[48]. В 1913 году художник познакомил Надежду Евсеевну со своим издателем Рейнхардом Пипером, с которым Добычина также вступила в переписку по поводу распространения альманаха и книг Кандинского в России.
Василий Кандинский дома в Мюнхене. 1911
Новость об открытии Художественного бюро Добычиной разошлась достаточно широко. В марте Надежда Евсеевна получила письмо из Риги от владельца книжного магазина Алексея Аполлоновича Павлова, утверждавшего, что в его городе, «где главный контингент составляют инородцы: немцы, латыши и пр., в последнее время замечается сильное внимание на русское искусство» [49]. Павлов предлагал Добычиной сотрудничество и ожидал, что она предоставит ему «на комиссионных условиях» произведения искусства для продажи. Надежда Евсеевна сама именно таким образом строила свою работу с художниками, однако это удавалось не всегда.
Альманах «Синий всадник». Мюнхен, 1912
Сложно определенно сказать, насколько успешной в материальном плане была деятельность бюро в это время. Видимо, за один из самых удачных месяцев первого полугодия работы – апрель – Надежда Евсеевна заработала 500 рублей, что покрывало текущие расходы бюро. С другой стороны, дело требовало постоянных вложений, много усилий и времени, которые Добычина должна была находить, несмотря на маленького сына и слабое здоровье. Учитывая отъезд Петра в Казань, все заботы о бытовой стороне жизни и заработке легли на ее плечи.
Николай Кульбин. Портрет Владимира Маяковского. 1913
Государственный музей В. В. Маяковского
В год становления бюро Надежда Евсеевна продолжала сдавать комнаты занимаемой ею квартиры жильцам. Волею судеб несколько месяцев у нее квартировался Владимир Маяковский. В воспоминаниях о поэте, записанных директором музея В. В. Маяковского А. С. Езерской в 1941 году, Надежда Евсеевна детально рассказывала, как тогда состоялась их встреча [50]. Она произошла благодаря Николаю Ивановичу Кульбину, который позвонил Добычиной домой и срочно попросил приехать к нему. В темном кабинете Кульбина она застала Давида Бурлюка и высокого молодого человека с горящими глазами, имевшего вид «не то, что голодный, а не сытый». В книге Бенедикта Лившица «Полутораглазый стрелец» мы находим еще более яркое описание внешности только что прибывшего в Петербург начинающего поэта:
«Одетый не по сезону легко в черную морскую пелерину со львиной застежкой на груди, в широкополой черной шляпе, надвинутой на самые брови, он казался членом сицилианской мафии, игрою случая заброшенным на Петербургскую сторону. Его размашистые, аффектированно резкие движения, традиционный для всех оперных злодеев басовый регистр и прогнатическая нижняя челюсть, волевого выражения которой не ослабляло даже отсутствие передних зубов, сообщающее вялость всякому рту, – еще усугубляли сходство двадцатилетнего Маяковского с участником разбойничьей шайки или с анархистом-бомбометателем…» [51]
Владимир Маяковский. Портрет Давида Бурлюка. 1915. Фотокопия
Государственный музей В. В. Маяковского
При встрече поэт так сильно пожал руку миниатюрной Надежды Евсеевны, что она вскрикнула от боли. Позднее ритуал крепкого рукопожатия превратился у них в своеобразную игру, по негласным условиям которой Добычина пряталась от Маяковского, а тот неизменно караулил ее, чтобы поздороваться таким образом. По просьбе Кульбина Добычина приютила молодого поэта в квартире на Дивенской улице. У обоих в день их знакомства не было денег даже на извозчика, и Николай Иванович выдал им 3 рубля. Надежда Евсеевна побаивалась Маяковского, ходила около двери его комнаты на цыпочках и, наблюдая за его зверским аппетитом за обедом, боялась, что не сможет прокормить такого гиганта. Однажды он вошел без стука и увидел у нее в руках «нелегальную газету», которую она поспешно спрятала. Как и Добычина, Маяковский в юном возрасте успел приобщиться к протестному движению. В 1904–1905 годах в Кутаиси он еще ребенком видел антиправительственные демонстрации, знал, что старшая сестра Ольга состоит в марксистском кружке. В Москве и Петербурге «его органическая непримиримость» к самодержавию усилилась. В 1908-м он вступил в РСДРП(б), был трижды под арестом, с августа 1909-го по январь 1910-го сидел в одиночной камере в Бутырской тюрьме. С момента упомянутого Добычиной эпизода его отношение к ней улучшилось, но оставалось ироническим. Тот же Лившиц описал состоявшийся позднее – осенью 1913 года – визит Маяковского с компанией в гости к Добычиным.
«У Д., занимавшей квартиру на Мойке, ставшую впоследствии настоящим музеем левой живописи, мы застали несколько бесцветных молодых людей и нарядных девиц, с которыми, неизвестно по какому праву, Володя Маяковский, видевший их впервые, обращался как со своими одалисками. За столом он осыпал колкостями хозяйку, издевался над ее мужем, молчаливым человеком, безропотно сносившим его оскорбления, красными от холода руками вызывающе отламывал себе кекс, а когда Д., выведенная из терпения, отпустила какое-то замечание по поводу его грязных ногтей, он ответил ей чудовищной дерзостью, за которую, я думал, нас всех попросят немедленно удалиться. Ничуть не бывало: очевидно, и Д., привыкшей относиться к художественному Олимпу обеих столиц как к собственному домашнему зверинцу, импонировал этот развязный, пока еще ничем не проявивший себя юноша» [52].
