[69]. Всего на выставке было куплено 40 произведений на общую сумму 12 000 рублей [70]. 28 февраля 1914 года выставку посетила сама великая княгиня Мария Павловна, являвшаяся президентом Академии художеств. Экскурсию по экспозиции для нее провела Добычина и брат художника М. Ф. Ционглинский. Император, члены императорской семьи и члены созданной в 1896 году Комиссии по покупке картин с выставок регулярно посещали выставки и осуществляли покупки, пополняя личные и музейные коллекции соответственно и подавая таким образом пример любителям искусства из высших слоев общества. Традиционно они приобретали произведения с экспозиций, организованных Академией художеств, Обществом поощрения художеств и Товариществом передвижных выставок. Визит в частную галерею и покупка работ именно там ярко показывали, как поменялась расстановка сил на арт-рынке и насколько высокое положение заняло бюро Добычиной.
Ян Ционглинский. Белая ночь (Деревня спит). 1907
Государственная Третьяковская галерея
Открытие экспозиционного пространства и активная выставочная деятельность не изменили междисциплинарный характер бюро. Уже 3 октября 1913 года в помещении Первой постоянной выставки искусства состоялось собрание хора, образованного из учащихся рисовальной школы Общества поощрения художеств. Хор возглавила супруга Вячеслава Каратыгина – Ольга Никандровна, с которой Добычина дружила. Более яркое событие в рамках музыкальной программы было организовано 7 февраля 1914 года, когда в бюро состоялся «вечер современной музыки». Одно отделение вечера целиком состояло из произведений молодого Сергея Прокофьева, исполненных автором. Другое отделение включало музыку В. Каратыгина, И. Стравинского, В. Сенилова и других современных композиторов. Газета «Петербургский листок» писала, что «идея устройства музыкальных вечеров с интересно составленной программой среди окружающих публику произведений искусства <…> не может не встретить широкого сочувствия. Она как бы напомнила нам Парижские салоны» [71].
Сама Добычина стремилась в Париж и мечтала показывать у себя произведения не только российских художников, но и зарубежных. Судя по объявлениям в газетах, она предприняла попытку договориться о выставке испанского художника Игнасио Сулоаги{21}. Его картины показывали в это время в московской галерее Лемерсье{22}. Также она планировала делать выставку «Провинция в изображении русских художников», но в итоге эти идеи не реализовались, зато в бюро наконец открылась выставка представительницы авангарда – Натальи Гончаровой, которая, конечно же, не могла не привлечь внимание. Вернисаж состоялся 15 марта, а уже на следующий день из экспозиции были удалены 12 картин на библейскую тему, «оскорблявшие религиозное чувство посетителей».
Пикантность ситуации заключалась в том, что эти же картины были представлены на выставке художницы в Москве в галерее К. Михайловой, против чего никто не возражал на протяжении всего периода экспонирования; они также осматривались цензором, который не нашел в них ничего оскорбительного. Однако после открытия выставки 16 марта в газете «Петербургский листок» появилась статья «Футуризм и кощунство», громко обличавшая выставку и работы [72], после чего произведения изъяли для дальнейшего рассмотрения церковной цензурой. Художественная общественность была глубоко возмущена случившимся. Даже те ее представители, которые совсем не симпатизировали авангарду, выступили с осуждением действий цензоров. Вице-президент академии художеств граф И. И. Толстой прокомментировал инцидент следующим образом: это «обыкновенная картинка нашей действительности, лишний раз доказывающая, несмотря на централизацию нашей власти, верность старой русской пословицы: “Что город, то норов”. Такие казусы случаются у нас не первый раз. Очень часто какое-нибудь художественное или литературное произведение, прошедшее через всевозможные цензуры и получившее распространение по всей России, случайно возбуждает против себя неудовольствие какого-нибудь мелкого провинциального администратора. Этого вполне достаточно для того, чтобы немедленно наложить на произведение строгий запрет, а автора его подвергнуть преследованиям» [73]. Таким образом, защитники выставки в ее первоначальном виде заявляли, что, во-первых, картины уже были представлены в Москве, «городе сорока сороков», а во-вторых, никакой канонической неправильности в них нет, а все остальное – дело вкуса. В этих композициях проявилось и увлечение Гончаровой древними росписями церквей, и любовь к лубку и примитиву. Конечно, стилистически они были далеки от сакрального искусства начала XX века, перенявшего приемы позднего модерна.
