Один из вариантов цикла музыкальных встреч выглядел следующим образом:
• «Эпоха классицизма: Й. Гайдн. Трио для скрипки, виолончели и фортепиано; Моцарт. Фортепианная соната, фрагменты из опер, трио для скрипки.
Исполнители
: Павловская-Боровик или Советова (пение), Эйдлин (скрипка), А. Я. Штример (виолончель), А. М. Штример (фортепиано).
• Расцвет классицизма: Бетховен. Квартет, «Крейцерова соната» (скрипка и фортепиано), песни, вариации для фортепиано.
Исполнители
: струнный квартет в составе: …; Банцер или Каменский (фортепиано), Павловская-Боровик или Никифорова (пение).
• Эпоха романтизма: Шуберт. Трио для скрипки, виолончели и фортепиано. Фортепианные пьесы, вокальные произведения; Мендельсон. Трио для скрипки, виолончели и фортепиано, вокальные произведения.
Исполнители
: Рождественский (пение), Голубовская или Юдина (фортепиано), Уховская или Никифорова или Артемьева (пение).
• Завершение эпохи романтизма: Шуман. Виолончельные пьесы, фортепианные пьесы, песни; Шопен. Фортепианные пьесы, песни.
Исполнители
: Штример (виолончель), Голубовская или Рензин (фортепиано), Лодий или … (пение).
• Лист и Вагнер (неоромантизм): Лист. Симфонические поэмы (в 4 руки), вокальные произведения, фортепианные произведения (рапсодия); Вагнер. Фрагменты из музыкальных драм.
Исполнители
: профессор Ленинградской консерватории С. Мерович и А. Зейлигер (фортепиано).
• Скандинавская школа: Григ, Сибелиус, Иернефелльд и др. скандинавские композиторы: Григ. Квартет, вокальные произведения, норвежские танцы (фортепиано).
Исполнители
: Рождественский (пение), Лодий или Артемьева (пение), Каменский (фортепиано), струнный квартет» [153].
Каждую программу предваряло вступительное слово музыковеда Семена Львовича Гинзбурга. Кроме знакомства с западноевропейской музыкой, общество предлагало различные тематические вечера, например: «Юмор в русской музыке» (Глинка. «Сцена Фарлафа с Наиной» из оперы «Руслан и Людмила»; Чайковский. Сцена из оперы «Черевички»; Мусоргский. «Сцена в корчме» из оперы «Борис Годунов») или «Музыка и революция» (Песни французской революции; Шуман. Революционный марш; Глазунов. «Дубинушка», «Есть на Волге утес» и др.). Надежда Евсеевна получала письма от именитых музыкантов, готовых принять участие в организуемых ею концертах. В программах блистали звезды той эпохи, а некоторые из них, как, например, пианистка Мария Юдина, начинали свою карьеру с выступлений на вечерах общества, как когда-то еще никому не известный Сергей Прокофьев выступал в Художественном бюро. В меру своих возможностей организация поддерживала молодых композиторов, проводя концерты современной музыки и конкурсы на сочинение камерной музыки. В 1929 году Добычиной и ее коллегам (М. Юдиной, Ю. Эйдлину, Б. Струве, Н. Кравченко – членам инициативной группы) удалось организовать камерный оркестр, просуществовавший до 1933 года. Преподаватель Ленинградской консерватории, музыковед Христофор Степанович Кушнарев в характеристике деятельности Добычиной, данной в 1932 году, отмечал, что «она вовлекла в работу лучшие музыкально-артистические силы Ленинграда, в результате чего Общество из любительского кружка превратилось в могучую организацию, разрешавшую задачу широкой пропаганды лучших образцов камерной литературы в лучшем исполнении» [154].
Надежда Добычина. 1930
Отдел рукописей РГБ
За время работы в Обществе камерной музыки личная жизнь Надежды Евсеевны радикально изменилась. Ей пришлось уехать из знаменитого дома Адамини, где уже невозможно было сохранять за собой занимаемую квартиру. Отчасти она была даже рада оставить эту, по ее выражению, «квартиру-музей со всей ложью, притворством, внешностью и т. п. белибердой». Добычина окончательно рассталась с Петром Петровичем. Разрыв дался им обоим нелегко, но, несмотря на взаимные обиды, до конца жизни он оставался для нее самым важным и близким человеком. Когда-то юная Надежда Евсеевна спрашивала у него в письме, что бы он выбрал: ее или карьеру. И сама отвечала про себя, что выбирает его, так как знает, что с ним всегда будет деятельной и «уже что бы там ни было, а я что-нибудь да делала» [155]. Конечно, возможностью реализовать себя она во многом была обязана своему браку и отношению супруга к ее делу.
