«Что бы мы здесь ни затрагивали, какими бы изысканиями ни занимались, это из той же области, что и плацебо. Но плацебо на ракетных ускорителях».
Идея использования психоделических препаратов для лечения зависимости и пагубных привычек не является новой. Американские индейцы издавна использовали пейотль как в ритуальных целях, так и для лечения алкоголизма, ставшего с момента прибытия на континент белого человека настоящим повальным бедствием для туземных племен. Выступая в 1971 году на заседании Американской психиатрической ассоциации, психиатр Карл Меннингер заявил, что «пеойтль для этих людей абсолютно безвреден… Это лучшее средство от алкоголизма, чем все то, что придумали миссионеры, белый человек, Американская медицинская ассоциация и службы общественного здравоохранения вместе взятые»[63].
В 1950-е и 1960-е годы с помощью ЛСД и других психоделиков лечили тысячи алкоголиков, хотя до недавнего времени было трудно сказать что-то определенное о полученных результатах. В течение некоторого времени психоделическая терапия считалась достаточно эффективной и в канадской провинции Саскачеван была даже принята на вооружение в качестве стандартного метода лечения алкоголизма. Отчеты, поступавшие из клиник, были полны восторженными отзывами, однако большинство официальных исследований проводились из рук вон плохо, были небрежно спланированы и слабо контролировались, если вообще контролировались. Результаты были действительно впечатляющими, когда исследования проводились врачами, радеющими за успех дела (особенно терапевтами, которые сами принимали ЛСД), и поистине ужасными, когда их проводили неопытные исследователи, дававшие пациентам слоновьи дозы снадобья без учета таких факторов, как установка и обстановка.
В записях царила полная неразбериха, и так обстояло дело вплоть до 2012 года, когда мета-анализ объединенных данных, полученных в ходе наиболее успешных рандомизированных и контролируемых исследований, проводившихся в 1960–1970-е годы (в них приняло участие более пятисот пациентов), показал, что и в самом деле имело место «статистически достоверное и клинически значимое благотворное воздействие» на больных единичной дозы ЛСД, воздействие, не терявшее своей эффективности в течение полугода. «Принимая во внимание столь благотворнее воздействие ЛСД на алкоголиков, – заключают авторы, – кажется загадочным, почему этот метод лечения до сих пор недооценивается в столь значительной мере».
С тех пор в сфере психоделической терапии алкогольной и других зависимостей наблюдается пусть и умеренное, но довольно обнадеживающее оживление, причем это касается как университетских исследований, так и различных подпольных сред[64]. Так, в 2015 году в университете Нью-Мексико было проведено небольшое экспериментальное исследование, в котором приняли участие десять алкоголиков. Им давали псилоцибин в сочетании с «терапией усиления мотивации» – особым видом когнитивно-поведенческой терапии, специально разработанной для лечения алкогольной и прочей зависимости. Сама по себе эта терапия не оказала практически никакого влияния на приверженность к пьянству, но после проведения псилоцибинового сеанса употребление алкоголя значительно снизилось, и эти показатели оставались практически неизменными в течение девяти месяцев. Майкл Богеншутц, ведущий исследователь, сообщил, что налицо сильная взаимосвязь между «силой переживания и влиянием» на пристрастие к алкоголю. Полученные в Нью-Мексико результаты оказались достаточно обнадеживающими и дали толчок для второй фазы испытаний, более масштабных и развернутых, в которых приняли участие 180 человек; их проводит на базе Нью-Йоркского университета Майкл Богеншутц в сотрудничестве со Стивеном Россом и Джеффри Гессом.
– Алкоголизм можно понимать как духовное расстройство, – сказал мне Росс во время нашей первой встречи, состоявшейся в уже известном нам процедурном кабинете зубоврачебного колледжа Нью-Йоркского университета. – Со временем теряешь связь со всем, кроме зеленого змия. Жизнь теряет смысл. И в конце не остается ничего важнее бутылки, которая важнее даже, чем жена и дети. Ради нее ты готов пожертвовать всем, что есть.
Именно Росс первый рассказал мне историю Билла У., основателя Общества анонимных алкоголиков (АА), который «завязал» с алкоголем после мистических откровений, пережитых им под действием белладонны, а в 1950-х годах попытался привлечь внимание членов своего общества к ЛСД. С помощью наркотика пытаться вернуться к трезвому образу жизни? Подобное может показаться нелогичным и даже безумным. Тем не менее в этом есть определенный смысл, особенно если принять во внимание, с какими надежностью и постоянством психоделики вызывают духовные прорывы и приводят к убеждению, центральному в философии АА, что, прежде чем надеяться на выздоровление, алкоголик должен признать свое «бессилие». Анонимные алкоголики имеют смутное представление о человеческом эго и, подобно психоделическим терапевтам, пытаются перенести внимание своих подопечных с себя на «высшую силу» и утешение со стороны членов общества – чувство взаимосвязанности.