В. В. Маяковский (в центре) с А. Е. Кручёных, Д. Д. Бурлюком, Б. К. Лившицем, Н. Д. Бурлюком. 1913
Государственный музей В. В. Маяковского
К 1912 году Маяковский уже успел попробовать своии силы в живописи. Он обучался в подготовительном классе Строгановского училища, посещал студии художникови С. Ю. Жуковского и П. И. Келина. В 1909 и 1910 годах, по воспоминаниям Добычиной, он предоставлял свои вещи на организованные Кульбиным с ее помощью выставки «Импрессионисты» и «Треугольник». Это были «пейзажи в стиле пуантилизма». Вполне возможно, Маяковский, как и братья Бурлюки, и Кульбин, и Экстер, и многие другие авангардисты, начинал с художественных опытов в духе дивизионизма, однако маловероятно, что он участвовал в выставках Кульбина. Только в 1911 году Маяковский поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где и произошло его знакомство с Давидом Бурлюком и другими членами художественно-поэтической группы «Гилея». В 1912 году опубликовал свое первое стихотворение в сборнике «Пощечина общественному вкусу», и в декабре этого же года (когда, вероятно, познакомился с Добычиной) он принял участие в выставке «Союза молодежи». Выставка проходила с 4 декабря 1912-го по 10 января 1913 года, на ней Маяковский показал один портрет, а в экспозиции были представлены в том числе 11 работ Ольги Розановой, которой он очень восхищался. Во время своего пребывания в Санкт-Петербурге Маяковский активно принимал участие в литературных вечерах, наиболее громким стало его выступление в «Бродячей собаке» в ноябре 1912 года. Интересно, что искусствоведы традиционно отмечают влияние Давида Бурлюка на творчество раннего Маяковского. Добычина же подчеркивала, что до Маяковского Бурлюк был «человеком с лорнеткой иронического склада» и не было еще «проведено черты» между авангардом и кругом «Мира искусства». Именно с приходом Маяковского разрыв стал очевиден. По мнению Добычиной, ее новый постоялец был человеком «чрезвычайно эгоцентрично мыслящим, не принимавшим 90 % того, что было», не переносящим пошлости, сложным и резким, но несомненно великим, человеком-эпохой. Личные отношения Надежды Евсеевны с ним складывались, видимо, неровно. Он считал ее мещанкой, подтрунивал над ней, хотя в трудный момент (как раз в 1912 году) выручал деньгами, не ожидая возврата долга и не принимая его. Описание поэтических вечеров, проходивших на квартире Добычиной в период, когда Маяковский жил у нее, проливают свет на отношения в кругу поэтов и художников авангарда. У Добычиной собирались Михаил Матюшин и Елена Гуро, Николай Кульбин, Давид Бурлюк, а также мирискусник Михаил Добужинский. Между ним и Маяковским однажды разгорелся спор, понятна ли живопись первого и поэзия второго.
Петр Добычин за письменным столом. Ок. 1915
Отдел рукописей РГБ
Это было время формирования позиций и в некотором смысле разделения на лагери и группировки, которые Николай Иванович Кульбин при всем своем огромном желании уже вряд ли мог объединить. Играли свою роль не только общие взгляды, но и личная симпатия. Воспоминания Добычиной подтверждают, что молодой Маяковский с большим уважением относился к Елене Гуро, умевшей всех примирить, к Ольге Розановой и Велимиру Хлебникову. Все эти связи складывались на глазах Надежды Евсеевны, оказавшейся в эпицентре художественной жизни и уже игравшей значительную роль в сообществе. Несмотря на трудности, сезон 1912/1913 года стал началом счастливого периода ее жизни. Светские победы и успех в делах, некая финансовая стабильность и гармонизация семейных отношений пришли в равновесие к лету. В июне 1913 года Петр Петрович наконец сдал все экзамены и получил диплом о юридическом образовании, реализовав многолетнюю мечту Добычиной.
Глава 5Развеска в общем удачна и показательна
Планы расширения Художественного бюро возникли у Добычиной уже весной 1913 года, когда первые самостоятельные шаги в арт-бизнесе показали ей, что коммерческий успех прямо пропорционален размаху предприятия. Поставленное на широкую ногу дело с хорошей репутацией могло не только привлечь, но и удержать состоятельных клиентов и известных художников. У Надежды Евсеевны появилась программа развития бюро, которой она делилась с близкими ей художниками, критиками, искусствоведами, рассылая им письма с приглашениями к сотрудничеству. Друг Рериха, искусствовед и художник Александр Александрович Ростиславов в письме от 27 июня 1913-го отозвался на изложенные Добычиной идеи следующим образом: «Все Ваши планы очень одобряю. Особенно что касается необходимой перемены помещения»