— Мысли читаешь, — кивнул я.
Мы спешились у входа, отдав поводья уже караулящим новых приезжих служащим, после чего мы зашли в холл.
— Нам двухместный номер, пожалуйста. Королевский с тремя иксами, — приветливо улыбнулся я администраторше за стойкой.
— Нам очень жаль, но этот номер занят, — виновато улыбнулась она.
— И кем же? — нахмурился недовольно я. — Что, настолько богатый заселился, что купил там место?
— Нам очень жаль, — ещё раз поклонилась она. — Но вы можете заселиться в другие номера, которые удобством не отличаются от нашего лучшего. Единственное, они не будут на шестом.
— А тех не выселить? — кивнул я наверх. — Не графы же всё заняли.
— Боюсь, что граф, господин, — поклонилась она. — Поэтому мы не можем предоставить вам немедленно этот номер. Но вы с женой можете снять на пятом этаже наш супер-пупер-мупер-люкс-икс-два-драйв-комплейт-эдишен-трипэл-хай-бэст-ван-трай.
Какой ужас, язык сломаешь. И как они это одним заходом выговаривают?
— На пятом, — с сомнением протянул я. — Ну… ладно, давайте на пятом.
— Слушаюсь, господин.
Нас быстро оформили, и орк-швейцар со спиленными клыками, вежливо улыбаясь, проводил нас до нашего номера.
— Говорю же, здесь он, — улыбнулся я, когда мы оказались в своих апартаментах.
— Почему так решил?
— Потому что, когда мы ещё учились в универе вместе, он рассказывал, что его батя владел небольшой долей этого места. И вполне логично предположить, что Мартин остановится именно там, где он является пусть и частичным, но владельцем. Короче, если номер уже занят графом, то ставлю что угодно на то, что это Мартин.
— Если ты так уверен… — выдохнула Эви.
Она явно чувствовала себя комфортно в таких условиях. Я не раз замечал, как многие жмутся, оказавшись в богатом доме или номере, словно оказались там, где всё сделано из стекла. И наоборот, привыкшие к роскоши, оказавшись в лесу, вели себя так, словно боялись заразиться от касания к чему-либо.
Эви же вела себя спокойно и там, и там. Зашла, уже выученными движениями подошла к шкафу, где стояли бутылки со спиртным, пробежалась по ним пальцами и выбрала одну из них.
— Мы не бухаем, — напомнил я ей.
— Это не алкоголь. Скорее холодный чай с сиропом, — ответила она. — Правда… не зверолюдский… Ну ладно, хотя странно, что такую дешёвку здесь подают. Надо бы пожаловаться на них.
— Да ты зажралась.
— Ничего подобного. За такие деньги я в праве требовать всё, за что заплатила. А они обязаны это предоставить. Но за такие деньги что мы получаем? Дешёвое пойло с юга страны. Позволять себя так обманывать, это себя не уважать.
— Но ты же сейчас не побежишь жаловаться, верно?
— Сейчас нет, в другой ситуации побежала бы, — ответила Эви, налила себе в бокал из бутылки, немного попробовала и пожаловалась. — Гадость.
— Если гадость, зачем пьёшь?
— Ну надо же что-то пить, верно? У них есть здесь хороший алкоголь, как погляжу, — пробежалась она глазами по бутылкам, — но увы.
Осушив свой бокал полностью, Эви оставила всё на столе, прошлась по комнате, после чего пошла в спальню.
— Мэйн, иди сюда!
— Зачем это?
— Не затем, о чём ты мог подумать. Мне не удобно просто кричать через все апартаменты. Оставь там скрытника, чтоб следил и иди сюда.
Ишь ты, раскомандовалась мелкая. Но я сделал как она сказала, мне как бы не ломы просто перейти в другую комнату. А там уже Эви развела руки в стороны и спиной прыгнула на кровать, мягко отпружинив вверх, как на батуте.
— Какая мягкость… а то уже устала от ночёвки на жёсткой подстилке.
— Хера ты неженка, — возмутился я, пристроив жопу на ближайшем кресле. — Раньше ночевала в лесу и ничего.
— Так раньше я и не знала хорошей и богатой жизни.
— Была всегда нищей?
— Ну не всегда, конечно. Когда-то давно я была дочерью крестьянина и была третей по старшинству из пяти. Потому денег особо не водилось, но и не нищенствовали мы.
— Ты никогда не рассказывала об этом.
— Так ты и не спрашивал, — заметила Эви.
— Теперь спрашиваю, — я огляделся. Здесь кто-то даже заботливо оставил закупоренную бутылку алкоголя с двумя стаканами. Блин, может быть и хлебнул бы немного, но не перед заданием. — Так кем ты была до того, как стать разбойницей?
— Разбойницей? — Эви рассмеялась. — Ну скажешь тоже, разбойницей. Я была авантюристкой! А до этого была дочерью крестьянина и крестьянки. Жила на востоке, была одной из двух дочерей, самой старшей. Как исполнилось четырнадцать, уже знала, чего хочу.
— Завоевать мир?
— Путешествовать. Потому, ни сказав ни слова родителям, одним прекрасным утром покинула дом и отправилась в долгое, бесконечное приключение.
— Звучит, как начало эпической истории, — усмехнулся я. — После этого хоть раз видела родителей?
— Ни разу. Подозреваю, что принесу им только горе. Знаешь же, такие, как мы, несут только две вещи…
— Смерть и разрушение, — кивнул я.