Майкл Богеншутц свел меня с одной женщиной (я буду называть ее Терри Макдэниелс), участницей экспериментального исследования в университете Нью-Мексико, – знакомство, на мой взгляд, довольно удивительное, поскольку ее история не относится к числу тех историй безоговорочного успеха, которые исследователи так любят рассказывать журналистам. Я поговорил с миссис Макдэниелс из будки телефона-автомата, установленного в трейлерном парке на окраине Альбукерка, где она живет, прикованная к инвалидной коляске, и там же, через несколько трейлеров от нее, живет ее дочь. Женщина стала инвалидом в 1997 году, когда, по ее словам, «бывший муж ударил меня по голове чугунной сковородой. С тех пор у меня серьезные проблемы с памятью».
У Макдэниелс (она родилась в 1954 году) была трудная жизнь, начиная с самого детства, когда родители начали оставлять ее на попечение, довольно беспечное, старших братьев и сестер.
– Я разучилась смеяться, и мне до сих пор не до смеха, – сказала она, поведав, что целыми днями одержима чувствами сожаления, гнева, зависти, ненависти к себе и особенно чувством вины по отношению к своим детям. – Мне очень плохо оттого, что я не дала им ту жизнь, которую могла бы дать, если бы не пила. И я все время думаю о той, другой жизни, которая у меня могла бы быть.
Когда я спросил Макдэниелс, как долго она ведет трезвый образ жизни, она удивила меня, ответив, что вообще его не ведет. Несколько недель тому назад, например, она ушла в запой после того, как ее дочь «ранила мои чувства, попросив у меня денег, которые я ей якобы задолжала». Правда, запой был недолгим, всего один день, да и пила она только пиво и вино, хотя в годы, предшествовавшие психоделической терапии, она пила крепкие напитки по две недели кряду, «уходя на перерыв», только когда теряла сознание. Для нее однодневная пьянка, да и то не каждый день, – это настоящий прогресс.
О псилоцибиновом эксперименте она прочитала в местном еженедельнике, посвященном альтернативной медицине. До этого она никогда не употребляла психоделики, но теперь, находясь в отчаянном положении, решила попробовать что-то новое. Она не раз пыталась завязать с пьянством, посещала реабилитационный центр, сеансы психотерапии и даже Общество анонимных алкоголиков, но в конечном итоге неизменно возвращалась к бутылке. Она боялась, что из-за травмы головы ее не допустят к испытаниям, но ее допустили, и во время псилоцибинового сеанса она испытала сильное духовное переживание.
Поначалу трип был беспросветно печальным.
– Я видела своих детей и ревмя ревела из-за того, что их жизнь сложилась не так, как могла бы, – вспоминает она. Но в конце концов перед ней предстало нечто, повергшее ее в священный трепет. – Я увидела на кресте Иисуса. Не всего, а только Его голову и плечи, и сама я, маленькая девочка, словно сидела в маленьком вертолете, кружившем над его головой. Сам же Он висел на кресте. И Он вроде как взял меня на руки, знаете, как обычно берут на руки ребенка, когда хотят его утешить. И я вдруг почувствовала, как с плеч моих спадает непосильное бремя, почувствовала себя в высшей степени умиротворенной. Незабываемое ощущение!
Урок, который она извлекла из этого переживания, можно свести к двум словам: приятие себя.
– Меня все реже стали посещать мысли о людях, лучше распорядившихся своей жизнью, чем я. Я знаю, я не такой уж плохой человек, просто со мной в жизни случилось много чего плохого. Вероятно, Иисус пытался сказать мне, что у меня все нормально, что такое действительно случается, и старался утешить меня. И теперь я каждый день читаю Библию, поддерживая тем самым сознательный контакт с Богом.
По собственным меркам Макдэниелс, та жизнь, которой она живет сейчас, конечно же, не совсем праведна, но гораздо лучше той, что у нее была прежде. Пережитое помогло ей начать переосмысливать историю своей жизни, которую она рассказывает самой себе:
– Я уже не принимаю все так близко к сердцу, как раньше, и гораздо лучше отношусь к себе. Это истинный дар, потому что многие годы я вообще себя не любила. Хотя человек я неплохой.
Тот факт, что взгляды человека на жизнь и самого себя могли так разительно измениться при отсутствии каких-либо изменений в обстоятельствах и самой среде, в окружении которых живет данный человек, вызывает у меня одновременно и надежду, и горечь. Мне вспоминается один эксперимент, о котором мне рассказали исследователи, работающие в области наркотической зависимости, из числа тех, с которыми мне довелось беседовать; речь идет об эксперименте, носящем название «Парк крыс». Исследователям в сфере наркозависимости хорошо известно, что крысы в клетке, если им предоставить доступ к различным видам наркотиков, очень быстро привыкают к ним и постоянно нажимают маленькие рычажки, выдающие им порцию наркотика, предпочитая их тем, которые выдают пищу, даже несмотря на то, что из-за этого они часто оказываются на грани смерти. Но гораздо менее известен тот факт, что если клетку «обогатить» возможностями для игры и взаимодействия с другими крысами и вынести ее на лоно природы, то те же самые крысы вообще не притронутся к наркотикам и не станут наркозависимыми. Указанные эксперименты лишний раз подтверждают ту идею, что склонность к зависимости в меньшей мере связана с генами или химией организма, нежели с личной историей и средой человека.