Внутриполитическое развитие России, отмеченное заметным усилением позиций феодалов, ужесточением крепостнического режима, давившего на социальные низы, имеет свои вехи, «верстовые столбы». Это прежде всего мощные народные движения «бунташного» века: первая Крестьянская война начала столетия, городские восстания середины века в Москве и других центрах, вторая Крестьянская война во второй половине 60-х — начале 70-х годов, московские восстания конца столетия, Эти движения оказали существенное влияние на расстановку политических сил в правящих верхах и проведение ими мер для укрепления диктатуры господствующего класса.
Центральные задачи внутренней политики самодержавия — распределение земли между членами общества, усиление закрепощения крестьян, подавление их протеста. Все правительства решали их в пользу феодалов — своей главной социальной опоры. В соответствии с этим меры правящих кругов в области верховного, центрального и местного управления, законодательства и судебной практики, финансов и строительства вооруженных сил носили продворянский характер.
Преодолевая сопротивление эксплуатируемых, власть имущие бояре и дворяне, церковники и верхушка посадского мира, несмотря на имевшиеся между ними разногласия, проводили курс на увеличение привилегий и упрочение собственного положения; иногда лавировали, делали уступки недовольным, но гораздо чаще беспощадно карали, запугивали, надеясь на беспрекословное повиновение законам и повелениям господ. Диктатура феодалов усилилась, ужесточилась: сословно-представительная монархия начала перерастать в абсолютную, власть самодержца становилась неограниченной. Соответствующим образом снизилась роль учреждений и лиц из князей и бояр, иерархов и «третьего чина», вершивших дела вместе с монаршей особой. Возросли роль бюрократов, полностью послушных царской воле, и политический вес дворянства.
Во всей внутриполитической жизни России XVII века нарастают явления, которые дают основание считать последнюю его четверть эпохой предреформенной, временем подготовки и в какой-то степени начала петровских преобразований. Нет никаких оснований считать время Петра Великого, как это делали и делают многие историки и публицисты дооктябрьского периода и их приверженцы в современной буржуазной науке на Западе, своего рода революцией на троне, положившей начало качественно новому периоду в истории России — петровской Руси. На самом деле эпоха реформ Петра — прямое продолжение и развитие того, что замышлялось и проводилось в жизнь, пусть еще робко и непоследовательно, при его деде, отце и брате.
Начало новой династии
…В студеную пору начала 1613 года Москва, недавно освобожденная от интервентов, была взбудоражена многолюдьем и слухами: отовсюду сюда съезжались бояре и дворяне, иерархи и посадские люди, даже сельские обыватели из черносошных крестьян. Они откликнулись на грамоты князей Д. М. Пожарского и Д. Т. Трубецкого — руководителей ополченцев, очистивших столицу России и теперь созывавших в нее представителей служилых верхов, «освященного чина» и выборных «всей земли» для земского совета и избрания царя, для устроения государства, разоренного после многих лет Смуты, «литовского разорения».
Чтобы начать дело с чистой совестью и праведными помыслами, Земский собор объявил трехдневный пост. Потом, считая, что очистились от грехов, за которые господь так сильно покарал Русскую землю, приступили к избранию царя. Перво-наперво порешили:
«Ни польского королевича, ни шведского, ни иных немецих вер и ни из каких неправославных государств на Московское государство не выбирать и Маринкина (Марины Мнишек. — В. 6.) сына не хотеть».
Но единой кандидатуры не оказалось. Назывались имена из великородных фамилий — Голицыных, Мстиславских, Воротынских, Трубецких, Романовых. Наконец выборные из дворян, казаков и богатых купцов своими «писаниями» — письменными мнениями склонили депутатов Земского собора к кандидатуре 1 6-летнего Михаила Романова, не отличавшегося никакими талантами. Но он был сыном боярина Федора Романова, человека энергичного и неуемно честолюбивого, к тому же двоюродного брата царя Федора Ивановича по матери, «тушинского патриарха» (Лжедмитрий II назначил его главой церкви), угодного многим дворянам и казакам, служившим в свое время «тушинскому вору» — Лжедмитрию II. Тем самым Михаил, избранный царем, приходился двоюродным племянником последнему царю из династии Калиты, что дало Михаилу Федоровичу основание называть Ивана Грозного своим дедом. Эту родственную связь отметил один из современников: Михаила Романова избрали «его ради соуза царских искр».
Другие современники передавали слух: царь-де Федор Иванович, отходя сего света, завещал престол, правда, только устно, Федору Никитичу Романову, Последнего в народе знали как доброго и ласкового боярина, человека любознательного и щеголеватого.
Михаила Романова считали подходящим в цари и знатные бояре. Федор Иванович Шереметев писал о том одному из князей Голицыных: «Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Бояре полагали, что новый государь, даже когда войдет в возраст, будет добрым и кротким, поскольку, как и царь Федор, отличается умственной и физической слабостью. «Хотели, — по словам В. О. Ключевского, — выбрать не способнейшего, а удобнейшего».
Хотя Романов стал царем по воле Земского собора — органа сословного представительства, его, как и предшественников, быстро начали рассматривать как «богоизбранного» государя, получившего власть от «прародителей своих» — представителей династии Рюриковичей. Избрание первого Романова стали выдавать за проявление божественной воли. Так прямо говорили специально изготовленная при дворе «Грамота утвержденная об избрании на российский престол царем и самодержцем Михаила Федоровича Романова» и «Новый летописец» — памятник официального летописания той поры, Во всем этом традиционная феодально-монархическая идеология XVII века полностью продолжала традиции предшествующих столетий.
Те же мысли продолжают развивать в официальных актах и летописных сводах, публицистических и исторических сочинениях в течение всего столетия. В «Истории о царях и великих князьях земли Русской» (60-е годы) дьяк Федор Грибоедов, предок поэта — современника Пушкина, пишет о преемственной связи Романовых с Рюриковичами, о царе Грозном — «прадеде» Алексея Михайловича. Тем самым Романовы в его изложении — представители непрерывной династической линии, идущей от Владимира 1 Святославича, великого князя киевского, «сродника Августа, кесаря римского». Сам царь Алексей, сын Михаила Федоровича, был убежден в божественной природе своей власти: «Бог благословил и предал нам, государю, — писал он боярину князю Г. Г. Ромодановскому, — правити и разсуждати люди своя на востоке и на западе, и на юге, и на севере вправду. И мы божия дела и наши, государевы, на всех странах полагаем, смотря по человеку».
В тех редких случаях, когда царь являлся народу, он поражал тех, кто это видел, своим великолепием — богатыми одеждами и каретами, разодетой свитой и многочисленной охраной. Иностранных дипломатов, которых царь принимал в Грановитой палате Кремля, удивляли торжественный и таинственный московский церемониал, великолепие и богатство помещения с его роскошным убранством, важность и строгость обычаев; больше же всего — личность царя, неподвижного и недосягаемого, аки бог в горних пределах, его пышный нескончаемый титул, который полагалось произносить полностью, без малейшего пропуска, чтобы (не дай бог!) не допустить умаления чести государевой и тем самым государственной, российской.
Согласно закону преступление против личности государя, «государевой чести», словом или делом — это преступление против государства. И то и другое принадлежало к категории «государева слова и дела» — наиболее тяжкого вида преступления, которое каралось самым беспощадным образом. Если кто-либо по забывчивости или небрежности появлялся на царском дворе с пищалью или луком, его наказывали батогами и на неделю сажали в тюрьму. Если же обнажал это оружие в присутствии царя-батюшки, виновному отсекали руку. Наконец, за убийство или ранение человека в присутствии высочайшей особы ослушника лишали жизни. За «поносные слова» в адрес государя, «бунтовские замыслы» и прочее следовали столь же устрашающие, жестокие кары.
Боярская дума
Считалось, что царь правит страной вместе с Боярской думой. В нее входили представители четырех думных чинов: бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки. В первый чин, самый важный и престижный, назначались царями лица из представителей более двух десятков наиболее знатных фамилий — Рюриковичей и Гедиминовичей, то есть потомков правящих домов Древней Руси (Воротынские, Мстиславские и др.) и Великого княжества Литовского (Голицыны, Куракины и др.), а также старых московских боярских родов (Романовы, Морозовы, Салтыковы, Шереметевы, Шеины и др.). Княжеские фамилии давали почти четыре пятых членов Боярской думы. Среди окольничих насчитывалось до половины князей, другую половину составляли потомки московских бояр. Все они были выходцами из почти шестидесяти наиболее древних и знатных фамилий.
