– Хорошо, Джонни, – говорю я, забирая тангенту. – На связи Сергей Петрович Грубин, руководитель гражданской власти этого поселения. Добро пожаловать, мы очень рады вам помочь. Прием.
Тогда же и почти там же (воздушное пространство в пятнадцати километрах к северо-западу от Большого Дома), высота 500 метров, борт грузового Боинга-757-200PF компании DHL, рейс DHX611.
– Командир, – сказал Джино Молинари, – русский борт вышел на связь с землей на русском языке.
– Плевать, – ответил Джек Харрисон, – наверное, среди местных имеется один или два русских. У нас они сейчас тоже повсюду. Следи лучше за высотой, я вижу свет фар в конце полосы и выхожу на посадочную прямую. Это будет непростая посадка. До этого на ручном управлении я сажал Боинг только на тренажере, так что сейчас не до разговоров. Было бы чрезвычайно обидно убиться буквально в двух шагах от спасения.
Тогда же и почти там же (воздушное пространство в двадцати пяти километрах к северо-востоку от Большого Дома), высота 1500 метров, борт Ту-154М «Башкирских авиалиний», рейс.
Когда с борта Боинга пришло сообщение, что его экипаж обнаружил цивилизованное поселение, Ту-154 успел долететь примерно до широты Гренобля, и из его кабины в неверном свете восходящей луны впереди уже совершенно отчетливо просматривалось Средиземное море. Пассажиры, пережившие первый шок, вели себя тихо; бортпроводники контролировали ситуацию. Только кое-где раздавались всхлипы самых маленьких, до полусмерти испуганных случившимся. Но члены экипажа демонстрировали уверенность, что все кончится благополучно, и этот настрой волей-неволей передавался пассажирам.
– Разворачиваемся, – без долгих раздумий сказал командир, – курс на запад. Смотрим внимательно. Было бы очень неприятно пролететь мимо цели.
Впрочем, беспокойство было напрасным: через четверть часа впереди сначала проблесками, а потом все увереннее, замаячил яркий бело-голубой путеводный огонь.
– Мы его нашли, – облегченно вздохнул штурман, – еще немного, и можно начинать снижаться.
– Пожалуй, ты прав, Степан, – ответил командир и озабоченно добавил: – Только наличие поселения совсем не означает, что там есть подходящий для нас аэродром или вообще ровное мест для посадки.
– Согласно моим вычислениям, – сказал штурман, – это поселение расположено чуть дальше Бордо, примерно у слияния Гаронны и Дордони. В крайнем случае, можно будет попробовать сесть на реку.
– Будем надеяться, что обойдется без такого экстрима, – хмыкнул командир и, обернувшись в сторону штурмана, спросил: – ну что, снижаемся, Степан?
– Да, Алексей Михайлович, – сказал тот, – пора.
В салоне старшая бортпроводница объявила, что самолет идет на снижение, и попросила пристегнуть ремни – и все это с таким видом, будто происходит совершенно заурядное дело и через полчаса рейс ВТС 2937 совершит посадку в аэропорту Барселоны.
Все шло своим чередом. Ту-154 постепенно снижался, а с Боинга приходили все новые и новые известия: поселение обнаружено, небольшое, но с виду вполне процветающее; аэродрома нет, но рядом имеется широкая и прямая замерзшая река, с виду пригодная для посадки, связь с «землей» установить удалось через портативную рацию, предназначенную для связи с аэродромными службами; и, наконец: «садимся на реку, направление захода – с северо-запада на юго-восток, ветер слабый юго-западный, температура воздуха минус двадцать пять, молитесь за наш успех».
Выслушав эти сообщения, второй пилот достал портативную рацию и настроил ее на нужную частоту.
– Алексей Михайлович, – сказал он, получив ответ на свое сообщение, – после стандартного отзыва на английском «земля» вышла со мной на связь на чистом русском языке. Человек на том конце канала говорит, что он Сергей Петрович Грубин, представляет в этом поселении гражданскую власть. Они готовы принять наш самолет и оказать нам всю возможную помощь.
– То, что там есть русские, это хорошо, – ответил командир, – но как бы нам не нарваться на маленького Абрамовича – хозяина всего, что тут есть. Вот вам и гражданская власть. Но куда прилетели, туда прилетели. Вот сядем, и тогда будем об этом беспокоиться. Лучше спроси у Боинга, где они сейчас находятся. Аэронавигационного обслуживания здесь никакого, так что два борта в воздухе – это уже столпотворение.
– Они заходят на посадку и просят их не отвлекать, – ответил второй пилот, – на высоте двести метров им уже не до разговоров.
– Понятно, – сказал командир, – значит, и нам пора. Андрей, как у нас с остатком топлива?
– Керосина на пятнадцать минут полета, – отозвался бортинженер, – а дальше придется идти пешком.
– Шутник, – проворчал командир, – но будем надеяться, что до этого не дойдет, и помнить, что права на второй заход у нас нет. Максут, закрылки на полный угол[27], идем на посадку, и сообщи на «землю», что мы скоро будем у них, пусть держат за нас кулаки.
