ь не хотели бы, чтобы ваши курящие парни совратили на эту привычку кого-нибудь еще. Ведь мы не сможем выдавать табачный паек вам и не выдавать другим желающим, если они будут соблюдать те же условия… Если всей своей компанией задымят римляне, то это будет страшно…
– Я вас понимаю, Сергей Петрович, – с солидным видом кивнул старший унтер, – и постараюсь донести ваши слова до «опчества». Но скажите, неужели нельзя каким-либо образом раздобыть семена и сажать табачок-с для собственного употребления?
– Собираясь сюда, мы не взяли с собой семена табака, потому что вовсе хотели избавить мир от этой привычки, – сухо сказал я. – И это было наше общее решение. Но тот, кто задумал это эксперимент там – в горних высях – решил нас немного подправить и подкинул нам этот фрегат вместе с его грузом. Если исходить из теории отца Бонифация о Высшем замысле, то получается, что табак в нем тоже играет какую-то роль, ибо никаких случайных обстоятельств в таком случае быть не может. И в то же время плыть за этим растением на его естественную родину для нас немыслимо и невозможно. Место, где табак произрастает в диком виде, находится практически на противоположной от нас стороне планеты, да еще достаточно высоко в горах Южной Америки. Когда в аналогичное предприятие отправлялся Фернан Магеллан, то из пяти кораблей через три года обратно вернулся один, а из двухсот восьмидесяти человек – всего восемнадцать. Идти на такой риск ради табака мы не имеем права, потому что у нас только один корабль, и ни одного лишнего человека. Впрочем… – я немного помедлил, и спросил: – Гавриил Никодимович, а кто-нибудь из ваших парней, там у себя дома, сажал табак на своем огороде?
– Да, почитай, все и сажали, – махнул тот рукой, – покупать курево в лавочке никаких деньжищ не напасешься, а папиросы – это вообче барское баловство. Зато как скрутишь цигарку, как задымишь… Но, Сергей Петрович, почему вы об этом спрашиваете?
– А потому, что под сушеным табачным листом на фрегате нашлись полотняные мешки с неизвестными семенами, – сказал я. – Вы, если увидите, сможете их узнать?
– Разумеется, Сергей Петрович, – уверенно кивнул старший унтер, – меленькие такие…
– Вот именно что меленькие, – сказал я. – Но только учтите, что прошлой зимой весь груз фрегата промерз насквозь. Морозы тут такие, что птицы, бывает, на лету падают. Так что, быть может, семена эти еще и не взойдут.
Тот покачал головой и убежденно сказал:
– Ежели, как говорит отец Бонифаций, енти семена попали сюда Божьей Волей, как и все тут, то они непременно взойдут. Не могут не взойти. Верьте, Сергей Петрович, и тогда свершится задуманное.
– Непременно свершится, – ответил я. – А вы завтра с утра зайдите в Большой Дом, там я покажу семена и выдам вам довольствие на всех ваших архаровцев на первую неделю. И вот что еще. Бумаги на самокрутки у нас тут нет, следовательно, курить вам придется трубки. Я скажу мастеру Валере – он вам посодействует.
– Благодарствуем, Сергей Петрович, за доброту, – степенно сказал старший унтер, – клянусь, вы об этом не пожалеете. Ну я пойду…
– Идите, Гавриил Никодимович, – кивнул я, – и не забывайте, что даже в лучшем случае табак собственного урожая у нас будет только через год.
