«Попался…» – подумал я, оборачиваясь. Это были так называемые «волчицы», сразу четверо. В отличие от большинства местных, облик у них больше напоминает привычный нам европейский. А еще эти женщины падки на героев, совершающих головокружительные подвиги, а не на таких простых трудяг, как я. Удивительно… Неужели их привлек только мой потенциально высокий статус? На них это совсем не похоже.
– Привет, – ответил я. – Чем обязан такой приятный знакомство?
– Я Тиаль, – сказала заговорившая со мной синьорита, откидывая назад капюшон и освобождая пышные светлые волосы, – а это мои подруги Вита, Саин и Гала. Мы видеть тебя первый день, когда ты стоять прямо и говорить честно. Тогда ты думать не о своя судьба, а о свои люди, и это нам понравиться. Мы ждать, когда можно будет подойти, и теперь мы здесь. Согласен ли ты быть с мы одна семья, или мы должны плакать и уходить?
– Но я не мочь сделать семья, – сказал я, разрываясь между двумя противоположными чувствами. – У меня нет свой жилье, и я жить вместе с матросы в римский казарма.
– Мы это знать, – ответила Тиаль, – пока зима, мы мочь делать семья в банья, все вместе, а когда прийти весна, то нам строить большой дом, как все. Если ты хочешь – идем. Отец Бонифаций ждать. Мы тебя любить – ты не жалеть.
Стоило мне с глуповатым видом кивнуть, как две синьориты встали от меня с одной стороны, две с другой – и так все вместе мы пошли к падре Бонифацию, который уже ожидал нас с брачными шнурами наготове.
– Вот и ты тоже попасться, сын мой Гвидо, – сказал он мне с лукаво-добродушной улыбкой, – вот эти шнуры, иначе еще именуемые узами Гименея, неразрывно свяжут тебя с этими молодыми женщинами, которых зовут Тиаль, Вита, Саин и Гала. И разлучить вас сможет только смерть, но я молиться, чтобы она прийти к вам очень нескоро. Живите же в мире, счастье, радости и довольстве, берегите своя жена, а жена пусть беречь муж, пусть ваш семья минуют ссора и скандал. Пусть на протяжении жизнь вам сопутствовать здоровье, любовь и множество детей. Пусть ваш семья быть многочисленной и богатой. На сем я перевязать вам руки пред лицом собравшихся здесь людей и позвать в свидетели Великий дух, что этот брак совершился по любовь и общий согласие. Аминь!
Вот так я совершенно неожиданно стал женатым человеком. Когда мы отошли от падре Бонифация, то Тиаль, сразу взявшая на себя обязанности главной из жен, шепнула мне на ухо:
– Сейчас мы немножечко танцевать, кушать и веселиться, а потом идти в банья и делать там семья. Я договориться. Поверь мне, милый, скучно тебе там не будет. Мы девка горячий, и делать тебе хорошо.
Тогда же и там же.
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.
Еще один этап нашей сложной и многотрудной жизни в Каменном веке подошел к концу. Племя усилилось, и даже немного прибарахлилось, за счет находок удовлетворив некоторые первоочередные нужды. Но это-то меня и тревожит. Если полагаться на находки войдет у нас в привычку, то в критический момент наш народ может оказаться без самого необходимого, потому что старые запасы кончились, новых находок не случилось (или нашлось совершенно ненужное), а как изготовлять необходимые вещи самим, люди уже забыли. В первую очередь я имею в виду металл. Материалы на постройку маленькой домны мы запасли, но летом все они ушли на возведение новых домов и казарм для римлян и аквитанов. В настоящий момент мы полностью зависим от стального лома, который удалось вывезти с места времякрушения и снять с разбираемой подводной лодки. Но этот ресурс конечен, и закончится он, к моему прискорбию, тогда, когда в живых уже не будет никого, кто сможет запустить свое производство. Этот вопрос надо ставить перед Советом и добиваться непременной постройки домны в будущем году. А иначе можно ненароком воспитать в местных самый неблаговидный карго-культ, который разрушит построенное нами общество через или одно-два поколения…
Долго размышлять на стратегические темы мне не дали. Отвлек старший унтер Пирогов.
– Сергей Петрович, – сказал он, – дозвольте с вами переговорить?
– Говорите, Гавриил Никодимович, – сказал я.
– Мы, это… – замялся старший унтер, – братцы интересуются, когда будут давать табачное довольствие. Табачок-то на том фрегате привезли, и опчество об этом знает. Все тут у вас по справедливости, и табачное довольствие по четыре золотника в день тоже должно быть.
Огорошил меня, Гавриил Никодимович, огорошил… Мы-то убирал табачок на склад с целью при необходимости делать из него настойку и использовать ее в качестве инсектицида хоть против блох и вшей, хоть против садовых вредителей. От никотина, знаете ли, дохнут не только кони. А тут – заявка на табачное довольствие… С другой стороны, с момента своего попадания к нам русское пополнение вело себя почти идеально, стойко переносило все тяготы и лишения, и ничем не опозорило высокого звания наших земляков. С одной стороны, отказ в табачном довольствии сочтут безосновательным, и это изрядно подорвет доверие к нашей справедливости. С другой стороны, хотелось полностью изжить такое явление, как табакокурение. Колумба этой дурной привычке научили американские индейцы – так здесь у нас индейцев нет, и не предвидится. И если посмотреть на эту проблему сверху, то становится понятно, что запасы табачного листа конечны, на новую оказию рассчитывать бессмысленно, а ближайшее место, где произрастают дикие формы – это окрестности Южноамериканского озера Титикака. Экспедиция туда в наших условиях – дело немыслимое.