В думных дворянах не было ни одного князя; в основном этот чин получали рядовые дворяне, выбившиеся «в люди» благодаря личным заслугам, долгой и верной службе государю. Иногда, но очень редко, в среду думного дворянства входили и представители «третьего сословия», например, знаменитый Кузьма Минин, нижегородский торговец мясом («говядарь») и земский староста, один из организаторов Второго ополчения и спасителей Отечества в лихую годину иноземного разорения. Думными дворянами в XVII столетии стали представители 85 фамилий мелкого российского дворянства. Они составляли, так сказать, дворянско-«демократический» элемент Боярской думы, обладавший административным опытом и преданный престолу.
То же, но в еще большей степени, можно сказать о думных дьяках, выслужившихся из простых приказных дьяков, а то и подьячих. Эти дельцы-бюрократы, несмотря на малочисленность (три-четыре человека при царе Михаиле, впоследствии — до 13 человек одновременно), играли большую роль в делах управления. Некоторые из них дослуживались до чинов думного дворянина, даже окольничего и боярина. Они обычно докладывали в Думе различные дела, формулировали ее решения.
Представителей наиболее знатных фамилий царь жаловал сразу в бояре, других — в окольничие и т. д., потом переводил из низшего чина в более высокий; иногда — минуя одну или несколько ступеней. Князя Д. М. Пожарского, одного из освободителей Москвы и России, царь Михаил пожаловал из стольников, недумного чина, сразу в бояре, то есть минуя три думных чина. Но, как и в случае с Мининым, причиной тому были исключительные заслуги Дмитрия Михайловича перед страной и династией Романовых. Другие достигали служебных высот благодаря долголетней службе. Дьяки Л. Т. Голосов, И. А. Гавренев, С. И. Заборовский и другие шли вверх по служебной лестнице медленно, но верно, стали сначала думными дьяками, потом получили чины думного дворянина (первый из них), окольничего (второй) и даже боярина (третий).
В XVII веке немалое число людей вошло в состав Думы благодаря родству с царями по женской линии: Стрешневы при царе Михаиле, Милославские и Нарышкины при его сыне и внуках. Такую же роль играл фавор при дворе — так возвысились, например, при царе Алексее Михайловиче А. С, Матвеев и А. Л. Ордин-Нащокин.
Число членов Боярской думы менялось. В конце 70-х годов в ней было 97: 42 боярина, 27 окольничих, 19 думных дворян и 9 думных дьяков. Аристократический характер Думы сохранялся, но все же не оставался неизменным — в Думу попадало все большее количество дворян и дьяков (думные дворяне и думные дьяки), а в среду бояр — родственники царей «по кике» (по жене) и их же фавориты из незнатных людей. Кроме того, царь мог долгие годы не пускать в Думу неугодных ему лиц из знати, а то и вовсе закрыть им туда дорогу. Например, некоторые из князей Прозоровских после десятков лет службы в воеводах оставались в стольниках, не получали думного чина; с тем и сходили со сцены, уходили из жизни.
Пожалования в чин князья ждали по 10-15 лет. В то же время родственники цариц получали его в считанные годы. Кирилл Полуектович Нарышкин, из мелкого дворянского рода, отец второй жены царя Алексея, быстро стал думным дворянином, через год — окольничим, еще через год — боярином. Один из его сыновей, Иван Кириллович, получил боярский чин в 22 года.
Царь заседал с Думой во дворце или, в случае отъезда в подмосковные села и монастыри, вне столицы, поскольку думные чины его сопровождали. Обычно Дума собиралась не в полном составе: кто-то служил воеводами в городах и полках, кто-то выезжал в составе посольства за рубеж. Думское сидение начиналось с восходом (летом) или до восхода (зимой) солнца и с перерывами продолжалась иногда до позднего вечера. Обычно по указанию царя обсуждали и решали наиболее важные государственные дела: объявление войны, заключение мира, сбор чрезвычайных налогов, принятие нового закона и т. д., спорные или сложные вопросы по представлению приказов — министерств XV] I столетия, по жалобам отдельных лиц. Решение Думы становилось законом или его разъяснением. Но она выступала в роли не только законодательного, но и распорядительного, контрольного учреждения, причем рассматривала дела и действительно очень важные, и не очень значительные, а подчас и просто мелкие, вплоть до приказных расходов на дрова, свечи и чернила.
Председательствовали в Думе царь, а в его отсутствие кто-либо из знатных бояр по его поручению. Для первого случая решение Думы начиналось словами:
«Царь указал и бояре приговорили».
«Царь, слушав с бояры, указал».
Во втором случае формула решения была иной:
«По указу великого государя бояре приговорили».
«Бояре приговорили: что государь укажет».
Как правило, приговор Думы в отсутствие царя носил характер проекта, который утверждался им окончательно. Лишь иногда, по личному распоряжению монарха, Дума выносила окончательное решение. В целом же соблюдалось неукоснительное правило: «Самовольством, без государева ведома никаких дел не ведати».
Особое значение в думской практике придавалось делам дипломатическим и военным. В Думе обсуждались вопросы, связанные с отношениями со странами Запада и Востока; она контролировала дипломатическую переписку, создавала временные «ответные» комиссии из бояр и прочих лиц для переговоров с иностранными послами, заслушивала отчеты об их ходе. А дьяк, возглавлявший Посольский приказ, исполнял обязанности секретаря Думы по внешним связям.
Постепенно роль Боярской думы уменьшается. Наряду с ней существует при царе так называемая «ближняя» или «тайная дума». В нее царь включал не «всех бояр», а лишь некоторых по своему личному усмотрению, иногда и не членов «большой» Думы. Они составляли узкий круг особо доверенных лиц, подававших советы верховному правителю. Во второй половине XVII века царь все чаще их жалует в «комнату», то есть вводит в число особо приближенных вельмож.
Боярская дума создавала из своих членов временные комиссии для управления текущими делами на случай выезда царя из столицы. Они слушали отписки воевод из полков и городов, решали мелкие дела. А по более существенным посылали запросы «в поход» — к царю. С 1681 по 1694 год существовала при Боярской думе из 11 и более членов Расправная палата. Она в качестве высшей инстанции рассматривала спорные гражданские дела по запросам из приказов и жалобам тяжущихся сторон.
Несмотря на уменьшение роли Думы в государстве во второй половине столетия, она по-прежнему вместе с царем руководила страной в интересах феодалов. Окончательное ее падение относится ко времени правления Петра I.
Земские соборы
В еще большей мере изменилась роль земских соборов. Они стали органом представительства дворян и посадских людей. В начале века в условиях социальных потрясений, иностранных вторжений, ослабления государственной власти их значение сильно возросло. Когда началось народное движение против иноземных захватчиков, в городах появились «советы» — руководящие органы из «разных чинов людей Московского государства». Города в лице своих местных воевод и выборных представителей переписывались между собой, призывали друг друга «быти со всею землею в любви и в совете и в соединенье и против врагов…, польских и литовских людей, со всею землею стояти заодинь».
В «Совет всея земли» времен Первого и Второго ополчения входили представители боярства и дворянства, священного чина и посадских людей. На избирательный собор 1613 года пригласили наряду с ними представителей дворцовых и черносошных крестьян.
Соборные депутаты получали от избирателей «полные и крепкие достаточные приказы», то есть наказы, представляли интересы своих сословий, своего «мира» и могли говорить об их нуждах «вольно и бесстрашно», как об этом пишет призывная грамота Пожарского и Трубецкого.
И в годы Смуты, и в начале правления царя Михаила центральная власть, сильно ослабленная, остро нуждалась в поддержке «всей земли», и земские соборы, по существу, превратились в орган распорядительной власти, в котором большую, даже решающую роль играли представители дворянства и посадских людей.
В. О. Ключевский в связи с этим полагает, что «Смута создала условия, которые дали выборному элементу решительное преобладание над должностным и тем сообщили земскому собору характер настоящего представительного собрания». В то время, по его же наблюдению, людьми овладели «новые понятия», дотоле неведомые: «совет всея земли», «общий земский совет», «всенародное собрание», «крепкая дума миром». Собор 1613 года «можно признать первым достоверным опытом действительного народного представительства», писал В. О. Ключевский.