Когда мой недавний собеседник отошел, я подумал, что теперь мне следует сообщить о начале выдачи табачного довольствия лейтенанту Гвидо Белло, старшему сержанту Седову и доктору Блохину, и кто там еще у нас может оказаться в числе курильщиков. А еще мне предстоит протолкнуть это решение на Совете, ибо Витальевна, несмотря на все мои обещания, упрется как триста спартанцев. Но худшее заключается в том, что курильщикам придется ужасно извращаться, чтобы не дымить в помещении – спичек-то с зажигалками у нас откровенный дефицит. Вытащил щипцами уголек из очага, сунул в трубочку – и выскакивай курить на улицу. А на носу зима с морозами и метелями… Как бы еще пожара не устроили… А уж то, как итальянцы будут дымить среди некурящих римлян – это вообще ужас, покрытый мраком… Не через русских, так через них, весь римский батальон к весне у нас скурится поголовно, и к гадалке не ходи. Ох, выпускаю я на свободу дракона; видит Бог, нелегко дается мне это решение… При этом других вариантов нет, никаких исключений из общих правил у нас быть не должно. Но первым делом надо найти подпоручика Котова и выяснить у него, скольким граммам равны четыре золотника.
29 ноября 2-го года Миссии. Четверг. Утро. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.
Утро первого дня после праздника завершения осенних дел началось в Большом Доме с Совета Вождей. Сначала требовалось утвердить решение начать выдачу табачного довольствия, и потом уже – составить перечень дел, которые предстоит проделать зимой. Присутствовал на этом Совете и старший унтер Пирогов. Вот так – шел за табачком, а попал на заседание. Но предварительно он посмотрел на предъявленные семена и подтвердил, что они действительно очень похожи на семена табака, так что на глаз не отличишь. Осталось только их посеять и посмотреть, что вырастет, и вырастет ли вообще.
К удивлению Петровича, большого сопротивления со стороны Марины Витальевны его предложение не вызвало. Выслушав аргументы «за» и «против», она только сухо кивнула и сказала:
– Я поняла, что этим все закончится, еще тогда, когда вы привезли этот табак сюда, а не сожгли его там вместе с телами тех несчастных, которые привели фрегат в этот мир. И не говорите, что у вас на это совсем не было времени: перед отплытием вы пробыли там трое суток, и вполне могли бы провести эту операцию. Возможно, и в самом деле эта дурная привычка является частью нашей цивилизации, и без нее передаваемый культурный код будет не полон. Но только я хотела бы, чтобы курение осталось исключительно прерогативой мужской части нашего общества, и не затрагивала женщин. И особо строгое табу следует наложить на курение беременных – вот это, прости меня, Петрович, уже без вариантов.
– Будьте уверены, сударыня, – сказал старший унтер Пирогов, – среди наших мужичков ни одного беременного нет. Проверено.
Это заявление вызвало тихие смешки собравшихся, как с женской, так и с мужской стороны; не понял сказанного разве что Раймондо Дамиано. И лишь Марина Витальевна бросила на шутника яростный взгляд.
– Не петросяньте, Гавриил Никодимович, – строго сказала она, – вы прекрасно поняли, что я имела в виду. Вы сами как хотите, но не стоит травить никотином женские организмы.
– Не боитесь, уважаемая Марина Витальевна, – сказал тот, посерьезнев, – мы своим бабам, то есть женщинам, курить не позволим ни в жисть. Барская это забава – когда дамочка смолит папироской. Не было у нас никогда такого, и не будет.
– А я говорила совсем не про вас, – сказал Марина Витальевна, – в этом смысле за ваш домострой я спокойна. Лишь бы дело не доходило до рукоприкладства – наши правила на этот случай вы знаете. Я имела в виду более продвинутую и утонченную часть нашего общества, которая не преминет угостить супругу затяжкой из трубочки. Не так ли, синьор Гвидо Белло?
– Я знать правила, синьора Марина, – вспыхнул итальянец, – и если синьор Сергий говорить «табу», я это исполнять, и другой мой парень тоже. Мы, подводный моряк, понимать, что такой дисциплина и порядок, а еще не может быть, чтобы сильно хотеть курить. Там, под вода, это нельзя.
