Раиса перешла на русский, ее слова можно вкратце передать так:
— Когда я сказала тебе сегодня днем, что ты не должна обращать внимания на мелочи, я не имела в виду, что ты не должна ни на что обращать внимание.
Естественно, Лоренс ничего не понял, впрочем, Ирина тоже.
— Боже мой, — тихо сказал Лоренс, падая на кровать. — Как тебе наш друг Зиитос? Хочется надеяться, что она не нарочно делает вид, что понимает все неверно. Ведь это определенная стратегия — постараться, чтобы противник тебя недооценивал. Я давно полагал, что английский твоей матери не хуже, чем у Генри Луиса Менкена. Она лишь старается заставить человека сказать больше, делая вид, что не понимает, и таким образом проникнуть в его самые тайные мысли.
— Ты поступил с ней так же, только с русским, — произнесла Ирина, снимая блузку.
— Эта мумия съела всего несколько кусочков, хотя и заказала только одно блюдо. Вот негодница! Уверен, пока никто не видит, она тайком уминает курабье, иначе давно умерла бы от истощения.
— Нет, низкокалорийная диета замедляет метаболизм.
— Так вот чем ты занимаешься? Пытаешься ускорить метаболизм? В жизни не видел, чтобы ты столько съела за один день.
Ирина прижала блузу к груди.
— Ненавижу, когда на меня давят, пусть даже молчанием, хотя, пожалуй, сегодня в своем желании бунтовать я зашла слишком далеко. Но ты предпочитаешь голодать, лишь бы произвести на нее впечатление. Каждый раз после поездки на Брайтон-Бич ты худеешь на три фунта.
— Ругаешь меня за «желание угодить»? Да все мои комплименты по поводу платьев просто шутка. Я делаю это ради тебя, так что ты должна ценить.
— Разумеется, мне ясно, что ты развлекаешься. Но когда ты продолжаешь говорить то же самое за глаза, мне хочется тебя заткнуть.
— Говори тише, — прошептал Лоренс. — Сегодня я был слишком щедр на комплименты, пора становиться скупым.
— Мне это все не нравится, это лицемерие.
— Если я не ошибаюсь, кто-то обещал мне не скандалить.
— Я и не собираюсь скандалить.
— Вот и не надо. Спальня твоей матери совсем рядом. Если мы будем столько болтать, выставим себя в ужасном свете. Давай иди чистить зубы.
Возможно, из-за напряженной работы Лоренса частота занятий сексом значительно снизилась в последнее время — ничего радикального, пожалуй, на один раз меньше в неделю, чего по-прежнему хватало для удовлетворения аппетита Ирины. Но удовлетворение потребностей лишь одно из множества составляющих, надо сказать довольно незначительное. Особенно в сложившейся ситуации основной функцией секса становится повышение самооценки. Поэтому когда, положив руку на бедро Лоренса, она услышала его ворчанье о смене часовых поясов и прочей ерунде, то испытала болезненное разочарование. Более того, Ирина начала нервничать.
Поскольку предыдущим вечером они не тратили время ни на ссоры, ни на секс, рождественским утром Лоренс и Ирина проснулись отдохнувшими.
— Доброе утро, милые! — восторженно приветствовала их Раиса. — С Рождеством вас!
Вернувшись с очередной изматывающей пробежки, Лоренс сел за стол, вытер донышко чашки и поставил ее на блюдце. Первое время Ирина была счастлива, что он разделяет сумасшедшую страсть ее матери к порядку. Но ничто так не помогает утратить влечение к мужчине, как родительское одобрение, и сегодня она с раздражением наблюдала, как он стремится все скорее вымыть и вытереть и даже забрал ее чашку прежде, чем она допила кофе.
— Ирина, — произнесла Раиса с наигранной легкостью, — я ведь уже говорила тебе, да? Когда принимаешь душ, оставляй после себя мыло и мыльницу сухими. Ты бросила мыло в луже, и оно превратилось в желе. Лоренс всегда все делает правильно, а ты забываешь.
Ирина встала и поплелась наверх сушить мыло и мыльницу, а затем Лоренс позвал ее в их комнату, чтобы упаковать подарки. Прямо перед отъездом в Нью-Йорк Лоренс спохватился, что ничего не привез из Москвы для Раисы.
— О боже, — взволнованно сказала Ирина, — ты же был на ее родине. Боюсь, она оскорбится.
И тогда она сделала самое дипломатически верное предложение: подарить матери колье.
Удивительно, как можно сделать предложение и чувствовать себя обиженным тем, что оно принято. Ирина втайне надеялась, что Лоренс будет уговаривать ее оставить украшение себе, а чувства Раисы послать к черту. Вместо этого он похвалил ее за сообразительность и обещал позже все возместить. Но она не хотела ничего другого!
Они разложили на кровати подарки и бумагу, оставшуюся с прошлого года. Ирина нашла симпатичную коробочку от чая «Твайнингс» и поместила в нее колье.
— Ты все еще хочешь подарить ей мое колье?
— Это была не моя идея, ты сама предложила. А почему бы и нет?
— Я подумала… Ну, вчера ты ездил покупать подарки, я думала, может, ты нашел для нее что-то другое.
— Нет, не нашел. Был канун Рождества и такая толчея. Почему ты не предупредила меня, чтобы я что-то купил?
— Ладно, все нормально, — понуро произнесла она и принялась упаковывать подарок.
Заслышав голоса и поняв, что прибыла Татьяна с семьей, Ирина спустилась вниз, поздороваться с сестрой. Та поставила сумки и раскрыла объятия.