Впрочем, собор свои функции, такие важные и нужные для страны, выполнял с соизволения и по указаниям верховной власти, которая была сильно озабочена тем, чтобы после страшного разорения побыстрее «земля устроить». Для этого и собирали в столицу выборных людей, «которые б умели разсказать обиды и насильства, и разоренье», наметить меры для общего устроения дел в государстве, «чтобы во всем поправить, как лучше».
Земские соборы при Михаиле созывали часто, чуть ли не ежегодно. Первое время они по-своему выражали волю «всей земли». Но позднее, когда возвратился из польского плена патриарх Филарет, отец царя, когда образовалось постоянное правительство, роль соборных депутатов стала сводиться к возбуждению ходатайств перед верховной властью, которая принимала соответствующие решения, становившиеся законодательными нормами.
Созывали соборы прежде всего, когда назревала опасность новой войны, требовались средства и воинские люди, когда нужно было залатать бреши в бюджете, согласовать доходы с расходами. В одних случаях съезжались выборные с мест; в других, более спешных, — только члены Освященного собора, Боярской думы, служилые люди московского чина (стольники, стряпчие и др.), а из городовых (провинциальных) — лишь те, кто в то время был в столице; наконец, — представители гостей, Гостиной и Суконной сотен, тяглецов столичных черных сотен и слобод. Эти наспех собранные наличные депутаты и составляли очередное собрание земцев. Таким образом, правильная организация земского представительства отсутствовала, как, впрочем, и законодательные акты на случай созыва соборов. Все зависело от воли царя и бояр.
Некоторые русские люди, умевшие наблюдать и думать, уже тогда мечтали о совершенствовании этого выборного представительства. Стряпчий Иван Бутурлин, к примеру, составил в 1634 году любопытный проект преобразования Земского собора. Он предложил, чтобы все депутаты были выборными, в том числе и люди московского чина. Срок их полномочий он хотел ограничить годом, не более, или же отдать этот вопрос на усмотрение избирателей («как городом выберут»). Сам собор должен был, по его убеждению, функционировать постоянно. Бутурлинский проект, отмеченный довольно высоким уровнем политической мысли, предусматривал превращение Земского собора в своего рода постоянный парламент. Замыслы автора не прошли, конечно; высшая власть не хотела иметь под рукой такой беспокойный (постоянный!) орган. Она, наоборот, шла по пути ограничений функций, роли собора. Хотя время от времени созывала его, даже вводила иногда принцип выборности среди московских чинов.
Земский собор с самого начала был обречен на прозябание, на роль послушного орудия в руках самодержавия. Во-первых, большая часть крестьянства была отстранена от представительства на соборах. Во-вторых, созывались они, лишь когда в них нуждалась верховная власть. Более или менее активное их функционирование в первой половине столетия, даже определенный вес в государственных делах связаны прежде всего с выполнением насущных задач в интересах центральной власти, класса феодалов; другое их предназначение — выдвижение сословных нужд и требований российского дворянства и посадских людей, которые в конце концов и добились своего на Земском соборе 1648–1649 годов: окончательного закрепощения крестьян и «посадского строения» в городах.
Земские соборы в России как орган сословного представительства не стали законодательным учреждением и имели, по словам Ключевского, «только совещательное или осведомительное значение»: депутаты высказывали мнение, а решение, носившее законодательный характер, принимали царь и Боярская дума. Лишь иногда Земский собор составлял приговор, который имел силу закона, и только в том случае, если в его работе принимала участие Боярская дума во главе с царем. В этом смысле тот же историк прав, когда пишет о «политической непрочности соборного представительства»: «Законодательный авторитет падал на собор заимствованным светом, не был ничем обеспечен, служил не признанием народной воли как политической силы, а только милостивым и временным расширением власти на подданных, не умалявшим ее полноты, да, кстати, и ослаблявшим ее ответственность в случае неудачи. Это была подачка, а не уступка».
Собор был орудием в руках правительства. Когда его нужно было использовать, власти объявляли сбор делегатов. Когда же страна оправилась от потрясений и разрухи, царь и Дума все чаще старались обходиться без их помощи. На местах наблюдается все большее равнодушие к выборам представителей на собор.
В первой половине века земские соборы рассматривали вопросы войны и мира, сбора экстренных налогов и отношений с соседними странами. После 1653 года, когда Земский собор вынес решение о принятии Левобережной Украины и Киева в российское подданство, деятельность этого сословно-представительного учреждения, по сути дела, прекращается. Правительство иногда созывает выборных от какого-либо одного сословия, и подобные комиссии рассматривают по его поручению различные вопросы: о медных деньгах и хозяйственном кризисе (совещания 1660, 1661/62 годов с гостями и выборными тяглецами), об армянской торговле шелком (с гостями, 1672 и 1676 год), об организации военных сил (1681/82 год — со служилыми людьми), податном обложении (тогда же — с посадскими людьми), о заключении «вечного мира» с Польшей (1683/84 год — со служилыми людьми). Формирующаяся абсолютная монархия уже не нуждается в подобном органе управления. Главной ее опорой выступают бюрократия и армия.
Приказы
В области управления правительство шло до пути бюрократической централизации. В XVII веке приказная система стала гораздо более разветвленной и громоздкой, чем в предыдущем столетии. С расширением территории, усложнением и оживлением государственной, хозяйственной жизни число центральных ведомств быстро росло. В XVII веке существовало до 80 приказов, но постоянных — вдвое меньше; остальные возникали по мере надобности и, просуществовав год-другой, исчезали.
Между приказами отсутствовало четкое разделение функций. Одни ведали какой-либо отраслью управления в масштабе всей страны. Другие могли заниматься теми же делами на определенной территории. Чересполосица, запутанность в приказном управлении сильно мешали делу.
Приказы, с одной стороны, полностью подчинялись царю и Боярской думе, не имели никакой самостоятельности в решении дел; с другой — давили, как пресс, на органы местного, в том числе и особенно выборного управления. Воеводы с мест, всякие челобитчики, направляя отписки или прошения в приказы, адресовали их «великому государю царю и великому князю… всеа Великая и Малыя и Белыя России самодержцу». Считалось, что царь вершит все дела в приказах, руководит ими, а приказные начальники только исполняют его волю. Хотя, конечно, реально все дела и бумаги рассматривали и решали судьи и дьяки соответствующих приказов, исключая дела особой важности, сложности и спорности; их «вносили вверх», к государю и боярам в Думе.
Приказная система, сильно разросшаяся, была послушным орудием власти с ее курсом на централизацию, упразднение остатков феодальной раздробленности в административно-территориальном устройстве (ликвидация последних уделов, пережитков особого статуса отдельных областей, например Новгородской земли, которая еще в начале XVII зека, в Смутное время, заняла особую позицию и, по существу, стала полуотделившимся образованием под шведским протекторатом).
Ряд приказов имел общегосударственную компетенцию. Это в первую очередь группа административных учреждений.
Первое место среди них принадлежало Разрядному приказу, или Разряду. Он разряжал, или наряжал, то есть распределял, назначал служилых людей по отечеству — дворян и детей боярских — на службу по военному, гражданскому и придворному ведомствам. Вел списки всех дворян по городам с уездами, так называемые десятни. Службу дворяне начинали с 15 лет, именно в таком возрасте молодой дворянин — недоросль — «поспевал в службу», и его «верстали» — определяли его служебную пригодность, назначали жалованье, земельное (поместье) и денежное.
Время от времени на местах представители Разряда «разбирали» служилых людей: знакомились с их материальным положением, качеством и количеством вооружения и снаряжения служилого человека и его слуг. Результаты «разбора», заносившиеся в особые «разборные десятни» (списки), показывали: сколько служилых людей могут и должны явиться на службу «людно, конно и оружно».
Определение места службы, количества ратников производилось Разрядным приказом. Он направлял их в полки на фронты военных действий, в южные города для обороны границы от нападений крымцев. Кстати говоря, эти южные города (к югу от Оки) полностью подчинялись Разряду: приказ получал с них все доходы, решал там административные дела и вершил суд.
Поместный приказ ведал поместными и вотчинными землями центра Европейской России, где располагались земельные владения феодалов — поместья, которыми они владели на условном праве (после прекращения дворянином службы эта земля возвращалась в царскую казну), и вотчины (безусловные, наследственные владения).