Правда, в ведомости, которую составили по результатам разгрузки «Медузы», наряду со шкурами оленей-карибу, бобров и ондатр, головами коричневого сахара и связками сушеного табачного листа фигурировали двадцать полотняных мешочков, каждый весом по полтора килограмма, наполненных очень мелкими семенами неизвестного происхождения. Как оказалось, эти мешочки с семенами находились в самой середине стопок с табачным листом, поэтому мы их и не обнаружили при первичном поверхностном осмотре. Я тогда, грешным делом, подумал, что это амарант, но сейчас в этом усомнился. В те времена, когда шли англо-французские войны, значительно более сильный британский флот с легкостью прерывал связи Франции с ее заморскими колониями, из-за чего в Париже начинали испытывать недостаток в обычных для того времени колониальных товарах. Тростниковый сахар тогда начали заменять свекловичным, и не исключено, что с целью импортозамещения в южную Францию стали завозить из Америки семена табака. В таком случае понятно, почему семена находились вместе с табачным листом, ибо в Байонне их должен был забрать один и тот же грузополучатель. Когда цены из-за блокады бьют рекорды, то выгодным становится производить товар у себя, а не везти из колоний. С другой стороны, быть может, и в самом деле это семена не табака, а чего-то другого, или они уже потеряли всхожесть из-за того, что в прошлую зиму весь груз оказался проморожен местными арктическими морозами.
– Да, Гавриил Никодимович, – после всех этих размышлений сказал я, – на брошенном фрегате действительно нашлись сушеные табачные листья. Но разве ты видел, чтобы кто-то из нас бросился их курить?
– Нет, Сергей Петрович, не видел, – ответил тот. – Но опчество все равно в смущении. Мы тут без табаку и чаю совсем измаялись, и если травяной сбор, который выдает нам для заваривания Марина Витальевна, дай Бог ей здоровья, нас вполне устраивает, то замены табачку-с так и не нашлось. Братцы чего только ни пробовали курить, но все без толку – дым горло дерет, но удовольствия никакого. А курить хочется – хоть на стену лезь. Вы уж поспособствуйте, а за ними не пропадет – отслужим-с.
И тут у меня пропало всяческое желание читать этому человеку лекцию о вреде курения, потому что он ее просто не поймет. Уши пухнут – и все тут. Не выдать им табак на паек – это сильно поколебать веру в нашу справедливость. Да и ведь с какой-то целью нам этот табак подбросили вместе с сахаром и всем остальным… О культивировании сахарной свеклы мы позаботились заранее: урожай этого года, выращенный из привезенных с собой семян, собран и убран на хранение, чтобы в следующем году эти корнеплоды снова можно было высадить в землю на семена[17]. А вот культивировать табак у нас желания не было, поэтому о семенах никто не позаботился. Мы думали, что раз аборигены этого времени не страдают привычкой к табакокурению, то и не стоит их ею заражать. Но некто свыше решил тактично нас поправить. Неверно, мол, мыслите, товарищи, шире надо смотреть на вещи. Курение табака – это тоже часть человеческой культуры, поэтому вот вам табак, вот семена, и не брыкайтесь. М-да, дилемма… Как там Гамлет говорил: курить иль не курить – вот в чем вопрос… Витальевна меня убьет, но будет при этом не права. Отказ обойдется нам гораздо дороже.
– Значит, так, Гавриил Никодимович, – сказал я, – табачное довольствие вам будет, не переживайте. Но вы же знаете наше отношение к предметам, не являющимся необходимыми для выживания и служащим удовлетворению, с позволения сказать, дополнительных потребностей?
– Да, знаю, – кивнул подуспокоившийся старший унтер, – и всемерно вас одобряю. Баловать народишко – это так же плохо, как и держать его впроголодь, в черном теле. Особого шика у вас тут нет, но в холоде и голоде никто спать не ложится.
– Вот именно, Гавриил Никодимович, – сказал я. – Курение – это тоже дополнительная потребность, со всеми вытекающими из этого последствиями. К тому же запасы табака у нас не так уж и велики, надолго их не хватит. Фрегат – это только разовый случай, и рассчитывать на его повторение мы не можем, потому что Господь никогда не совершает свои чудеса по требованию. И как только имеющиеся запасы закончатся, все начнется сначала. Поэтому табачный паек будут получать только те соискатели довольствия, которые не имеют малейших взысканий по работе или соблюдению правил нашей жизни. Со своей стороны могу обещать, что никаких дополнительных придирок не будет. Мы как вели свои дела честно, так и продолжим. И не дай Великий Дух, мы узнаем, что ваши люди делятся с оштрафованным своим куревом. Тогда нам придется перейти к принципу коллективной ответственности. И еще мы очен