– Тот из нас, кто втихаря курить в школа, – сказал Ролан Базен, – за год успеть забыть, что это такой. Если кто-то из моих придет и скажет, что ему надо давать табак, то вы гоните его прочь, ибо, как говорит мадам Ляля: «нефиг». Пусть табак будет только для тех, кто у нас совсем недавно, и сильно страдать, потому что у него пухнуть уши.
– Тоже верно, Ролан, – сказал Сергей Петрович, – кто еще хочет высказаться по этому вопросу?
– Я еще не закончить, месье Петрович, – произнес тот, – из наших под подозрений могут быть только Флоренс Дюбуа и Сесиль Кампо. Это очень легкомысленные мадмуазель, которым бесполезно что-то говорить. В одно ухо слова влетели, в другое вылетели, и не поймаешь. Они найти себе мужей, из которых теперь будут вить веревка. Все другие бежать от них как от огня. Если кто и сказать своему мужчине: «дай затянуться», то это только они. А потом от них эта зараза идти по другой девушка.
– Мы на Женсовете будем иметь это в виду, – сказала Марина Витальевна, – спасибо тебе, Ролан за предупреждение. Одним словом, Петрович, накладывай табу на женское курение, а непослушные девочки пусть будут уже нашей заботой. Не думаю, что к этой забаве сразу пристрастятся аборигенки, начаться все должно с наших современниц.
– Индианки – что в Северной, что в Южной Америке – смолили трубки в большом количестве еще до прихода Колумба, – сказал Сергей Петрович, – а на американок европейского происхождения это поветрие перешло только с началом эмансипации. Так что первое «дай затянуться» может последовать и от кого-то из Волчиц, Ланей и полуафриканок. Особенно уязвимы в этом смысле Волчицы, ведь они считают себя ничуть не хуже мужчин, и спорить с этим утверждением крайне сложно.
– Ты, Петрович, наложи табу, – сказала Марина Витальевна, – и лучше будет, если вы сделаете это вдвоем с отцом Бонифацием. А если его кто-нибудь нарушит, то мы будем принимать соответствующие меры. Но лучше бы вы вовсе не тащили табак сюда к нам, а выбросили его в воду прямо там, где нашли этот фрегат… – Она вздохнула.
– Отец Бонифаций, – сказал Сергей Петрович, – а вы что скажете по этому поводу?
– Я не знать, что сказать, потому что в мое время еще не был такой привычка, – ответил священник. – Вы объяснить мне, а потом я говорить.
– Курение табака делает людей более благодушными и склонными к компромиссам, – сказал Сергей Петрович, – и при этом, в отличие от вина и иных веществ такого толка, оно не лишает их разума, а, напротив, стимулирует умственную деятельность. Но есть в этом занятии и оборотная сторона. Во-первых – это действительно привычка, и чем дольше человек курит, тем больше ему хочется. Во-вторых – тот, кто привык к курению, при отсутствии такой возможности становится нервным, злым и раздражительным, и в случае длительного воздержания такое состояние может продлиться от месяца до полугода. В-третьих – главное действующее вещество табачного дыма, никотин, помимо тех благотворных свойств, которые он оказывает на нервную систему, является очень сильным ядом, и курильщиков спасает только то, что он поступает к ним в кровь в микроскопических дозах. Но особенно этот яд вреден для женщин, которым предстоит вынашивать и кормить детей. Если мать курит, то усвоенный ей никотин с легкостью попадает к плоду во время беременности, а также проникает в грудное молоко после родов. Если для мужчин вред от этой привычки – умеренный, для взрослых женщин – сильный, то на детей от зачатия и до завершения процесса роста он оказывает просто разрушительное воздействие. Сначала Церковь и на Востоке и на Западе пыталась бороться с этой привычкой, но потом опустила руки, ибо перебороть тягу к табаку было так же невозможно, как и тягу к вину. Мы, когда собирались в свое путешествие, собирались и вовсе исключить табак из реалий этого мира, но недавно нас в этом вопросе мягко поправили, оставив фрегат с таким опасным грузом там, где мы непременно должны были бы его найти.