Если Разряд определял поместный «оклад» дворянина — размер его земельного владения, то Поместный приказ выделял реальную «дачу» из наличного земельного фонда. Обычно вторая существенно отличалась от первого: помещик получал меньше положенного оклада, а потом добивался от властей «придачи», за участие в походах и подавлении «бунтов», за «кровь и раны» и т. д.
Поместный приказ контролировал сделки на поместные земли и крестьян («мены», «сдачи» и др.), перевод, по указаниям верховной власти, части поместной земли в вотчину, изменения в самом вотчинном землевладении. Разбирал все спорные судебные дела между служилыми людьми по отечеству.
Это учреждение организовывало опись земель. Его результатом было составление писцовых и переписных книг с их сведениями о землях, угодьях, населении, его хозяйственных занятиях. По ним с тяглых людей исчисляли и взимали налоги. Они же служили свидетельством «крепости» крестьян своим помещикам и вотчинникам, основанием для их окончательного закрепощения по Соборному уложению 1649 года и сыска беглых крестьян после его принятия. Приказ создавал и посылал в разные места отряды во главе с сыщиками, и они кнутом и дубьем добивались возвращения владельцам многих тысяч беглых.
Ямской приказ обеспечивал организацию ямской гоньбы — почтовой связи для нужд государства. Ему подчинялись ямские слободы с ямщиками, которые обслуживали подводами и лошадьми казенных гонцов. Ямщики за свою службу получали жалованье и прогонные деньги. В приказ шли ямские деньги: один из налогов, собиравшихся с тяглого населения.
Казенным каменным строительством, заготовкой для него материалов занимался Приказ Каменных дел. Он ведал записными ремесленниками — каменщиками, обжигальщиками, кирпичниками, подвязчиками.
Монастырский приказ, созданный в 1650 году, управлял хозяйственными делами монастырей и церковных иерархов (митрополитов, архиепископов, епископов), собирал налоги с населения их многочисленных владений, разбирал спорные судебные дела. Это учреждение получило подобные функции по Соборному уложению; до него они находились в Приказе Большого дворца. Монастырское ведомство, появление которого связано с общим курсом светской власти на подчинение себе церковного управления в интересах дворянства, существовало только при жизни царя Алексея: в 1677 году приказ упразднили, но в 1701 году, с началом церковной реформы Петра I и частичной секуляризации владений духовных феодалов, его восстановили.
Три приказа ведали финансами. Приказ Большого прихода собирал через своих представителей на местах таможенные доходы, наблюдал за мерами длины и веса. Правда, в 1665 году таможни южных городов передали Разрядному приказу.
Приказ Новой четверти, или Новая четь, ведал кабацкими сборами в Москве и южных городах, вел борьбу с незаконной продажей вина и табака.
Приказ Большой казны имел широкие полномочия: в его подчинении была казенная промышленность и торговля, сами торговцы — гости, торговые люди Гостиной и Суконной сотен; наконец, Денежный двор, то есть чеканка монеты. Указом от 22 октября 1680 года ему передали таможенные и кабацкие сборы, изъяв их из ведения других приказов.
Некоторые приказы ведали судебными делами. Разбойный, занимающийся уголовным делопроизводством, разбирал дела об убийствах, разбоях, кражах по всей стране, кроме Москвы; Земский ведал уголовными делами, а также осуществлял полицейские функции в столице. Но, помимо этих двух, суд над отдельными группами населения или на определенной территории вершили другие приказы, Политические, должностные преступления тоже разбирались в разных учреждениях. Согласно Соборному уложению, по судебным делам каждому челобитчику следовало обращаться в соответствующий приказ, «кто в котором приказе ведом».
Для бояр и дворян создали Владимирский и Московский судный приказы. Делами о несвободных людях, холопах, принадлежавших тем же феодалам, занимался Приказ Холопьего суда (закабалением свободных людей боярами и дворянами, спорами о холопах, сыском беглых холопов, подавлением их протеста). Всякие записи, служилые кабалы на холопство проверялись и регистрировались в приказе. В случае несостоятельности должника кредитор получал его «в зажив головою до искупу» (до отработки долга), и акт об этом тоже записывался в Приказе Холопьего суда.
В Челобитенном приказе судились начальники, дьяки, подьячие, сторожа самих приказов. Он же выступал в роли высшей апелляционной инстанции по судебным делам всех остальных приказов. Приказ как бы стоял над другими учреждениями. Сходные, но более широкие функции имел Приказ тайных дел, контролировавший деятельность всех государственных учреждений, послов, воевод; ему же подчинялось все хозяйство царской фамилии. Существовал он, правда, недолго: с 1654 года до смерти Алексея Михайловича (1 676 год).
Компетенция нескольких приказов носила областной характер. Пять из них, так называемые четверти; Владимирская, Галицкая, Костромская, Новгородская (Нижегородская) и Устюжская — собирали налоги, осуществляли управление и суд на определенной территории. Собранные деньги эти приказы расходовали на общегосударственные нужды, например, платили жалованье служилым людям. Поскольку последние получали его из четвертей, их называли четвертчиками. В распределении городов по четвертям царила чересполосица: Можайск и Руза подчинялись Устюжской четверти, Боровск и Калуга — Владимирской, Алексин и Малоярославец — Костромской и т. д.
Всем Поволжьем, землями бывших Казанского и Астраханского ханств управлял Приказ Казанского дворца. Он же ведал землями Сибири, присоединение которой началось с конца XVI века и продолжалось в следующем столетии. В 1637 году для управления Сибирью учредили специальный Сибирский приказ. В него поступал ясак. Денежные же сборы расходовались на месте — в Поволжье, Башкирии, Сибири. Оба приказа ведали служилыми людьми местных городов.
Земский приказ тоже имел областную компетенцию: управлял населением столицы, собирал с него налоги, судил москвичей, в том числе и по уголовным делам, следил за порядком, благоустройством, санитарным состоянием города.
Для исполнения неожиданно возникавших поручений создавались временные приказы, например сыскные. Они сыскивали беглых крестьян и холопов; закладчиков, которые, «избывая тягла», закладывались, то есть поступали в зависимость к богатым и знатным феодалам. Другие учреждения подобного типа пересматривали жалованные грамоты, производили отписку частновладельческих («белых») слобод в посады, расследовали политические преступления и т. д.
В 1621 году возник Приказ счетных дел, который проверял доходы и расходы всех приказов, их приходно-расходные книги, финансовые отчеты должностных лиц из приказов, послов, воевод, земских целовальников. Это учреждение, как и приказы Тайный, Челобитенный, осуществляло надзор, контроль за другими приказами. В этом проявлялось стремление верховной власти как-то объединить, собрать воедино слишком разросшееся и раздробленное центральное управление.
Особое место занимала группа дворцовых приказов, ведавших обслуживанием царского семейства и двора. Приказ Большого дворца управлял дворцовым хозяйством в столице, дворцовыми волостями и селами по всему государству. Одно время часть его функций перешла к Тайному приказу, но после кончины царя Алексея все вернулось к старому порядку. Население дворцовых учреждений и вотчин подчинялось приказу в делах административных, финансовых, судебных. Все доходы шли на содержание царской семьи и двора: на них работали Хлебный, Кормовой, Житенный и Сытенный дворы, которыми ведал приказ.
В Казенном приказе (дворе) хранилась вещевая казна монарха. Сюда поступали меха для «поминок» (подарков) крымскому хану и его приближенным. В Конюшенном приказе наблюдали за царскими конюшнями и мастерскими, изготовлявшими кареты, сани, упряжь для царских выездов. Приказ собирал по всей стране конские пошлины при продаже и покупке лошадей.
Аптекарский приказ занимался охраной здоровья царя, членов его семьи, а также, по его благоволению, и вельмож. Для того имелись аптека, иноземные лекари и ученики из русских. Во второй половине столетия приказ сыграл немалую роль в налаживании военно-медицинской службы.
Царская мастерская палата и Царицына мастерская палата (или Постельный приказ) имели штат мастеров и мастериц, которые шили платье и белье для царской семьи.
