Проснувшись, она смотрит на немытые бокалы с недопитым виски и на нож в раковине и ощущает неприятный вкус во рту. Отопление работало всю ночь на полную мощность, и теперь в квартире жарко, как на раскаленной сковороде. Разум подсказывает ей вернуться в постель и приходить в себя, начав с нуля, как пережившему инсульт больному, которому надо учиться произносить слова «погода» и «ведро».
Под зимним одеялом становится жарко, она подумывает заняться мастурбацией, но отказывается от этой идеи. У нее больше не осталось фантазий. Эта странная, непостижимая, приносящая боль мысль превращает сексуальное удовлетворение в источник зла.
Не вникая в смысл, она перелистывает насколько страниц книги «Искупление» Пэна Макьюэна. Как следствие, продуктивность сегодняшнего дня равняется нулю. Прогулка в Хэмпстед-Хит оказывается бесполезной и омраченной нарушениями зрительного восприятия: она принимает экскременты за свернутый коричневый листок, а мусор за белые полевые цветы. В такой день она должна испытывать к себе отвращение, но она не может. Она довольна. Так или иначе, еще один день закончен.
12
— Представляешь, я только сегодня познакомилась с родителями Рэмси, — сказала Ирина и посмотрела на бокал вина, который держала в руке. — Очень приятные люди — настоящие британцы, хорошо воспитаны. Но знаешь, самое удивительное, что их манера говорить совсем не такая, как у Рэмси. Никакого акцента Южного Лондона, ничего похожего. Четкое произношение, как у ведущих на Би-би-си. Отец профессор истории в колледже Голдсмит. Думаю, он ничем не хуже Паксмана.
— Так у Рэмси приобретенный акцент?
— Ну, не думаю, что специально, скорее непроизвольно.
— Да, конечно, — кивнул Лоренс. — В снукере ему не помогли бы манеры и речь Джерими Паксмана.
— Знаешь, что больнее всего? Мне кажется, для Рэмси было бы важнее, чтобы они пришли на его финал на чемпионате мира, а похороны могли бы и пропустить.
Их любимый ресторан находился рядом с церковью, и после церемонии они с Лоренсом зашли в клуб «Гасконь» выпить по стаканчику. В противном случае Лоренс просто бы сбежал; он по-прежнему ненавидел массовые мероприятия. Значит, у нее есть шанс уговорить его присутствовать на поминках, которые пройдут ближе к вечеру.
— Ты уверен? — с нажимом спросила она. — Там будут все звезды снукера: Стивен Хендри, Ронни О’Салливан, Джон Пэррот.
— Нет, — покачал он головой. — Я не член семьи и не близкий друг; буду чувствовать себя неуютно.
Она была рада уже тому, что он пришел на похороны. Рэмси был бы тронут.
— Как ты считаешь, в чем здесь дело? — спросил Лоренс. — Родительское противостояние?
— Полагаю, они предупреждали Рэмси, что он сломает себе жизнь, если бросит школу и посвятит себя снукеру. Потом тридцать лет смотрели на него по телевизору. Некоторые люди не могут смириться с тем, что были не правы. Тебе, должно быть, это понятно. Ты ведь сам такой.
— Эй, а вспомни Джуд?
Ирина рассмеялась. Она ощутила непривычную легкость и вспомнила, что последнее время у нее не было поводов для смеха.
— Да уж! Просто прима драматического театра! Как она рыдала. Глядя на нее, можно было подумать, что она вдова, а не бывшая жена, бросившая его восемь лет назад.
— Стерва, — сказал Лоренс с той интонацией, которая раньше ее раздражала, а теперь ласкала слух. — Как это низко — использовать похороны для того, чтобы привлечь внимание к себе. Послушай, ты не хочешь перекусить?
— Мне еще предстоят поминки… Боюсь, у меня нет на это времени. Спасибо тебе.
— Ты очень похудела. — Он посмотрел на нее с прищуром.
— Сам понимаешь, столько всего навалилось… Последние несколько месяцев… номером один в списке дел было не испечь пирог с ревенем.
— Я понимаю, тебе было очень тяжело.
— Да. Очень.
Она была страшно измучена. Для живых смерть — это вор. Ирина страдала, у нее было такое чувство, будто неизвестные забрались к ней в дом и украли музыкальный центр. Но случались и передышки. В данный момент она была спокойна и задумчива. В смерти есть нечто странное. Из-за нее жизнь кажется грустной и непонятной. Забавно, как быстро человек забывает о том, что недавно был на похоронах. Последнее время ей приходилось напоминать себе, что все люди смертны. Похороны, кроме всего прочего, стали для нее возможностью посидеть на скамье и послушать музыку. И она была рада видеть Лоренса. Они очень давно не виделись. Отношения между ними стали на удивление ровными, и это успокаивало.
— Рэмси, — заговорил Лоренс, — был хорошим парнем.
— Рэмси, — отозвалась Ирина, — был прекрасным человеком. Очень красивым.
— Ну, я не знаю насчет красоты… — Лоренс отвел взгляд.
— Нет, ты не знаешь. Он был прекрасным человеком.
— А что больше нравится женщинам? Прекрасный мужчина или красивый?
— Все зависит от того, какой из них рядом с ней. Время от времени она будет задумываться, а как было бы с другим.