Ту-154 находился уже на траверзе поселения, отчетливо просматривающегося в иллюминаторы левого борта, когда по глади реки, поднимая за собой облака снежной пыли, освещенная неверным лунным светом, пронеслась стремительно замедляющаяся темная тень, перед которой бежала волна света от посадочных фар. Вот Боинг уже не мчится, а только быстро катится по речному льду; повинуясь команде с «земли», он сворачивает к берегу и останавливается у самого его края.
– С Боинга передают, что, ориентируясь на свет автомобильных фар, сели нормально, как на бетон, – сказал второй пилот. – Только советуют до самого конца не использовать колесные тормоза. А то будет нам, как в фигурном катании, «тройной тулуп».
– Странные люди эти европейцы, – хмыкнул командир, – учат русских, как правильно садиться на лед.
На высоте примерно пятисот метров Ту-154 завершил последний разворот – и вот впереди, прямо по курсу, как два булавочных укола, светят автомобильные фары. Второй пилот поднимает вверх руку и тянет вниз рычаг выпуска шасси, после этого открываются створки гондол. Шум воздуха, обтекающего машину, становится басовитым, и самолет будто спотыкается в воздухе. А второй пилот уже сосредоточен на посадочном радиовысотомере, диктуя командиру его текущие показания. Сесть до полосы тут невозможно, главное – не ударить машину с размаху об лед. Двести метров, сто девяносто пять, сто восемьдесят… сто пятьдесят, сто сорок пять, сто тридцать… Свет посадочных фар выхватывает из темноты несколько десятков метров ровного льда прямо перед самолетом… Сорок пять метров, сорок, тридцать пять, тридцать… Темные деревья по правому борту проносятся уже почти на уровне кабины… пять, четыре, три два, один… Касание!
До автомашины, которая светит фарами, изображая путеводный маяк, примерно три километра. Лед только кажется абсолютно ровным, но это далеко не бетонная полоса, поэтому самолет тут же затрясло мелкой противной вибрацией на незаметных глазу ухабах. Реверс – и тут же полный газ. Двигатели взвыли на максимальных оборотах, тормозя мчащийся по речному льду самолет. Двести семьдесят километров час, двести шестьдесят, двести сорок, двести двадцать… сто пятьдесят, сто тридцать, сто десять… семьдесят, шестьдесят пять, шестьдесят… пятьдесят, сорок пять, тридцать… теперь уже самолет не мчится, а катится по льду. Малый газ… Но, проработав еще секунд десять, двигатели один за другим глохнут.
– Все, керосин йок, – говорит бортинженер, – приехали.
Дальше тяжелая машина скользит как санки, скатившиеся с горы, командир изо всех сил вдавливает колесные тормоза, самолет ожидаемо заносит юзом сначала вперед левым бортом, потом хвостом, потом уже правым бортом. Но скорость уже невелика, поэтому, проскользив еще метров сто пятьдесят и развернувшись почти в исходное положение, Ту-154 останавливается, немного не доехав до того места, где «на обочину» свернул Боинг.
– Уважаемые пассажиры, – говорит в салоне старшая бортпроводница, – наш самолет совершил мягкую посадку. Экипаж благодарит вас за терпение и просит оставаться на своих местах до завершения всех формальностей с местными властями.
В ответ на это заявление публика, на протяжении последних полутора часов уже не раз простившаяся с жизнью, сначала разражается бурными аплодисментами, а потом, дружно игнорируя распоряжение «оставаться на местах», кидается к иллюминаторам правого борта – смотреть, куда же их занесло.
25 января 3-го года Миссии. Пятница. 19:15. окрестности Большого Дома.
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.
Как только с борта заходящего на посадку Ту-154 сообщили, что они заходят на посадку, я схватил одну из портативных раций, вставил в нее аккумулятор и настроил на канал, обнаруженный сканером, а потом мы с Джонни оделись и выскочили на улицу. На УАЗе встречать гостей уехал Андрей, поэтому мы прыгнули в уже ожидавшие нас сани, девушка-волчица выступавшая в роли возницы, дернула вожжами и сказала с непередаваемым акцентом: «Но, залетная!», после чего мы поехали к месту основных событий. Джонни мне был нужен не столько как переводчик, сколько как свидетель. Все дело в том, что при Андрее роль адъютанта с самого начала исполнял Александр Шмидт. Владеет он языком островитян не хуже, чем Джонни, причем разговаривает не на портово-заводской его версии, а на аристократически-интеллигентской. Но на рацию я поставил все же Джонни, а не Александра, потому что последний ничего не понимает в авиации, а вот авиационный сленг сбитого британского бортстрелка экипаж Боинга понял сразу. И теперь, когда самолеты оказались на земле, роли должны поменяться, но я чувствовал, что будет проще, если Джонни при встрече европейских гостей все равно будет стоять рядом.
К тому времени посмотреть на невиданное событие на берег сбежалось почти все наше взрослое население (как мне кажется, дома остались только женщины, которым выпал жребий сидеть с детьми). Были там и Лани с полуафриканками, и волчицы, и бывшие французские школьники, и римские легионеры с итальянскими моряками, и русские солдаты из семнадцатого года. Не было только аквитанов, которые оказались до предела нелюбопытными, за всех за них отдувалась одна госпожа Сагари, пришедшая вместе со своим мужем. Получилась прямо какая-то торжественная встреча.