Внешнеполитические функции были прерогативой Посольского приказа. Он ведал сношениями с иностранными государствами, отправлял туда посольства, принимал иностранные посольства, вел дела с иностранными купцами, в том числе и судебные. Он же собирал со всей страны налоги на выкуп пленных: полоняничные деньги. Ему подчинялись донские казаки, служилые татары, перешедшие на русскую службу после присоединения Поволжья, Приуралья и Сибири и получившие поместные владения в центре Европейской России (например, в районе городов Романова-Борисоглебска, Касимова и Елатьмы, которые и подчинялись Посольскому приказу). Поскольку в приказе хранились большая и малая государственные печати, которыми заверялись грамоты к иностранным государям и акты по внутреннему управлению, его служители собирали печатные пошлины. Впрочем, иногда эти функции исполнял Печатный приказ.
Посольскому приказу подчинялись учреждения, которые власти создавали для управления присоединенными к России землями, приказы Малороссийский, Великия России, княжества Смоленского.
Обороной государства, а это тоже функция внешнеполитического характера, занималась группа военных приказов, одновременно имевших и некоторые внутриполитические функции. Разрядный приказ, главный из них, руководил военными операциями. Другие приказы — Стрелецкий, Пушкарский, Иноземский, Рейтарский и Казачий — ведали специальными родами войск. Одновременно исполняли другие функции: Стрелецкий приказ, например, распределял один из главных налогов — стрелецкий хлеб и стрелецкие деньги — на содержание стрелецкого войска; собирали его четвертные приказы (исключая 1672–1683 годы, когда это делал сам Стрелецкий приказ). Он же участвовал, вместе с Земским приказом, в организации полицейской службы в Москве (охрана порядка и спокойствия, подавление «мятежей» и др.).
Пушкарский приказ ведал производством артиллерии, пороха, имел в своем подчинении Пушечный двор, мастеров литейного и зелейного (порохового) дела, пушкарей и затинщиков (они обслуживали затинные пищали, расположенные на крепостных стенах, за тынами), кузнецов и плотников. В Оружейной палате изготовляли ручное огнестрельное, холодное оружие.
Как видим, единства в распределении дел между приказами не существовало. Вся эта громоздкая махина с трудом поддавалась контролю верховной власти. Выход она искала в организации приказов, поставленных над всеми другими приказами: Счетного, Тайного, Челобитенного; в передаче управления рядом приказов (например, Посольского и соединенными с ним учреждениями и т. д.) в руки одного начальника, обычно боярина.
Во главе приказов стояли судьи («начальные люди») из числа думных, московских чинов и дьяков. Кроме того, служили в них рядовые дьяки, подьячие, приставы (исполнявшие полицейские обязанности), сторожа. Наиболее важные приказы — Посольский, Разряд, Поместный — обычно возглавляли думные дьяки, Лишь в последней трети столетия во главе внешнеполитического ведомства назначали бояр: А. Л. Ордина-Нащокина, А. С. Матвеева, князя В. В. Голицына.
Как правило, боярин или окольничий стояли во главе более крупных и важных приказов; в других сидели судьями думные дворяне или лица из недумных чинов — стольники, дворяне московские. Финансовыми приказами ведали дьяки.
При рассмотрении дел в приказах бесспорные решались единолично судьей или дьяком. По спорным делам проводили обсуждение и выносили коллективное решение судей и дьяков. По наиболее запутанным, важным вопросам обращались к царю и Боярской думе, которые выносили окончательный вердикт.
Судьями s приказах сидели, как уже говорилось, выходцы из класса феодалов, бояр и дворян московского чина. В дьяки, помимо детей московских и провинциальных дворян, принимали отпрысков лиц духовного звания и купеческого сословия. Некоторые выходцы из торговых людей дослуживались до высокого положения в приказной иерархии: Назарий и Аникей Чистые, Аверкий Кириллов, Кузьма Борин, служившие в Приказе Большого дворца; Григорий Панкратьев, Алмаз Иванов и другие — по ведомству Казенного двора, Посольского приказа.
Обычно карьера дьяков начиналась с работы в приказных подьячих, подчас весьма длительной. Некоторые из них становились руководителями, дипломатами, например, выдающиеся деятели внешнеполитической службы второй половины столетия Прокофий Богданович Возницын и Емельян Иванович Украинцев. Они вели важные переговоры с иностранными представителями, заключали от имени России трактаты, мирные договоры.
Подьячие делились на старых и молодых. Первые ведали отделами («столами») в приказах — по признаку функциональному (например, денежный стол и др.) или территориальному (столы Белгородский, Севский и другие в Разряде; столы по группам городов в четвертях). Молодые помогали старым; переписывали, например, черновики документов, составленных старыми подьячими. Дьяки и подьячие накапливали и передавали преемникам административный опыт, навыки управления; среди них встречались весьма способные и даровитые, талантливые и образованные люди. Одним из них, Алмазом (Ерофеем) Ивановым, возглавлявшим в 1653–1667 годах Посольский приказ, восхищался голштинский посол Адам Олеарий, образованнейший человек: «Алмаз Иванович в молодости своей побывал в Персии и Турции и в короткое время так изучил языки этих стран, что теперь может говорить с людьми этих наций без переводчика».
Многие дьяки и подьячие сделали немаловажный вклад в развитие научной и технической мысли: они составляли географические описания и карты, им принадлежат исторические, публицистические, литературные сочинения. Язык многих приказных документов, посольских отчетов поражает красочностью описаний, живыми разговорными оборотами, интонациями.
Темные стороны приказного строя — неразбериха и чересполосица в компетенции, мелочная опека сверху и столь же мелочное давление самих приказов на местные органы управления, знаменитая московская волокита и взяточничество — вызывали нарекания подданных, нередко поднимавших восстания, направленные, среди прочего, и против приказных злоупотреблений. Верховная власть принимала кое-какие меры для упорядочения работы бюрократической махины При царе Михаиле боярину князю И. Б. Черкасскому поручили управление приказами Большой казны, Аптекарским, Стрелецким и Иноземским. Когда он умер, а это случилось в начале 40-х годов, место первенствующего лица в правительстве занял боярин Ф. И. Шереметев, ему дали те же приказы да еще прибавили Новую четь (четверть). При царе Алексее все эти приказы перешли в ведение боярина Б. И. Морозова. Впоследствии, при царях Алексее и его сыновьях Федоре, Петре I, подобную же роль в делах управления поочередно играли бояре И. Д. и И. М. Милославские, князь В. В. Голицын и Л. К. Нарышкин.
В последней четверти столетия стало почти обычаем объединять приказы в группы. Одну из них составляли Посольский, Новгородский, Владимирский, Галицкий, Устюжский, Малороссийский, Великия России и Смоленский. В другую входили Большой приход, Большая казна и Новая четь. В третью — Костромская четь и Стрелецкий. В четвертую — Пушкарский и Рейтарский. Это были опыты, попытки какого-то не очень удачного упрощения громоздкой приказной машины. Они подготовили реформу центрального управления, проведенную при Петре.
Местное управление
Основной территориально-административной единицей был уезд. Его формирование восходит к временам окончания феодальной раздробленности, когда в единое государство включались отдельные княжества и их уделы. Из них и выросли уезды, различавшиеся и размерами и численностью населения. Они делились на стань! и волости; последние в одних уездах были равнозначны друг другу, в других волости были частью станов. Особое деление сохранил Новгородский уезд, огромный по размерам: он состоял из пятин — Шелонской, Деревской, Бежецкой, Водской, Обонежской; каждая из них делилась на две половины; в пятинах имелись более мелкие — погосты. Соседние Псковский и Новоторжский уезды делились на губы. А в северных поморских уездах царила полная пестрота: одни делились на погосты, другие — на волости, третьи — на станы и волости, четвертые — на погосты и волости и т. д. Сибирские уезды состояли из слобод и ясачных волостей.
Еще за полстолетие до Смуты на местах, в уездах вместо наместников и волостелей появились земские избы во главе с земскими старостами. Их местные тяглецы — крестьяне и посадские люди — избирали из своей среды, и старосты управляли посадами и волостями, собирали налоги, вели суд по гражданским делам. Уголовные дела рассматривали губные старосты, сидевшие в губных избах; их избирали из своей среды местные дворяне. Они вершили в интересах своего класса и государства суд по наиболее важным, прежде всего политическим, преступлениям.
В дворцовых селах и волостях по всей стране административная и судебная власть находилась в руках дворцовых приказчиков. Подчинялись они Приказу Большого дворца.
