сжимая в руках стрекатор – сильно модифицированный моллюск, плюющийся иглами с парализующим ядом к тому же причиняющим сильную боль по ощущениям похожую на ожог. Такие стрекаторы эльфы-друиды использовали для усмирения или наказания гоблинов когда нужно было выразить общее недовольство постреляв в кого только захочется, а не наказать конкретного виноватого.
Видимо против пятнистой брони пришлых стрекатор оказался не очень полезен потому, что грудь друида была разворочена молниями, а на лице навечно застыло недоуменное выражение и полное непонимание происходящего. По дуге обогнув мёртвого хозяина, гоблин пошарил по более-менее уцелевшей части сада, нашёл несколько давленных плодов и тут же умял их. Убедившись, что больше не уцелело ни одной большой синей вкусняхи, Шмыга, осторожно, постоянно ожидая подвоха, приблизился к телу мёртвого эльфа. Ткнул его палкой. Эльф продолжил лежать неподвижно. Естественно, ведь он был мёртв. Шмыга понимал это, но веками внушаемый остроухими хозяевами страх одновременно и отпугивал мелкого гоблина и подначивал, дразнил его.
Набравшись храбрости, Шмыга ударил эльфа кулаком, потом пнул ногой и, наконец, плюнув ему прямо на лицо, гоблин впервые задумался о том, что ему, собственно, делать дальше.
Можно попробовать вернуться к своим. Поместье хозяев горит, а сами они лежат мертвецами. Вернуться можно, вот только…
Шмыга задумался. Он как раз и вызвался проникнуть в поместье не только ради уважения соплеменников, но и потому, что обычная, привычная жизнь сельскохозяйственного гоблина ему успела о надоесть до крайности, несмотря на его относительную молодость. Просто Шмыга был умным гоблином и, в отличии от многих других соплеменников, успел прекрасно понять, что ничего иного, никакой другой жизни ему не светит. Только одно и тоже, день за днём, год за годом. Кого другого подобная жизнь могла устроить. Но только не Шмыгу. Правда была одна проблема: он совершенно не знал как можно хоть что-нибудь изменить.
Поэтому и вызвался пролезть на запретную территорию. Не только для того, чтобы впечатлить и добиться благосклонности красотки из своего племени, сколько чтобы хотя бы на миг, на краткий миг, представить будто он сам управляет собственной жизнью и сможет её изменить, если захочет.
Как оказалось – не может.
Но всё изменилось с внезапным появлением пришлых прилетевших на тех огромных птицах, которые нефига не птицы.
Конечно, Шмыга боялся. Вот только то, что можно было бы назвать «страстью к приключениям» в нём было сильнее страха. Осторожно подобравшись к месту посадки тех странных штук, незамеченный часовыми, гоблин залез внутрь и спрятался между тяжёлых коробок. Спрятался хорошо и обнаружили его только уже когда вернулись обратно и принялись вытаскивать тяжёлые коробки. Пришлые о чём-то поговорили на своём языке, а после тот пришлый, что освободил и напоил Шмыгу передал его другому верзиле. Новый верзила внимательно посмотрел на Шмыгу и спросил: -Так что же мне с тобой делать?Шмыга не ответил. Он не понимал языка пришлых и, разумеется, не понял вопроса, хотя, больше по интонации, догадался что это, скорее всего, был какой-то вопрос.
Впрочем, даже если бы он каким-то чудом понимал русский язык, мелкий гоблин не смог бы ничего ответить. Если честно, то он понятия не имел что дальше будет делать он сам. Куда тут ещё пытаться угадать что будут делать уже с ним.
Невозможно! Непонятно! А между тем события вокруг мелкого гоблина уже начали развиваться по своей собственной логике.
Глава 11. Задачи прикладной лингвистики
(девяносто четвёртый день с начала активной стадии вторжения)
Прямая радиосвязь между «большой землёй» и плацдармом в другом мире отсутствовала, но ведь можно записать передачу на носитель информации там, перевести сюда и уже здесь воспроизвести её снова. Старенький ноутбук подключенный к некоторой копии МИР-системы, разворачиваемой сейчас инженерами на «этой» стороне, выступал в качестве периферийного устройства. Его скромный и немного бледный экран служил окном входа в только начавшееся появляться цифровое отражение посёлка «Первый», как с подачи Сергея Андреевича Писарева, главы и хозяина ЧВК «Писатели», люди назвали своё первое постоянное поселение в другом мире.
Его основные жители – военные и учёные, в том числе прибывшие из других стран. Гражданских совсем немного: строители, рабочие, пожалуй, всё. Да и могут ли вообще быть гражданские лица в стране, отчаянно сражающейся за своё существование? То, что данный конкретный человек не участвует напрямую в боях и не стреляет во врагов из автомата не значит, что он не участвует в общей войне. Не принимает участие напрямую, но участвует опосредованно, трудом своих рук и ума. Жаром своего сердца, наконец.
Ведь мы все сегодня в одной лодке посреди бушующего океана, вдали от любых берегов. Утонет лодка – погибнут все. Выдержит, выстоит – будем жить. Значение имеет лишь сумма усилий, только общий импульс и не важно кто действительно вложил всю душу, кто, в самом прямом смысле рвал жилы, щедро разменивая собственное здоровье, а кто работал спустя рукава, в лучшем случае от звонка до звонка, с перерывом на обед и чай или вовсе немножко вредил. Всё решает только общая сумма усилий. Как всегда. Как во все времена.
