу занимательных историй. Естественно, что восторженный ребёнок, живущий в её сыне и поныне, очень любил дядю и с нетерпением ждал его появления у них дома. Вот почему миссис Фьюстер была уверена, что Аполлон совершенно не случайно схлопотал стрелу, заставившую его отвернуться от женщин.
Мать и сын уже почти подошли к воротам поместья, и тут перед ними возник небесный посланник. Держа древко императорского штандарта, крылатый воин возвестил, чтобы Лотико жаждет видеть сам Золотой император, причём немедленно.
Миссис Фьюстер с беспокойством посмотрела на сына.
— Что-то мне не нравится этот вызов.
— Не переживай, родная! Всё будет хорошо.
Лотико обнял мать, но она не успокоилась. Волосы на её голове приподнялись и пришли в движение. Небо заметно потемнело и покрылось тучами, вслед за тем задул холодный ветер, постепенно набирающий скорость и мощь. Прежде некрасивое, но обаятельное лицо миссис Фьюстер заострилось и потемнело, а ноги начали превращаться в жуткие птичьи лапы.
Крылатый воин испуганно покосился на неё и на лбу у него выступил пот. Он судорожно сглотнул и намертво вцепился в древко штандарта. При этом пальцы его левой руки сами собой сложились в охранный жест.
На счастье посланника, Лотико хлопнул в ладони и металлические накладки на его перчатках издали протяжный звук, очень похожий на рёв медных труб. Заслышав его, миссис Фьюстер слабо вскрикнула и отпрянула от сына.
— Поросёнок! — проворчала она и с озабоченным видом дотронулась ладонями до лица. — Перья нигде не торчат? — осведомилась она.
— Нет, всё в порядке, — сказал Лотико, и чтобы успокоить её снял перчатки и засунул их за пояс.
— Совершенно незачем было меня пугать, — выговорила ему миссис Фьюстер.
— Прости! — смиренно проговорил он, без малейшего признака раскаяния на лице, и добавил: — Думаю, Золотой император точно не обрадуется, когда узнает, что его посланника разорвали на мелкие кусочки.
Принюхавшись, миссис Фьюстер насмешливо посмотрела на воина, застывшего как изваяние, и тот густо покраснел.
— Вот чего ты пугаешь беднягу? — проговорила она, укоризненно глядя на сына. — А потом говорят, что это мы распространяем зловоние.
— Ну знаешь! Не будь ты моей матерью, я бы тоже тебя боялся, — улыбнулся Лотико, и на лице посланника промелькнуло облегчение.
Взлетев на спину Василевса, бог любви послал матери воздушный поцелуй, а затем повелительно махнул сопровождающему.
— В путь! — приказал он, и крылатый воин сорвался с места с такой скоростью, будто за ним гнались все фурии ада.
Когда оба исчезли в небесной вышине, к миссис Фьюстер подъехал мужчина, восседающий на вороном красавце, который был копией Василевса. Да и сам он, светловолосый и черноглазый, очень походил на Лотико — разве что у него не было рожек на голове.
— Куда это он? — поинтересовался вновь прибывший.
Миссис Фьюстер слегка поморщилась, но больше ничем не выдала своего неудовольствия несвоевременным визитом.
— Прибыл посланник Золотого императора, он зовёт Лотико к себе, — ответила она и, выразительно глянув на мужчину, добавила: — Здравствуй, папа! Давно не виделись.
— Здравствуй, Аэлла! — усмехнулся Хаос и спрыгнул на землю. — В дом пригласишь или как?
— При условии, что ты пообедаешь со мной.
— Ладно, только у меня встречное условие…
— Хорошо, я не буду третировать тебя расспросами. Поедим в мирной семейной обстановке.
— Договорились, — кивнул Хаос.
Он позволил дочери взять его под руку, и она в безмолвном удивлении приподняла бровь.
— Ладно, ладно! Не такой уж я недотрога. Не веришь, спроси у матери, — проворчал Хаос. — Лучше расскажи, как вы тут живёте.
— Что ты имеешь в виду?
— Слухи утверждают, что у тебя гостила Сирин, смертная дочь Золотого императора.
— Я приютила девочку, когда она потеряла сознание от подарка феникса.
Миссис Фьюстер с любопытством покосилась на лицо отца, хранящее непроницаемо-спокойное выражение. Попутно у неё мелькнула мысль, что она уже подзабыла, как много Лотико унаследовал от деда, в том числе его красоту и досадную невосприимчивость к любви.
— Вижу, тебе это не нравится, — забросила она удочку.
— Да, — не стал отрицать Хаос. — Вам не стоило вмешиваться в семейные дела императора.