Уже к концу XVI века в ряде пограничных городов и уездов, где требовалась сильная власть, появились воеводы, и не только в роли военачальника, водителя воев, ратников, полков, но и главного администратора и судьи как по гражданским, так и по уголовным делам. Он отвечал за поступление всех сборов, выполнение казенных служб, всяких повинностей; имел полицейские функции. С начала XVII века воеводская власть постепенно и довольно быстро распространяется на всю страну. Она охватывала все слои и все дела уездного общества и означала, по словам Ключевского, «решительный поворот от земского начала, положенного в основу местных учреждений царя Ивана, к бюрократическому порядку местного управления».
Хотя воеводы были представителями центральной, коронной власти, не наместниками, которые получали уезды в управление и для собственного кормления, однако реально психология этих людей, сыновей и внуков наместников предыдущего столетия, ничем не отличалась от родительской и дедовской: в челобитных они просили отпустить их на воеводство «покормиться», за счет местного населения, разумеется.
Широта полномочий, неопределенность прав и обязанностей приводили, и довольно часто, к превышению первых и пренебрежению вторыми. Фигура сребролюбивого и бездеятельного воеводы нередко встает со страниц документов XVII столетия. Это, конечно, не значит, что все они были такими, — дела требовали решений, центральная власть следила за ними, за ходом управления, исполнением своих приказов. Из воевод вышли многие крупные деятели, выдающиеся администраторы XVII века — князь Ю. Я. Сулешев и П. И. Годунов, князья И. С. Прозоровский и Г. Г. Ромодановский и др.
Центр воеводского управления в уездном городе — съежая или приказная изба помещалась в городской крепости, кремле; здесь же располагалась губная изба. Земская изба стояла на посаде. Воеводская власть постепенно подчинила себе, более того, подавила земские выборные органы, которые по всей России, за исключением Поморья, утратили свое прежнее значение. Очень выразительно характеризуют положение земской избы и земского старость! расходные книги: изо дня в день выборный человек ходит на двор к воеводе, носит «в почесть» мясо и рыбу, калачи и деньги «в бумажке» ему и его жене, детям и родственникам, слугам и приживалкам, служителям съезжей избы и т. д., вплоть до юродивого, обитавшего на воеводском подворье.
В помощь воеводам выделяли товарищей, тоже воевод (в крупные города) или дьяков, подьячих с приписью (с правом подписи документов) и просто подьячих. Все дела они решали «сообща». Делопроизводство лежало на дьяке или подьячем с приписью. В их же обязанность, негласную, конечно, входило наблюдение за воеводами, донесение в Москву о непорядках. Осуществление этой деликатной миссии вызывало, естественно, недоразумения, свары, конфликты.
Съезжую избу, в которой воевода творил суд и расправу, в крупных городах (например, в Астрахани и др.) называли приказной палатой. В ней, как и в московских приказах, имелись разные «столы», которые вели делопроизводство (денежный стол, хлебный, ясачный и др.). В распоряжении воевод и дьяков были рассыльщики, недельщики (дежурили по неделям). При очень широкой компетенции воеводской власти их исполнительный аппарат отличался малочисленностью и слабостью.
Надзор из центра, со стороны приказов, был мелочным и бдительным, хотя и не очень действенным. Для проверок и наведения порядка приказы посылали «сыщиков» на места, поощряли взаимную слежку и доносы воевод их товарищей, дьяков. Это приводило к открытым столкновениям. В Мангазее, например, доносы и стычки между воеводами Г. И. Кокоревым и А. Ф. Палицыным закончились форменным побоищем: в военные действия вступили ратные люди местного гарнизона, торговцы и промышленники.
Воеводы нередко попадали под следствие. Но злоупотребления не прекращались. Воевод довольно часто сменяли, но и это не помогало. Во многие города, особенно небольшие, для управления посылали служилых людей, престарелых, израненных, малоспособных или же попросту неграмотных. Все это сильно снижало эффективность местного управления.
Выборные учреждения и лица действовали под контролем воевод и их помощников. В Поморье черносошные крестьяне и посадские люди выбирали городового и всеуездного старосту, земских судеек, целовальников и прочих. Эти представители местного выборного управления осуществляли «развод» (распределение) общей суммы повинностей, служб, падавших на уезд с городом.
Далее, в посадских и волостных общинах всем «миром» во главе с выборными лицами делали «разруб» (разверстку) тех же повинностей и служб между отдельными тяглецами; выборные окладчики или разрубные целовальники собирали налоги, следили за исполнением повинностей. В ходе «развода» и «разруба» богатые, «лучшие» люди из крестьянских и посадских общин, нередко при поддержке воевод, перекладывали главную тяжесть обложения на средние и бедные слои населения. На этой почве возникали конфликты, вспыхивали восстания.
Соперничество и борьба шли и среди «лучших» людей посадского и крестьянского «мира», между выборными. И воеводы, не церемонясь, отменяли выборы: своей властью назначали выборных лиц, наказывали их батогами, сажали в тюрьму.
В других районах России отсутствовали и подобные, весьма скромные, элементы самоуправления. Так было, например, в южных и юго-восточных городах и уездах с преобладанием приборных служилых людей (стрельцы, пушкари, городовые казаки и др.) и мелкопоместных детей боярских. В них воеводы имели очень большую власть, вплоть до права набора и верстания служилых людей; воеводы эксплуатировали служилых людей в своих хозяйствах, оскорбляли их достоинство и т. д. В Поволжье и Сибири они же грабили нерусские народы.
Управление огромной страной с ее более чем 250 уездами, а в восточных районах их размеры были очень велики, представляло большие трудности. Этим вызвано формирование более крупных территориально-административных единиц, так называемых разрядов. Уже в предыдущем столетие формируются группы городов, где ставились гарнизоны и полки для защиты пограничных областей от нападений воинственных соседей. Прежде всего это «Береговой разряд», линия городов-крепостей по берегу реки Оки, на которые опирались войска для борьбы с нашествиями крымских и ногайских татар.
Центром береговой линии был Серпухов. Потом, по мере продвижения населения к югу от Оки, ослабления опасности набегов линия обороны тоже отодвинулась к югу, в «поле», ее центром стала Тула, «Города от польской украины» — так называли эту линию. Здесь сложился Украинный, или Тульский, разряд — своего рода пограничный военно-административный округ. Воеводы Тульского округа-разряда мобилизовывали военные ресурсы городов и уездов, им подчинявшихся, для организациии обороны страны с южной стороны. Собирали средства для содержания войск, управляли массой служилых людей. Тульский воевода направлял деятельность всех полковых и городовых воевод разряда.
Поскольку граница отодвигалась все дальше на юг, значение Тульского разряда постепенно падало. Центром южной обороны стала Белгородская засечная черта с центром в Белгороде. Здесь в 1663 году возник Белгородский разряд, или Белгородский полк, которому подчинялись несколько десятков городов и уездов. Белгородский воевода должен был «к Белгороду… ведать городы и в них воевод и ратных полковых и осадных всяких чинов людей службою и судом, и денежными и хлебными всякими доходы». Два года спустя власти организовали Севский разряд для защиты юго-западного пограничья, от Крыма и Речи Посполитой.
Охрана западной границы лежала на Смоленском разряде (организован после взятия Смоленска в 1654 году), северо-западной границы — на Новгородском (упоминается в источниках с 1656 года). К концу столетия появляются разряды Московский, Владимирский, Тамбовский, Рязанский, Казанский (с центром в Симбирске); Сибирские: Тобольский, Томский, Енисейский, Ленский (центр — Якутск); главным из них был Тобольский, а сам Тобольск считался «стольным градом» всей Сибири.
Разряды-округа, несмотря на то, что их воеводы имели разную компетенцию, а ряд внутренних округов (Московский и другие) был ликвидирован, сыграли существенную роль в организации пограничной обороны, в улучшении административного управления на местах. По сути дела, разряды подготовили появление петровских губерний — промежуточного звена между центральным и уездным звеньями управления.
Законодательство
Активизировалась после Смуты законодательная деятельность. Это и неудивительно — события начала столетия до того подорвали все учреждения и установления, что с воцарением Михаила Федоровича многое нужно было восстанавливать, переделывать или делать заново. Один современник в связи с этим довольно точно заметил: «Царство внове строитися начат».