Репродукция картины Натальи Гончаровой в газете «День». Картина была представлена на выставке в Художественном бюро Н. Е. Добычиной, позднее утрачена
Отдел рукописей РГБ
Работы удалось отстоять и вернуть на выставку, после чего арт-критики уже обратились к обсуждению самой экспозиции. Как отмечали многие, помещение квартиры Добычиной не подходило для достаточно масштабных, ярких монументальных полотен Гончаровой. Кроме того, за ней готовы были признать талант декоратора, театрального оформителя, но не художника [74]. Однако существовали и другие мнения: к радости Надежды Евсеевны, критики А. Ростиславов и Э. Старк восхищались современностью работ Гончаровой, их самобытностью и разнообразием.
Наталья Гончарова. Венчание Богоматери. Центральная часть композиции из трех частей. 1910
В каталоге выставки из архива Добычиных рядом с названием этой работы надпись: «Не продается».
Государственная Третьяковская галерея
Выставка не принесла Добычиной финансовой прибыли. Несмотря на то что ее посетило около 2000 человек, было куплено только две акварели. Многие интересовались произведениями Гончаровой, но цены были слишком высоки: графика – 150 рублей за лист, холсты от 200 до 2000 рублей, триптих «Евангелисты» – 3000, «Сбор винограда» в 9 частях – 6000, «Жатва» – композиция из 9 частей – 10 000. Поэт и драматург, яркий представитель символизма Федор Сологуб не преминул в саркастической манере «пройтись» по основательнице бюро и ее алчности. В статье, начинавшейся с рассуждений о роли женщины в современном обществе и социальных переменах, он приводит свой отзыв о творчестве «амазонки авангарда», вписанный в забавный фантасмагорический эпизод своего посещения ее выставки:
«Был на выставке Н. Гончаровой. Талантливо, интересно. Все нравится. Весело, что так ярко, светло, красочно. Если бы у меня были деньги покупать картины, что бы я выбрал? Повесить у себя в кабинете, в библиотеке, и каждый день видеть перед глазами эту красочную радость, – каждый день, как хочется каждый день видеть многоцветность зорь, полдней и полуночей. Что бы я выбрал? Я долго стоял, вспоминая картины. Внезапно какой-то стук вывел меня из задумчивости. Я увидел рядом со мною знакомого черта; заметив, что я на него смотрю, черт перестал стучать хвостом по подоконнику, спрятал хвост под фалды и спросил:
– Нравится?
– Очень.
– Хотели бы иметь что-нибудь?
– Не знаю, что выбрать. Да и дорого.
– Я устрою, – хотите? – что Карнеги подарит вам миллиард долларов, – вы построите дворец, и там поместите все эти картины.
Я знал, что этот черт не шутит, и поспешил отказаться.
– Где ж мне с такими большими деньгами! Вот если бы на что-нибудь другое, – на театр.
– На другое я не стану хлопотать, – сухо сказал черт и исчез» [75].
В переписке с мужем Добычина обсуждала эту заметку и коммерческую неудачу выставки. Именно Петр предположил, что в образе черта зашифрована его супруга, которая в обществе вызывала самые разные толки, многим ее манера общаться и поведение казались чересчур напористыми, даже наглыми, другие удивлялись природе ее успеха. Касательно непроданных работ, несмотря на явную популярность экспозиции, Петр высказывал мнение, что Надежде Евсеевне не стоило соглашаться на такую стоимость картин, назначенную автором. Кроме того, он предполагал, что Добычина должна была бы ограничиться 10–15 % комиссионных. К сожалению, из письма не ясно, какой процент был ею назначен. Однако даже плата за вход, которая поднялась ровно в два раза по сравнению с осенью 1913 года (50 копеек и 25 копеек льготный билет), позволяла бюро получить немного прибыли.
Наталья Гончарова. Покос. 1908–1909
Собрание Иветы и Тамаза Манашеровых
Скандальную экспозицию стремились успеть увидеть, и в последние дни ее работы количество посетителей достигало 160 человек в день. Выставка закрылась 20 апреля 1914 года. Этот опыт показал Добычиной, что продавать авангард сложно, как и работать с авангардистами. Наталья Гончарова игнорировала письма галеристки, которая пыталась обсудить с ней возможности дальнейшего сотрудничества. Добычина была вынуждена прибегать к посредничеству друзей и знакомых, в частности Михаила Ле Дантю, чтобы связаться с художницей после закрытия выставки. В это время Гончарова была занята своим театральным проектом: 21 мая 1914 года состоялась премьера оперы-балета «Золотой петушок» в Париже, имевшая большой успех. Казалось, что популярность русского современного искусства растет и наступает время его расцвета. К концу сезона Надежда Евсеевна уже составляла далеко идущие планы развития своего предприятия. Так, в одном из газетных объявлений сообщалось: «В будущем сезоне в Художественном бюро предполагаются выставки произведений С. Ю. Судейкина и Н. К. Рериха. Намечены далее