— Мы и не вмешивались! — запротестовала было миссис Фьюстер и тяжко вздохнула: — Но ты же знаешь Алконост. Дрянная девчонка не даёт Лотико прохода. Не знаю, как ей удалось, но она заставила его поймать Сирин в ловушку Антероса.
Хаос внимательно глянул на лицо дочери и неодобрительно поджал губы.
— Так-так! Неужели смертная девчонка сумела подобрать ключик к его сердцу? — проскрипел он. В отличие от внука у него был невыразительный монотонный голос.
— Вот не знаю… — заколебалась миссис Фьюстер. — Временами кажется что да, но мальчик всё отрицает и говорит, что ничего не изменилось.
— Знаю, ты желаешь сыну только добра. Поверь, Аэлла, будет гораздо лучше, если ты не будешь толкать его на глупости. Лотико ни к чему все эти любовные терзания. Они лишь замутят ему разум, а он и так ступает по тонкому льду. Как мой внук он слишком силён, а Золотой император злопамятен и до сих пор не простил нам, олимпийцам, борьбы за власть. Он только и ждёт, чтобы кто-нибудь из нас оступился, чтобы добить тех, кто ещё остался.
— Сама этого боюсь! — чуть не до слёз расстроилась миссис Фьюстер. — Вдруг император что-то злоумышляет, и наш мальчик попал в беду? — с отчаянием вопросила она и её волосы вновь начали подниматься, а глаза обзавелись внутренним веком.
— Ерунда! Аэлла, перестань нервничать, ничего с ним не случится, — сказал Хаос, опасаясь, что дочь снова впадёт в панику и улетит, довершив своё превращение. — Так ты говоришь, что феникс благоволит к смертной? — спросил он с оттенком любопытства, что случалось с ним крайне редко.
— Это не удивительно, ведь это он поспособствовал появлению на свет Алконост и Сирин, — сказала миссис Фьюстер.
Хаос хмыкнул.
— Ну да, если бы не напиток из пепла феникса, то Золотому императору было бы не видать потомства от смертной наложницы. Такие дети редкость и, главное, они не наследуют бессмертие, а смертные наследники императору ни к чему, они унижают его достоинство.
— Я одного не пойму, почему Сирин отправили в мир без магии?
— Думаю, у императора были на то веские причины.
— Интересно, какие? — с любопытством вопросила миссис Фьюстер.
Стоило ей успокоиться и жёсткие чёрные перья, появившиеся было на её голове, вновь улеглись мягкими светлыми локонами, а потемневшие глаза обрели прежнюю небесную голубизну.
— Мне-то откуда знать? Так спрашиваешь, будто я приближённый императора.
Видя, что отец больше не хочет говорить о Золотом императоре, миссис Фьюстер перевела разговор на другие темы. Правда, к тому времени они совсем близко подошли к водопаду, который шумел с такой силой, что она скорей догадывалась, чем слышала ответные реплики.
Скоро она заметила, что взгляд Хаоса то и дело обращается к высокой скале. Когда-то она обрушилась на дорогу, ведущую к левобережной части Расомского поместья, из-за чего теперь приходилось делать большой крюк. Скалу не трогали из-за Пана. В свои краткие визиты домой он постоянно пропадал на её куполообразной макушке, украшенной живописно изогнутыми соснами, и своей волшебной игрой на свирели заставлял часами грустить и радоваться окрестных крестьян.
— Нет, папа! Ты этого не сделаешь! — выкрикнула миссис Фьюстер, стараясь перекричать шум водопада.
— Вот зачем тебе эта морока? Напрямую здесь всего ничего, а из-за твоей дурацкой привязанности к мужу приходится давать здоровенного крюка, — проворчал демиург и, пряча насмешку, опустил руку. — Ладно, оставлю, всё как есть. В надежде, что она служит Пану предостережением. Ведь эту горную вершину ты пыталась обрушить ему на голову. Жаль, что не попала. Прыткий оказался подлец!
— Ну, зачем ты так? — вздохнула миссис Фьюстер. — Просто в то время я ещё не понимала, что любимых нужно принимать такими, какие они есть.
— Я бы с тобой поспорил, но тебя не переубедишь. У больных любовью одна общая черта: они слепы и глухи к доводам разума…
И тут, будто отстаивая своё право на любовь, запела свирель, да так нежно и страстно, что дрогнуло даже чёрствое сердце Хаоса.
— Никак твоё козлоногое счастье явилось, — заметил он и покачал головой, видя, какой радостью осветилось лицо дочери. — До сих пор не понимаю, что ты нашла в этом шуте. Конечно, ты у меня не красавица, но за тобой бегали далеко не последние из богов.
— Ну а мне нужен только Пан, — улыбнулась миссис Фостер. — Папа, давай не будем ссориться! У меня сегодня праздник: вы оба наконец-то вернулись. Будь ещё Лотико дома, моё счастье было бы полным.