Это оживление, помимо работы земских соборов и Боярской думы, приказов и воевод, коснулось и законодательной работы, осуществлявшейся первыми двумя учреждениями во главе с царем. Принятые ими решения, постановления, приговоры существенно дополнили «новоуказные статьи» второй половины XVI века, накопившиеся после Судебника 1550 года. Этот обширный материал, почти за столетие, отразился и в указных книгах разных приказов: дьяки регулярно записывали относившиеся к их компетенции указы и приговоры высших властей. И когда в ходе Московского восстания 1648 года дворяне и посадская верхушка поставили вопрос об упорядочении управления, в том числе и о составлении нового свода законов, в распоряжении властей, согласившихся с этим требованием, оказался обширный материал из «новоуказных статей».
Составление свода поручили комиссии из пяти человек — бояр князей Одоевского (глава комиссии) и Прозоровского, окольничего князя Волконского, дьяков Грибоедова и Леонтьева. Они должны были руководствоваться приговором царя, Боярской думы и Освященного собора 16 июля 1648 года: выбрать «пристойные государственным и земским делам статьи» из правил апостолов и святых отцов, законов греческих царей, собрать указы царей и приговоры бояр, «справить» их со старыми судебниками; в случае необходимости (не все же отражено в старых законах) — написать новые статьи. И «общим советом», с помощью приказов, дававших нужные материалы, сделать все, чтобы подготовить новый кодекс законов.
«Приказ князя Одоевского» и составил Соборное уложение. С начала октября его текст читали членам Земского собора: высшему духовенству, думным и выборным людям. В январе следующего года Уложение утвердили на соборе, потом отпечатали в московской типографии и разослали по учреждениям всей страны.
Помимо русских судебников, новоуказных статей, приказных указных книг, использовали византийскую Кормчую («законы греческих царей»), Литовский статут 1588 года. Составители Уложения и выборные Земского собора в ходе подготовки, чтения и обсуждения кодекса предлагали новые статьи.
Важно отметить, что в законодательной деятельности во время обсуждения текста свода участвовали выборные люди, а их было около 300 человек. По желанию служилых и посадских людей, подавших две отдельные челобитные в комиссию Одоевского, последняя сделала несколько докладов в Боярской думе, заслушала разные справки и, наконец, внесла в Уложение статьи о возвращении в посад всех беломестцев, закладчиков, принадлежавших феодалам, светским и духовным, и не плативших налоги. Эти статьи составили главу XIX Уложения — «О посадских людех».
В главу XVII (о вотчинах) после совета царя с Освященным собором, думными людьми и выборными дворянами внесли статью о запрете отчуждения вотчин в пользу церкви (об этом били челом выборные всех чинов). Царь с Боярской думой и теми же выборными служилыми людьми, по челобитью последних, решили отменить «урочные лета» — срок давности для сыска беглых крестьян, и приговор о том вошел в первые статьи главы XI (о крестьянах).
Глава VIII Уложения («О искуплении пленных») основана на соборном приговоре царя, Думы и всех выборных людей, которые и в этом случае участвовали в законодательном творчестве.
Готовил текст Уложения Приказ князя Одоевского, в чем соборные выборные принимали в основном совещательное и лишь иногда, вместе с царем, священным чином и думными, законодательное участие. Функции ревизии и окончательного законодательного решения принадлежали царю и Боярской думе.
Соборное уложение разработали и приняли в большой спешке «боязни ради, — как потом писал патриарх Никон, — и междоусобия от всех черных людей, а не истинные правды ради». Действительно, угроза летнего «соляного бунта» у всех стояла перед глазами; как раз в эти дни и месяцы чтения на Соборе Уложения поговаривали, что вот-вот грянет новый мятеж. И власти спешили, как могли: за какие-то полгода подготовили свод из 25 глав и 967 статей!
Его подписали все участники Земского собора, в том числе Никон, бывший в ту пору, правда, не патриархом, а архимандритом Новоспасского монастыря… Только позднее, уже облеченный саном высшего иерарха русской церкви, он начнет ругать Уложение, называть его «проклятой книгой, дьявольским законом». Еще бы! Оно ограничивало возможности церкви по части приобретательства, причем в важнейшей сфере — земельной!
Несмотря на все недостатки и несовершенства, Соборное уложение 1649 года — заметный шаг вперед в развитии отечественного законодательства. Прежде всего оно говорит о дворянстве, защищает его интересы; трактует и вопросы, связанные с положением других классов и сословий: крестьян, посадских людей, холопов, стрельцов, казаков и прочих.
Уложение — кодекс феодального права. Он удовлетворяет требования дворянства и верхушки посадского мира. Глава XI — «Суд о крестьянех» — детально трактует вопрос о крестьянской крепости по писцовым, переписным, отдельным и отказным книгам. Среди ее постановлений — отмена «урочных лет», штраф за укрывательство беглых; право помещика и вотчинника на имущество крестьянина, которое шло на уплату долгов несостоятельных владельцев; право дворян на «сделочные записи» — фактически на куплю и продажу крестьян, на их перевод из одного имения в другое, но из вотчины в вотчину и из поместья в поместье, а не из поместья в вотчину; причем разрешается разлучать родителей с детьми.
Свод устанавливает нормы поместных дач для служилых людей по отечеству, допускает наследование их поместий женами и детьми «на прожиток», то есть, по существу, размывает грань между поместьем и вотчиной; подробно говорит о «родовых», «выслуженных», и «купленных» вотчинах (главы XVI и XVII — «О поместных землях» и «О вотчинах»), которые церковным иерархам и монастырям запрещалось покупать, «в заклад имати», брать на помин души у бояр и дворян.
Уложение исходит из монопольного сословного права феодалов на землю и крестьян. Но предусматривает и их обязанность служить с поместий и вотчин; за уклонение от службы грозит конфискация половины поместья, битье кнутом, за измену — смертная казнь и полная конфискация имущества (глава VII «О службе всяких ратных людей Московского государства»).
Глава XIX «О посадских людех» узаконивает конфискацию белых слобод и мест на посадах, возвращение в тягло посадских людей-закладчиков («на старые их посадские места, где кто живал напредь сого, безлетно и бесповоротно»), И на будущее: «А впредь, опричь государевых слобод, ничьим слободам в Москве и в городех не быти».
Важное место в Уложении заняли вопросы охраны чести и здоровья царя, царской власти, представителей «государева двора» и церкви. Оно вводит в связи с этим понятие государственного преступления. Об этом сказано в главах I–III.
Ряд глав предусматривает порядок рассмотрения судебных дел, систему наказания за служебные преступления с целью, как провозглашает закон, устранения злоупотреблений приказных деятелей, воевод и их помощников. За «посулы» и «поминки» от тяжущихся виновным судьям грозили разные кары: лишение чести для думных людей, «торговая казнь» и увольнение от службы для недумных людей, В то же время Уложение преследует тех, кто подает на судей напрасные челобитья, бесчестит их. Тем, «кто учнет какие письма воровством же наряжати и приказные письма переправливати мимо государева указа», полагалась смертная казнь.
В целом Соборное уложение стояло на защите интересов самодержавной монархии, господствующего класса феодалов, узаконив окончательное оформление крепостничества и тенденции перехода к абсолютизму в государственно-политической жизни России.
После Соборного уложения появляются новые законодательные акты: «Новоуказные статьи о разбойных и убийственных делах» (1669 года), «О поместьях» (1676 года), «О поместьях и вотчинах» (1677 года), «Писцовый наказ» (1684 год), а также «Уставная таможенная грамота» (1653 год), «Новоторговый устав» (1667 год) с их статьями в области гражданского права.
Русское законодательство XVII века, как и в предыдущие столетия, выражало волю феодалов и их правительства, защищало феодальную собственность, «законность» крепостного права, сословные привилегии бояр, дворян, церкви. И Соборное уложение, и другие акты опирались на взгляды и требования тех, чьи интересы они отражали. Законодатели-феодалы во главе с царем, главным феодалом России, имели перед глазами практику своих предшественников, дворянские челобитные, которые формулировали волю набиравшего силу сословия.