— Вот именно. Поэтому пока вся эта эпопея не закончится, я вряд ли покажусь им. Да и умерли они уже, наверное, так что уже и незачем. С братьями и сестрой хоть и была дружна, но не думаю, что стоит вообще видеться с ними. У нас, у каждого своя уже жизнь. А как у тебя всё было? Ты никогда не распространялся о своём прошлом.
— Ну… я…
— Опять увиливаешь? — улыбнулась она. Но потом добавила. — Вижу, что вспоминать не хочешь, прости. Наверное, не самое счастливое детство было.
— Знаешь, если сравнивать с теми же детьми, что родились в рабстве или на улице местных трущоб, то моё детство было просто охуительным. Мало кому бы досталось столь счастливое детство.
— Но в твоём голосе слышится горечь.
— Скажем так, для такого как я, то детство, что выпало мне, показалось не самым счастливым, хотя многим оно бы пришлось по душе. Не хочу ныть.
— Но ты же не ноешь, если тебя другой спрашивает, — заметила Эви.
— Боюсь, что меня воспитали так, что стоит тебе просто поделиться болью на душе или немного рассказать о своих страхах или неприятных ощущениях в прошлом, как ты сразу же будешь считаться нытиком.
— Удивительная логика. Самая подходящая, чтоб воспитать озлобленных людей.
— А разве бывают дети на улицах другими? — усмехнулся я. — Как по мне, ребёнок — самое худшее существо. Куда умнее животного и при этом куда более жестокое чем человек, без каких — либо моральных тормозов. По мне, так вообще пиздец, да и только.
— Ты таким же был так-то, — заметила она.
— Мне так жаль мою маму. Родила же долбоёба.
— Какой же ты самокритичный, — усмехнулась Эви.
— Очень. Это помогает держать моё настроение в тонусе. Если тебе грустно, посмейся над чем-нибудь. Если смеяться не над чем, посмейся над самим собой.
— Какие глубокомысленные слова, Патрик. У тебя в званиях не было «мыслитель» или чего-то подобного?
Я не стал говорить ей, что у меня в звании было написано «Сказочный долбоёб».
— Может… нечто похожее есть у меня, но я обычно предпочитаю не распространяться о том, что скопилось у меня в званиях. Это как заглянуть в душу.
Я тут же поймал себя на мысли, что примерно так же говорила и Клирия. Показать собственную стату, это как позволить заглянуть человеку тебе в душу. Он может узнать о тебе столько нового, что не факт, порадует его подобное ли нет. И в большинстве своём, что-то мне подсказывает, мир дарит звания чаще, когда другим становится плохо. Чтоб каждый знал, какое же ты говно, хотя совершенно не факт, что дела обстоят именно так.
— А знаешь, мы кое-что забыли. Надо бы подготовиться к тому, что будет, — вспомнил я.
А именно, подготовить пути отхода.
Им послужит нам самое обычное зеркало, которые установлены, как я понял, в каждом номере. Они были в полый рост, чтоб какая-нибудь обнажённая красавица могла себя рассматривать часы напролёт. Или чтоб ещё один купец или чиновник, взглянув на себя сбоку, мог сказать самому себе, что его живот пока не сильно торчит, и член с яйцами пока видно (если живот втянуть), отчего ему садиться на диету пока рано.
— Кстарн, дай мне проход в это зеркало, — сказал я девушке в зеркальце и направил его в большое зеркало. Через пару секунд оттуда высунулась изящная ручка и коснулась стеклянной поверхности, пустив по нему волну, словно по водной глади. Вскоре уже сама Кстарн стояла передо мной в отражении, кланяясь.
— Так вот как ты перемещаешься… протянула Эви за моей спиной. — А я думала, что зеркало даёт только связь.
— И связь, и проход, — объяснил я. — Вообще, было бы неплохо посредством него организовать телепорты в дома графов, но как-то туда закинуть надо зеркало. А моя гениальная думалка пока не придумала, как это организовать.
— А пытался? — спросила Эви.
— Не раз. И ни разу не получилось, — вздохнул я. — Ни подсунуть, ни продать. Не хотят почему-то они умирать от моей руки.
— Действительно удивительно, почему это, — усмехнулась Эви.
Тем временем из большого зеркала к нам вышла Кстарн. Немного жуткая с виду, однако аккуратная, ухоженная и милая. Её теперь даже не портили чёрные как уголь глаза, которые были словно у девочки из фильмов ужасов. Мне неожиданно захотелось её затискать. И потрахать.
— Господин, госпожа Клирия хотела встретиться с вами, — сообщила она мне поклонившись.
— Прямо сейчас?
— Она настаивает. Говорит, что хочет поговорить с вами и что это важно.
— По десятибалльной шкале насколько важно?
— Э-э-э… — только и смогла она выдавить, рассеянно хлопая ресницами. — Десятибалльная шкала? Это… — Кстарн начала считать на пальцах, после чего показала мне семь. — Столько?
— Немного больше, милашка Кстарн. Но да ладно, веди Клирию сюда. Что у неё там стряслось?
— Да, слушаюсь, — кивнула Кстарн и быстро удалилась за нашей чернявой любимицей.
И именно в этот момент нам в комнату заглянул наёмник.
— Босс, кажется, они приехали.
— Приехали? — оживился я.
— Только что подъехала карета и много охраны. Оттуда вышел молодой человек. Больше я не увидел.