Мы всегда были в одной лодке, только размер этой лодки немного варьировался – от отдельной семьи, до племени, потом нации, потом многонационального государства и, когда-нибудь в будущем, до всего живущего на земле человечества, а, может быть, и ещё дальше.
Всегда в одной лодке, в бесконечном океане в котором ночью отражаются звёзды. А может быть этот океан и есть настоящее море звёзд, по которому плывёт наша лодка – планета? Огромный чёрный корабль.
Какого имя ему?
Страна Россия? Федерация? Содружество всех народов и наций Земли – империя человечества?
Огромный чёрный корабль в пустоте звёзд. Холодное равнодушие космоса и жар наших сердец. Молодая, молодая империя землян. Настолько молодая, что она ещё не родилась, пока каждая страна, каждое государство плывёт в своей собственной ладье, не подозревая о том, что мы все находимся на одном большом судне. Более того: не слишком далёкие личности, застрявшие в давно прошедших этапах исторического развития, и вовсе продолжают воображать будто плывут на своих частных, крохотных, совсем маленьких, челночках с самыми разными названиями.
Но всё решит общая сумма усилий.
Старенький ноутбук крутил новостную подборку.
Дакотская трагедия – Соединённые Штаты утратили контроль над штатами северной и южной Дакоты. Ядерная бомбардировка по скоплению тварей в окрестностях захваченного ими Нью-Тауна внушила ложные надежды командованию ВВС СЩА, но не оправдала себя. Оставив в Нью-Тауне лишь малоценные и слабейшие особи изображать из себя мишени, орда разделилась на три части. Вопреки обычной тактике постепенного захвата территории, эти три части, однозначно возглавляемые разумными и очень хитрыми полководцами, невероятно быстрым и скрытым маршем дошли до городов Килдир, Хазен и Бойла. Не отвлекаясь на контроль местности или захват более мелких городков и посёлков, далее твари двинулись на Дикинсон и Нью-Салем. А оттуда на Форт-Йетс и Мобридж. При этом силы военных отвлекали и раздёргивали множество кадавров терроризирующих жителей в уцелевших посёлках. Хуже всего то, что исходный материал для массового кадаврофицирования чужие брали как раз из захваченных городов. Количество попавших в плен и переработанных в самые примитивные боевые кадавры мирных жителей исчислялось сотнями тысяч.
Наконец резкое наступление чужих было остановлено у Игл Бьютта где произошло массовое сражение двух танковых армий против огромных, похожих на мамонтов существ. Могучее телосложение позволяло тем на короткое время развивать крейсерскую скорость чуть ли не в сотню километров в час. Оббитые неизвестным металлом бивни легко пробивали насквозь лёгкую бронированную технику, а на танковой броне оставляли заметные вмятины. Жёсткая шерсть этих чудовищ позволяла им полностью игнорировать огонь из ручного оружия и даже из пулемётов, если только не совсем уж в упор и не из совсем больших калибров. Толстый слой подкожного жира служил неплохим амортизатором и дополнительным слоем брони. Разные кадаврофицированные мамонты имели различные особенности. У кого-то это могли быть вырастающие из спины руки-лианы или выстреливающий на несколько десятков метров язык или пришитые к телу тут и там плюющиеся кислотой, шипами или ещё какой-нибудь гадостью, растения. Кроме того, каждый мамонт был срощен с кем-нибудь из разумных, чьи головы торчали то у них из шеи, то прямо во лбу, между глаз. Такие мамонты-личи обладали умом не уступающим человеческому и взаимодействовали между собой на поле боя.
Словом, противник американским танкистам под Игл Бьюттом достался очень непростой. Ценой практической потери одной танковых армии, американцы смогли перебить мамонтов-личей, а прочей мелочёвкой занялись уже силы пехоты и артиллерии. В самих мамонтах попасть неуправляемыми снарядами было очень сложно, так как они постоянно находились в движении, часто меняя направление и скорость движения.
Активные неядерные бомбардировки в окрестностях Джеймстауна, Абердина и Редфилда также сумели выбить костяк тварей и позволили удержать названные города. Тем не менее, значительная часть территории обеих Дакот оставалась условно захваченной тварями. Там бродили многочисленные банды свежесозданных кадавров и туда отступили остатки разбитых орд. А из захваченных лесов Канады неиссякаемой толпой шли новые и новые пополнения.
В Южной Америке Боливия, Перу и Чили пали натиском тварей. Выжившие жители этих стран бежали в Аргентину, Парагвай и Бразилию наконец договорившихся о совместных действиях против чужих.
Индия превратилась в настоящий детский сад для тварей. Массово создаваемые кадавры как из живых, так и из относительно недавно умерших индийцев счёт которых уже шёл на миллионы стали настоящей головной болью для Китая. Пакистан первый применил ядерное оружие по территории бывшего противника, Китай подключился следом и только поэтому удалось сдержать напор тварей и получить время на превращения Непала и Бутана в оборонительные рубежи для китайской армии.