<…>
Денисовский{107}
В противовес ему Денисовский нахал, нахрап. Как только написала Денисовский, вспомнила, что его Сталина за пюпитром приписала А. Герасимову. Не его ли «Ленин в гробу»?{108} Если его, то вот почему у меня такое чувство неприятия, попросту это не художник, просто пустое место. Все, что я видела у него, все это кроме отрицания в нем художника не вызывает, но глаз у него есть, но абсолютно нет культуры мысли и средств высказать, при этом как я уже сказала – нахал.
Николай Денисовский. Портрет художника Георгия Якулова. 1927
Государственная Третьяковская галерея
Дейнека
Дейнека. Европейский график. Художник с большим чувством ритма. Краски его очень скромны, но содержательны. Большая выразительность. Содержательность тематики, убедительность ненавязчива, художник говорит горячо, убедительно, культура несомненная и культура не только внешняя. Живопись его стремится быть живописью и если мазок незакончен, то это сознательная незаконченность, при этом живопись именно стремится меня убедить, что это живопись, но графика без всяких усилий выходит наружу, ибо таков этот художник. Он мыслит, он видит линейно, не плоскостно и в этом ничего худого бы не было, если бы он отдался своей натуре, не стремился бы себя насильственно переделать, переубедить. Художник, несомненно, один из интересных нашего времени. Единственный его недостаток – его «внешность» его «шик» и т. п. мишура и, по-моему, отсутствие настоящей скромности искусства.
Александр Дейнека. Бег. 1933
Государственный Русский музей
Александр Герасимов – ему бы быть придворным художником при придворных конюшнях – все в этом художнике для меня неприемлемо. Александр Герасимов – художник широкого жеста, большого шика, большого плана, вообще [со] всеми признаками художников больших полотен, но до чего же это все пусто, грязно, безграмотно. <…> Краска красная доминирует над всеми, нужно или ненужно. Это художник придворного стиля времени. А когда таковые были художники лучшего вкуса для своего времени. Герасимов чистейший «воспевец» придворных, но как это безвкусно! внешне-кричаще, неубедительно ни в одном кусочке его полотен. Вот эта черта внешнего темперамента, художника хотят сравнить с темпераментом коммуниста-бойца! И коммунисты верят в это равенство, ведь если бы не верили не мог же Ал. Герасимов сделаться тем, что он сейчас есть.
Теперь возьмите другую тему – строительство!
Возьмем наиболее достойную вещь «Днепрострой»{109} Богаевского{110} и сравним с любым фантастическим пейзажем его же. На фант. пейзаже глубокий язык, живопись соответственно глубокая, мазок энергичен, поет негромко, но сочно. Можно любить или не любить Богаевского, но не уважать его нельзя, весь путь его честный, прямой, упрямый, и цель его так же пряма и ясна. Но в Днепрострое у него не хватает энергии, он замедляет свой темп, он притушивает еще больше свой голос, он «фетствует в своем гурманизме». Он рассказывает во время еды своим родственникам о своей милой поездке, от которой он не очень устал, но которая его и не очень вдохновила.
Константин Богаевский. Панорама строительства ДнепроГЭС. Нач. 1930-х.
Симферопольский художественный музей
Приложение 7Н. Е. Добычина и Художественное бюро: взгляд современников
Была еще постоянная выставка (с небольшим перерывом на лето) – «Художественное бюро» Н. Е. Добычиной на Марсовом поле. Я там видел непроданные в свое время, но нашумевшие холсты – главным образом живопись мирискусников и некоторых модных молодых.
<…>
Тут мне придется уделить несколько строк для некоей «невидимой» для «стороннего наблюдателя» фигуры. Старинное, но тонкое и меткое название, именно созерцателя со стороны!
Однако многое в жизни людей живописного искусства в Петербурге-Петрограде будет непонятно, не отчетливо уяснено, если не быть знакомым с Надеждой Евсеевной Добычиной.
Это была энергичная, предприимчивая женщина, которая первая сообразила, что Россия «созрела», доросла до того, что продажа картин, устройство жизни художников это «дело»! Вкусное и доходное дело, а не расточительство миллионера Третьякова. Не хочу употреблять слово «бизнес», так как это более тонкое вмешательство в жизнь и более «острое» соприкосновение с ней, чем сухой бухгалтерско-денежный бизнес! Нет! Тут… судьбы людей, возвышение одних, замалчивания других, ну, конечно, и отношения к людям… теплые, горячие и «сладенькие». Она давала, но она и брала!
Она была очень некрасива, может быть, это и взрастило и ее энергию, азарт жизни, и честолюбие, и жажду «торжества».