— Знаешь, я пару раз отзывался о Рэмси не очень хорошо и теперь об этом жалею.
— Не переживай. — Она похлопала его по плечу. — У тебя были на то причины.
Прикосновение к нему, хоть и краткое, не затронуло никаких струн в ее душе, а ведь многие годы у нее были интимные отношения с этим мужчиной. После расставания интимные процессы развиваются в обратном направлении. Она тысячи раз видела, как он писает, но сейчас бы непременно закрыла дверь в туалет.
— Не знаю, признавалась ли я тебе когда-то, — сказала Ирина, — но мне всегда хотелось, чтобы ты считал меня человеком целеустремленным — профессионалом и все такое. И еще я — думаю, это чувство ко мне вернется — всегда делала все с желанием и старалась делать это хорошо. Но на самом деле я всегда мечтала лишь об одном, и вовсе не добиться успеха в профессии. Без этого я смогла бы прожить. Но вот без мужчины — нет. Возможно, это тебя шокирует, но я сейчас говорю откровенно! Я не боюсь показаться глупой и повторю, что всегда мечтала о любви, которая бы длилась всю жизнь. Мне кажется, даже стареть не так страшно, когда рядом с тобой настоящий мужчина. Мне необходимо быть рядом с кем-то, общаться. Может, не до последнего вздоха, ведь кто-то должен уйти первым. Но по крайней мере лет до семидесяти. Мне казалось, это вполне реально, я думала, что раз запросы у меня не столь высоки, то реализовать их будет просто. Но получается, и этого не случится. Не пойми меня превратно, я вполне способна жить одна. Все нормально. Но разве я так о многом просила, Лоренс? Ведь я была готова заключить сделку с судьбой и отдать за это все — деньги, популярность; все ради сохранения жизни и волшебного лекарства против рака. Я чувствую себя обманутой. А я ведь просила лишь о возможности вместе встречать рассвет, держаться за руки, но мне было отказано даже в этом.
Лоренс смотрел на это со своей точки зрения, как на испытание огнем. Его версия обжигала.
— Может, это вовсе не скромная просьба. Может, ты просила подарить тебе луну?
Ирина улыбнулась. Он всегда ей нравился.
— Кроме того, — продолжал Лоренс, — раз отношения не вечны, какой смысл ждать до семидесяти или до того момента, пока ты не испустишь дух. Ничто не вечно и никто. Взять, например, нас. Думаю, нам было хорошо вместе. Мы общались лучше, чем многие.
Ирина отпила лишь глоток вина. Впереди еще весь день, и, если она хочет, чтобы все прошло хорошо, надо держать себя в руках.
— Знаешь, в последние несколько дней меня мучила одна мысль. В среднем женщины живут дольше мужчин на шесть-семь лет, верно? Разумеется, это последнее, о чем мы думаем, когда влюбляемся. Но когда женщины выбирают себе мужа, они прежде всего думают о том, кому они помогут умереть.
— В этом деле помощь не нужна, — усмехнулся Лоренс.
— О, еще как нужна. Надеюсь, ты меня правильно понял.
Она боролась с желанием закурить. Возможно, она с ностальгией вспоминала неодобрительную реакцию Лоренса, но все же сейчас решила не доставать сигарету.
— Я только что тебе сказала. Больше всего в жизни мне нужен мужчина. Считаешь, я веду себя как ребенок?
— Нет, — махнул он рукой. — Но мужчины точно в этом бы не признались.
— Спасибо. Я всегда считала это постыдной слабостью.
— Это хорошая слабость. — Если Лоренс назвал слабость «хорошей», значит, он здорово изменился. — Она твоя лучшая черта.
Откровенно говоря, она сама долгое время считала возвышенные романтические представления глупыми. Много лет она любила и Лоренса Трейнера, и Рэмси Эктона. Привязанность к ним обоим казалась странной. Но была уверена, что в таком случае ее страсть не делится пополам между ними обоими, а благословенно умножается на два, становясь сильнее. Она часто с тоской думала, что, если бы можно было соединить этих людей — дисциплинированность, собранность, интеллект Лоренса и эротизм, непосредственность и страстность Рэмси, — получился бы идеальный мужчина.
— Иногда я спрашиваю себя, неужели это так важно, с кем жить и за кого выходить замуж? — пробормотала Ирина. — В конце концов, у каждого человека есть недостатки, правда? Ведь все можно урегулировать.
— О, это очень важно! — воскликнул Лоренс.
— Надо было раньше с тобой поговорить. Как дела у вас с Бетани? — Курсив лишь в память о прошлом.
Лоренс на мгновение вскинул брови:
— Не лучшим образом.
— Жаль. — Ее искренность его поразила.
— Дело в том, что она вроде как съехала.
— «Вроде как».
— Она считает меня скучным.
— Ты и есть скучный. Это восхитительно. Со временем ты превратишься в сварливого, вспыльчивого старика.
— Я уже сварливый и вспыльчивый.
— Значит, процесс идет быстрее.
Она неохотно дала знак принести счет; надо идти. Поминальный ужин пройдет в Клапаме, в клубе снукера «Рейкерс», где играл Рэмси. Когда они уже были в дверях, Ирина спросила:
— Как дела с терроризмом?
— Ты же читаешь газеты. Процветает. Какие у тебя планы?
— Думаю вернуться в Штаты. Пусть призраки останутся в прошлом.