Вместе со своим вторым мужем Борисом Ефимовичем Якерсбергом Надежда Евсеевна поселилась в доме номер 26–28 по улице Красных Зорь (Каменноостровский проспект). В этом же здании 1912–1914 годов постройки на рубеже 1920–1930-х годов квартиры получил ряд представителей культурной сферы и партийных деятелей высокого ранга, включая С. М. Кирова. Сын Даниил жил с матерью, в 1928 году он поступил в Ленинградский университет на химический факультет. Чтобы улучшить бытовые условия и обеспечить семью всем необходимым, Добычина периодически расставалась с некоторыми вещами из своей коллекции (о ее составе будет подробнее рассказано в следующей главе). Она возобновила деловые контакты с Рубеном Григорьевичем Дрампяном, который как директор музея занимался закупкой художественных произведений в его собрание. Всего в конце 1920-х годов Национальный музей Армении приобрел у нее около двух десятков работ, среди которых: «Утро помещика» А. Бенуа (800 р.), «Взятие Казани» Н. Рериха, несколько рисунков М. Врубеля («Автопортрет», «Портрет жены» и др.), этюд В. Серова, работы К. Сомова, Л. Бакста, В. Замирайло и др.
Николай Рерих. Взятие Казани. Эскиз панно для Казанского вокзала в Москве. 1914
Национальная галерея Армении
После заграничной поездки 1925 года Надежде Евсеевне удалось вновь завязать отношения с рядом уехавших художников и коллекционеров, ее бывших клиентов. Вполне вероятно, она пользовалась ими для продажи вещей за границу. Сотрудница Эрмитажа Т. Д. Каменская в своих воспоминаниях о Степане Яремиче указывает, что Добычиной удалось организовать в Париже аукцион под маркой фирмы «мадам Даблю» [156]. В архиве Надежды Евсеевны сохранилось не так много документов этого периода, и в основном они касаются ее деятельности в Обществе камерной музыки. По крайне обрывочным записям и письмам 1925–1930-х годов можно предположить, что для нее это был период относительного затишья после бурных лет революции, Гражданской войны и начала НЭПа. На повестке дня стоял главный для Добычиной вопрос – сохранение своего собрания.
Глава 9Бесхозное имущество гражданки добычиной
Художественное собрание Добычиной начало складываться с первых дней ее работы по организации выставок. Для человека, постоянно вращавшегося среди художников, критиков, коллекционеров, это был вполне естественный процесс. Некоторые вещи ей дарили в знак дружбы или в благодарность за сотрудничество, что-то она приобретала по мере возможности, многое оставалось после тех или иных экспозиций. О личных связях и дружеских отношениях Надежды Евсеевны с художниками можно частично судить по сохранившейся в архиве переписке. В письмах также встречаются упоминания работ, находившихся у нее в тот или иной период. Показательны в этом отношении два письма от Александры Экстер 1914 и 1918 годов: в первом из них, написанном в Киеве, художница просила передать Ксении Богуславской работы Георгия Якулова, «о которых он пишет». Речь шла, видимо, о временном предоставлении картин для репродуцирования, так как в записке Экстер осведомлялась о необходимости вернуть вещи Добычиной или отдать их брату Якулова. В письме 1918 года говорится уже о работах самой Экстер, переданных Добычиной Ольгой Форш, писательницей, автором романа о петроградском Доме искусств, где Надежда Евсеевна работала, а Форш жила. Экстер упоминала и о некоем, судя по тексту, давно хранившемся у Надежды Евсеевны натюрморте:
«…слышала, что Вы [Н. Е.] хотите иметь его [натюрморт] у себя. Мне бы хотелось дать Вам вещь более значительную, и сделаю я это обязательно, но после выставки своей будущей зимой в Москве» [157].
Герта Неменова. В ресторане. 1930-е
Собрание Антона Белова
О какой именно выставке идет речь, не совсем понятно. Художественная жизнь бурлила, и авангардисты планировали участвовать во многих проектах, на короткий промежуток времени их искусство приобрело статус официального, финансируемого новым государством. Летом 1919 года Василий Кандинский через Александра Родченко, который жил в его квартире в Москве (пер. Долгий, д. 8), просил Добычину передать ему работы, включая картину «Желтая гора» («Желтый утес»), оставшуюся у нее после выставок. Местонахождение этой вещи неизвестно. Вероятно, на момент приезда Родченко в Петроград картины у Добычиной не было, она могла быть продана Стриндбергом в 1916 году. Родченко получил другие вещи Кандинского, о чем свидетельствует его расписка: «Четыре этюда маслом, три акварели, пять офортов и три гравюры получил от Н. Е. Добычиной. 20 августа 1919. Родченко». Больше работ Кандинского у нее не оставалось.
Учитывая, как легко к ней приходили и уходили вещи, закономерно возникает вопрос: можно ли считать картины, хранившиеся у Надежды Евсеевны цельной коллекцией? На него отвечают собственные записи Добычиной и письма друзей. Например, в отправленной накануне ее дня рождения записке Николая Евреинова, называвшего себя ее ментором, находим:
«Шлю Вам подарочек, который, хочу верить, подойдет к Вашей коллекции. Теперь так трудно найти что-либо подходящее для знака внимания, симпатии и любви. Не критикуйте же меня слишком строго» [158]