Напрасно думать, что есть какой-то единый «еврейский» тип лица. Эдакий вдохновенный семит, с утонченно-обостренными чертами лица, как его изобразил в образе Иоанна Крестителя Александр Иванов, или еще острее и тоньше в том же образе он изображен у Пюви де Шаванна. Нет, типы имеются разные, до каких-то антиподов. Лицо Надежды Евсеевны по внутренней сущности выражало что-то низменное, жадное, затаенно хищное, иногда скрытое ласковой улыбкой, совсем, совсем не родная сестра Иоанна Крестителя! Было и просто что-то бабье, без национальной принадлежности, даже деревенско-бабье, а по внешнему облику формы лица тяжело округлое, нечто неопределенно картофельное, глинистое, аморфное. Неповторимость лицу сообщал лягушачий жабий рот и серые глаза с четкими зрачками змеи или привычной ночной пьяницы!
Натан Альтман несколько польстил своей покровительнице. Да, эта женщина была неким скрытым рычагом многих поворотов судеб художников, и не только никому тогда не ведомого Альтмана, а и исконных, всеми корнями приросших к петербургской почве Бенуа, Сомова и т. д. и т. д.
Однако Добычина не была на «поводу у кого-то». К чести ее, надо сказать, что она не теряла головы перед авторитетами и не слишком верила дружеским статьям и пр.
С другой стороны Летнего сада, всю длинную улицу занимает здание казенного ведомства, как полагается, с колоннами. В конце здания, ближе к Русскому музею, у последней парадной висит небольшая вывеска. Вывеска выдавала почерк известного графика С. Чехонина. Идеально красивым шрифтом выведено: «Художественное бюро Н. Е. Добычиной».
Мадам Добычина устраивала выставки картин не только в России, но и за границей. Сама мадам Добычина не блещет красотой. Однако у нее очень впечатляющие глаза и неимоверная деловитость, энергия, темперамент. В лице этой невысокой женщины высокая в стране Императорская Академия художеств имела умного, талантливого врага.
Эта некрасивая женщина «с впечатляющими глазами» удостоилась высокой чести. Многие известные художникитех лет написали «с нее» интересные портреты. Портрет ее написал господин Альтман, а также бесподобный Сомов. Мадам Добычина называет художника Сомова «мой палач». Действительно, сорок сеансов позировала мадам художнику Сомову. И это при ее энергии и громаднейшей подвижности! Как это было тяжело! <…>
Понимает ли мадам Добычина в живописи, поэзии, музыке? Судите сами. Александр Бенуа, Сомов, Бакст, Рерих, Головин очень ценили высказывания мадам Добычиной. Даже наш «патриарх» живописи академик Игорь Грабарь был о Добычиной такого же мнения. Очень дорожил ее мнением великий Скрябин. А молодой человек, будущая знаменитость, начинающий тогда композитор мосье Прокофьев без мадам Добычиной не делал ни шагу. <…>
Мадам в своем Бюро устраивала концерты по очень дорогой цене. В концертах участвовал даже Федор Шаляпин, композитор Глазунов, Мейерхольд. Даже великий Станиславский. А поэты Блок, Есенин, Анна Ахматова, даже футурист, прости господи, Маяковский, и тот участвовал в вечерах поэзии. <…> На выставках и концертах был весь прогрессивный Петербург. Вы могли видеть выдающегося нашего ученого господина Карпинского, виднейшего инженера Петербурга господина Красина. А сколько молодежи автор этих строк впервые увидел на выставке в салоне: поэта Тихонова, поэтессу Ларису Рейснер. Они вместе пришли. Приходил знаменитый певец Собинов.
В 1916 году я совсем бросил живопись, искусство и ушел в подполье бороться против войны, царя и буржуазии, для чего пошел солдатом в русскую пехоту. Я случайно встретил мадам Добычину. Я ей чистосердечно всё рассказал. Она у меня спросила, в какую партию я собираюсь вступить. Я ответил: «В партию большевиков». Тогда она сказала: «Позвольте и мне быть откровенной. “Бюро Добычиной” – это фикция. Мною руководит выдающийся член партии большевиков, инженер Красин. Это он устраивает эти выставки и концерты. Все артисты выступают на концертах бесплатно, в том числе Шаляпин и Собинов. Все сборы идут в кассу партии большевиков. <…>
При советской власти к 15-летию Октябрьской революции (я был тогда директором Русского музея) мы устраивали грандиозную выставку художников Российской Федерации вместе с Надеждой Евсеевной Добычиной. За устройство этой выставки мы с Надеждой Евсеевной Добычиной получили благодарность от правительства.
Мы с ней часто вспоминали прошлое, которое я описываю. Я у нее спросил: «Кто, по-вашему, предвидел Октябрьскую революцию? Не только по времени. Но по тому новому, что она сотворила?» Она подумала и ответила: «Композитор Скрябин и поэт Маяковский».
Встретил Пашу Радимова. Готовится к персональной выставке… Но мы с ним предварительно были у «marchand’ки» Добычиной. Она с расплатой художникам придерживается «буржуазно-парижских» приемов. Вот, замаливая свои грехи, и меня пригласила. Были там Исаак Бродский, Пашка и я. Одетый, заснул в богатом доме современного Давида