— Добро пожаловать домой! Рада тебя видеть! Как же я ждала этого дня! Ты выглядишь, о, ты выглядишь просто поразительно! — Татьяна столь же тепло обняла Лоренса. К счастью, она не подозревала, что он и ее считает идиоткой.
Пока сестры выгружали на кухне еду и продукты, Татьяна продолжала восхищенно говорить:
— Я так понимаю, дела у Лоренса в Лондоне идут превосходно! Соседка принесла мне «Уолл-стрит джорнал» за прошлый месяц, там на первой полосе портрет Лоренса во всей красе! Я была просто поражена! Должно быть, здорово жить с человеком, который так много обо всем знает.
— Я бы сказала, это стимулирует, — равнодушно ответила Ирина, утащив один блин.
— Разве ты не испытываешь гордость за него?
— Лоренс любит… делать вид, что он во всем дока. Любит немного покрасоваться, я имею в виду своими знаниями. — Она говорила тихо, прислушиваясь вполуха к завязавшейся в гостиной дискуссии с Дмитрием о положении в Афганистане. — Работа в «мозговом центре» меняет его характер не в лучшую сторону. Он стал смотреть на всех окружающих снисходительно.
— Чепуха, — уверенно заявила Татьяна. — Он всегда относился к тебе с уважением. И он так сведущ в политике! Мне это кажется весьма привлекательным.
Ирина решила не возражать. Нет ничего хуже критики в адрес того, кого должна почитать, — прежде всего, это не встретит понимания в людях. Ирина замолчала, чтобы не выглядеть отъявленной стервой. Таким образом, разговор перешел на более безопасную тему кулинарии, хотя и это было сравнимо с прогулкой по минному полю. Обе сестры прекрасно готовили, но хорошую еду представляли себе совершенно по-разному. Ирина была склонна к экспериментам; Татьяна во всем следовала рецепту. Ирина предпочитала брать всего по максимуму — если и клала чеснок, то целую головку; Татьяна оставалась верна сочетаниям продуктов с большим количеством сметаны и масла, которые, хоть и считались классическими, не всегда имели правильное звучание. Ирина считала русскую кухню скучной; Татьяна была самозабвенно предана наследию, блюда из которого и пыталась воспроизвести с безвкусной точностью. Ирина все делала на глаз (Татьяна сказала бы «небрежно»), бросала в блюдо горсти приправ, уверенная, что блюдо зазвучит совершенно по-новому, и в результате оказывалась права, Татьяна же ножом ровняла чайную ложку корицы, чтобы не ошибиться в пропорциях. Ирина считала себя на кухне Кандинским, в то время как ее сестра была лишь ремесленником. В прошлом у них случались ужасные ссоры — Ирина добавила слишком много лимонного сока в глазурь и «все испортила», — поэтому на этот раз она решила найти самую нейтральную из всех возможных тем.
— Не понимаю, откуда это увлечение солью в мельницах, — произнесла она, разглядывая солонку. — Для перца это, конечно, удобно. Но для соли?
— Да, ты права, — согласилась Татьяна. — На вкус это не влияет. Впрочем, можно измельчить крупинки до нужного размера. Ты не задумывалась, это иногда удобно. Мне так нравится эта соль «Молдон».
— А серая соль! — подхватила Ирина. — У нее чудесный минеральный вкус!
Обмениваясь мнениями по этому вопросу, сестры принесли в гостиную пирожки, а Лоренс принялся делать выводы о тридцатилетней жестокой сектантской войне в Ольстере. Слушая его, Ирина ощущала себя ребенком.
Несмотря на любовь к диспутам, Татьяна в зародыше присекла разговор о Северной Ирландии, мгновенно переведя его на ремонт ванной комнаты в их доме, сетуя на то, что мастера все усыпали штукатуркой. Когда Лоренс совершенно искренне поинтересовался, какую она выбрала плитку, сантехнику и краны, Татьяна принялась отвечать подробно, не упуская мельчайшие детали, не предполагая, насколько жестоко поступает со слушателями.
— Сложнее всего было решить, какие выбрать трубы!
— Представляю, какой был беспорядок! Как же вы справились?
— Да, современные бесшумные сливные бачки — это удобно, но они плохо выполняют свою работу!
Устав от словесной игры с Татьяной, Лоренс принялся учить детей, как на лету ловить подставку со стола, поместив ее на край и ударом подбросив вверх. Его ловкость завораживала, хотя была лишь результатом бесконечных повторений. От взрослых Лоренс быстро уставал, с детьми же проявлял безграничное терпение. Впервые за все годы Ирине пришла в голову мысль, что он мог быть неплохим отцом.
Увы, развлечение закончилось тем, что Саша задел миску со сметаной и уронил ее на ковер. Лоренс бросился в кухню и, вернувшись, вооруженный множеством тряпок и губок, принялся лихорадочно оттирать пятно.
— Не надо нам было устраивать такие игры, — попутно объяснял он детям, — когда вокруг столько красивых вещей вашей бабушки.
Таким образом, Лоренс вернулся в компанию взрослых. Ирина расспрашивала Дмитрия о его строительном бизнесе, хотя это ей было неинтересно; Татьяна полюбопытствовала, как идут у сестры дела с иллюстрациями, хотя это ее тоже совершенно не волновало; Раиса задавала внукам вопросы об учебе, хотя ответы пропускала мимо ушей; а Лоренс, столкнувшись с необходимостью говорить с Татьяной, вынужден был вновь коснуться темы ремонта, сделав второй сет пародией на первый, не ставший от этого более интересным.