В одной из них оно предельно четко и ясно сказало о главном, что волновало помещиков и вотчинников: «Чтоб в предние лета твой государев крепостной устав в сем деле вовеки был неподвижен и никому б неповадно было божия даяния да вашего государского давнего и вечного жалования силою и величеством, богатством и граблением, и всяким лукавством, и пронырством чужого имения восхищати и неправедным прибытком богатеть. И чтоб в твоей государевой державе вси люди божии и твои, государевы, коиждо от великих четырех чинов — освященный и служивый, и торговый, и земледельный — в своем уставе и в твоем царском повелении твердо и непоколебимо стояли и ни един ни от единого ничим же обидим был». В этих словах — вся суть представлений российского дворянства о правах и обязанностях сословий. Посему и уделяют законодатели такое внимание земельной собственности Феодалов, в первую очередь царя и царской семьи — дворцовым землям; бояр и дворян — частновладельческим землям, поместьям и вотчинам, Вотчины были родовые — полученные по наследству, выслуженные — пожалованные за службу (их приравняли к родовым по указу 1628 года) и купленные (если купленная вотчина переходила по наследству, она становилась родовой). При продаже родовой вотчины боковые родственники, если их согласие не было получено, могли ее выкупить в течение 40 лет.
Купленной вотчиной владелец, если отсутствовали препятствия вроде названного, мог распоряжаться по своему усмотрению: продавать, закладывать, дарить, завещать другому лицу, но обязательно феодалу. К концу столетия поместные и вотчинные земли фактически слились друг с другом, и петровский указ о единонаследии (1714 год) оформил такое слияние юридически и окончательно.
Верховная собственность на все земли, в том числе и вотчины, принадлежала царю. Она распространялась и на черносошные, или государственные, земли, которыми пользовались незакрепощенные, то есть черносошные, крестьяне.
Посягательство на жизнь и имущество феодалов, в первую голову — на землю, закон карал жестоко и беспощадно. Конечно, право должно было обеспечивать порядок во всем государстве, среди всех слоев населения, и в этом плане оно наказывало и отдельных феодалов за противоправные деяния. Но острие законодательства было направлено против социальных низов. Законы должны были, по замыслу властей, устрашить чернь крайней жестокостью наказаний. Примерно в трех с половиной десятках случаев Уложение назначает за преступления смертную казнь, во многих других — членовредительные, болезненные наказания: отрубание рук, ног, обрезание носа, ушей, вырезание языка, клеймение, битье батогами, кнутом, плетьми.
Казни производились публично, нередко под звон колоколов, чтобы все видели и ужасались и «чтобы другим, на то смотря, неповадно было». Особо жестоко расправлялись с восставшими. Их тысячами убивали, казнили на месте выступлений. Лишение свободы — тюремное заключение, ссылка — применялось меньше.
Суд
Высшими судебными инстанциями были царь и Боярская дума. Основная масса судебных дел решалась в приказах, а также воеводами, церковниками, помещиками и вотчинниками. Характерно, что органы государственной власти и управления ведали и судом. Суд отличался самовластием приказных, местных начальников, волокитой и мздоимством. Наряду с состязательным процессом (выслушивание показаний истца и ответчика), все большее распространение получал сыскной, инквизиционный с его доносами и арестами, очными ставками и пытками. В целом судебная система отличалась, с одной стороны, всевластием судей, тех же феодалов; с другой — бесправием народа.
Финансы
Сугубо классовый характер имела и финансовая, налоговая система. Основная тяжесть податей и повинностей лежала на народных низах. Главной статьей дохода для казны были прямые налоги с тяглого населения. Это — данные деньги (в свое время дань с жителей княжеств в эпоху феодальной раздробленности), ямские, пищальные и полоняничные деньги — на ямскую гоньбу, приобретение оружия, выкуп пленных. При первом Романове, когда казна оказалась пустой, брали, кроме того, запросные деньги (запрос — призыв к добровольному займу) с крупных монастырей, купцов, со служилых людей; пятинные деньги («пятая деньга» — 1/5, 20 процентов от движимого имущества, доходов) с посадских людей и черносошных крестьян. И позднее, помимо пятой деньги, брали десятую, двадцатую деньгу — 10,5 процента движимого имущества и доходов.
При царе Михаиле повысили оклад ямских денег. Ввели сбор хлебных запасов для служилых людей, прежде всего стрельцов; постепенно его стали переводить на деньги (стрелецкие деньги).
Исчисляли налоги по «сошному письму»: определенный оклад брался с фискальной единицы — «сохи». В нее входило то или иное количество земли: у служилых людей — 800 четвертей (четверть-0,5 десятины) «доброй» (хорошей) земли в одном поле; 1000 четвертей «середней» и 1200 четвертей «худой»; у церковников и монастырей — соответственно 600, 700 и 800; у дворцовых и черносошных крестьян — 500, 600 и 700. В трех полях количество земли соответственно утраивалось.
Классовое неравенство в феодальном обществе выражалось, таким образом, и в размерах налогообложения — светские феодалы платили меньше, чем духовные, и еще меньше, чем дворцовые и черносошные крестьяне.
С посадов налоги исчисляли по количеству дворов и земли, если наряду с торговлей и ремеслами жители занимались земледелием.
Для упорядочения сбора налогов власти время от времени проводили описи земель, угодий, строений, занятий населения, самих жителей. Организовывали «дозоры» — проверку тяжести, посильности обложения, вносили поправки в сошные оклады, подчас снижали их ввиду уменьшения населения, запустения пашен и др. В 20-е годы, например, ввели так называемую «живущую четверть» из определенного количества крестьянских и бобыльских дворов, с которых можно было получать подати.
В 1678–1679 годах перешли от сошной к подворной системе обложения. Она позволила включить в число налогоплательщиков владельцев дворов, которые не имели земли, угодий и по сошному письму подати не вносили. Все налоговые сборы, большие и мелкие, объединили в один: стрелецкие деньги. Как и ранее, налог собирался по принципу коллективной ответственности и мирской раскладки.
К числу косвенных налогов относились таможенные пошлины, питейные доходы. Их сбор отдавали на откуп или «на веру». В первом случае откупщики вносили в казну определенную сумму, которую потом, естественно, с придачей, собирали с города или уезда. Во втором — пошлины и доходы в порядке государственной службы собирали выборные представители тяглого населения — посадских людей, черносошных и дворцовых крестьян: таможенные и кабацкие головы, их помощники целовальники. Их избирали на год, в течение которого обязывали «безотступно быть у государева дела», «за своими торгами и промыслами не ходить».
Доходы казне давали также перечеканка монеты, казенная промышленность и торговля.
Большим недостатком финансовой системы было отсутствие единого финансового управления. Местные воеводы и приказы составляли и бюджеты — сметные списки и приходные окладные книги. Государственная роспись доходов и расходов на 1679/80 год предусматривала первые в размере 1,22 миллиона рублей, вторые — 1,125 миллиона. Более 62 процентов расходов шло на армию.
Армия
Русское войско формировалось из служилых людей по отечеству (феодалы из думных, московских чинов городовых дворян и детей боярских), служилых людей по прибору (стрельцы, городовые казаки, пушкари, затинщики), нерусских народов — башкир, татар и др. Дворяне являлись на службу в города и полки дважды в году или в военные походы вместе со своими вооруженными слугами. Приборные комплектовались из вольных, охочих людей, родственников самих стрельцов и др.
В военное время из тяглецов собирали даточных и посошных людей для вспомогательных работ в войске и участия в военных действиях.
Общая численность ратников, к концу XVI века составлявшая 1 00 тысяч человек, в годы Смуты и после нее сильно уменьшилась; ее удалось восстановить только к началу 30-х годов.
С 1630 года началось создание полков регулярного строя — солдатских, рейтарских и драгунских; два десятилетия спустя для этого стали проводить наборы из крестьян и посадских людей. Постепенно росла численность солдат и стрельцов, а роль поместной конницы падала. Так, если в 1651 году дворян и детей боярских было 37,5 тысячи человек, то в 1680 году — 15,8 тысячи; численность солдат резко возросла.
Вооружение полков стало единообразным: мушкеты и карабины вместо тяжелых пищалей; ручные гранаты, полковая артиллерия; нарезное и многоствольное оружие, пушечные гранаты.
Эволюция Российского государства, его внутренней и внешней политики в XVII веке, проведение реформаторских начинаний позволили стране, ее правящим кругам вступить на исходе столетия на путь решительных преобразований. Россия вплотную подошла к установлению абсолютной монархии.