Громобоев аккуратно положил на камушек монетку, вытер вспотевшую от напряжения руку.
Убедившись, что монета легла на свое место, Мартин пригласил собеседника прогуляться по лесу и, не оглядываясь, засеменил между деревьями и кустарником. Эдик послушно пошел следом.
Шиш почти не оглядывался, но говорил довольно громко, поэтому смысл сказанного Громобоев улавливал вполне отчетливо. Не торопясь вышли на берег лесного озера.
– Видишь остров вдали? По преданиям, именно там дочь воздуха Ильматар зачала великана Вяйнемёйненена. А вот там, на реке стояла Сампо.
– Что было там?
– Сампо – волшебный предмет, обладающий магической силой! Его выковал мой предок! Ну, по-вашему это мельница. Жаль, но даже фундамент не сохранился – война за войной все разрушили.
– Слабое, однако, создали волшебство.
– Силы магии ослабели за долгие годы, и некому было их поддерживать… Пойдем ко мне в избушку – сыграю тебе на кантеле…
Собеседники шли примерно полчаса по едва видимым тропкам, а Эдик тайком оставлял отметины на стволах деревьев, чтоб не заблудиться. Шиш замечал, посмеивался над ухищрениями офицера…
Дошли до избушки, вернее это была не избушка, а скорее землянка.
Через небольшой овраг были перекинуты в три наката поваленные стволы могучих деревьев, а сверху засыпаны двухметровым слоем земли.
Мартин отворил едва заметную потайную дверь, сделанную в виде трухлявого пня, – пригласил войти.
Шиш зажег несколько лучин и осветил просторную землянку. Внутри землянка была перегорожена на три части: прихожая, большой зал и спальня, стены и потолок обиты стругаными досками, дощатый пол устлан шкурами, в основном лосиными и оленьими, на стенах также висели шкуры волчьи и медвежьи. И никаких следов цивилизации типа электрических приборов, пластика, пластмассы.
Грубый стол, деревянная посуда.
Хозяин пригласил сесть на скамью, достал из шкафчика штоф с мутной жидкостью.
– Сам гнал! На ягодах!
– А чем закусить?
– Мухомор будешь?
– Ты издеваешься?
– Вот потому вы, людишки, так мало живете – мухомором не закусываете! Тады на, жуй лося.
Шиш кинул в деревянную тарелку куски мяса, а в другую несколько сушеных грибов.
Выпили по одной, заели вяленой лосятиной. Напиток оказался крепким, но ароматном. Повторили. Разговор пошел веселее. Мартин взял в руки инструмент, напоминающий гусли, заиграл, запел на незнакомом языке, похожем на финский. Спел одну балладу, вторую, третья. Отложил инструмент, принялся рассказывать легенды.
– Что это?
– Это руны «Калевалы»!
Забавно, любопытно. Эдик был уже под воздействием алкоголя, но старался вслушиваться и улавливать смысл. На десятой руне шиш сделал паузу.
– Рун пятьдесят – ночи не хватит! А еще много не вошедшего, не записанного… Нравится?
– Очень!
– Тогда давай выпьем за народную мудрость, за при-роду!
Вновь выпили.
Эдик осоловело уставился на Шиша.
– И что ты хочешь от меня, Мартин?
– Хочу, чтобы вы прекратили варварски губить природу и убрались из моего леса прочь!
– Это не в моих силах, не я главный начальник, – пробурчал капитан.
– Скажи своему начальству!
– Генералы меня не послушают. И потом полку дан приказ из Москвы, из Министерства обороны.
– Жаль. Ну, как знаешь… Я попросил, ты меня не услышал. Тогда пеняй на себя…
Выпили по полстакана, лосятина закончилась – закусили грибами…
Долго ли продолжалось застолье – трудно понять и сложно вспомнить, однако Громобоев очнулся под утро, сидя на пеньке, привалившись к пихте, вблизи большого муравейника. Хорошо не в самом муравейнике! Иначе за несколько часов лесные трудяги съели бы подпившего капитана заживо.
До лагеря добрался с трудом, поплутав несколько часов бездорожью, пробиваясь сквозь бурелом, и наконец выбрался на тропу. А вот и лагерь.
Однако бойцы и офицеры, словно и не заметили долгого, почти суточного отсутствия начальника, лишь ротный посетовал, что вернулся без грибов, – знать, жарехи грибной с картошкой не будет.
– Да ладно, грибы, главное живым через сутки вернулся!
Ротный посмотрел как на пьяного и даже принюхался:
– Эдуард, тебя не было в лагере всего пару часов!
Он взглянул на наручные часы с календарем, и верно, все тот же день, когда он пошел по грибы-ягоды. Привиделось?
С этого момента у Громобоева начались проблемы личного характера, и пошли чередой неприятности у танкового батальона.
Сначала Эдик едва не попал в психушку. Приехал домой на побывку, а в квартире жена кувыркается с любовником. Устроил скандал, выбросил начмеда в окно (жаль, с первого этажа), побил изменщицу. Соперник вызвал санитаров – упрятали в госпиталь, в психиатрическое отделение. Могли сделать настоящим дураком, но повезло – освободил начальник отделения, оказался тоже ветераном Афгана. Седой полковник выслушал, вошел в положение – отпустил.
Возвратившись в полевой лагерь, Эдик за неопрятный внешний вид получил взыскание от полковника, проверяющего из штаба округа, а позже выговор от заместителя начальника Политического управления.
И тут начались учения: командование объявило «начало войны», прозвучала условная тревога, и военные комиссариаты города приступили к своим обязанностям по формированию соединения.
Свою задачу военкоматы выполнили количеством успешно, но вот качеством… Военкоматчики нагнали десять тысяч гражданских мужиков в лесные пункты сбора, свезли в автобусах и на грузовиках отловленный полупьяный и ошалелый контингент, а командиры напомнили цивильным «шпакам», почем фунт лиха и что они по-прежнему являются пушечным мясом на случай войны.
Офицеров-танкистов, призываемых из запаса, комбат Туманов, начальник штаба Шершавников, Громобо-ев и командиры рот в течение года тщательно отбирали по документам, командиры рот фильтровали и зачищали списки сержантов и солдат, отбраковывали судимых, клиентов психоневрологических диспансеров и постояльцев ЛТП. Но, как ни старайся вчитываться в бумажки, пока вживую не познакомишься и не поработаешь – пустое дело этот отбор по характеристикам.
Однако после формирования роты водителей на убор-ку урожая Эдуард стал неплохим физиономистом, и если в личном деле было фото, то, глядя на него, он почти безошибочно определял, стоит ли с этим типом работать на развертывании. Почти не промахивался и не ошибался, кто перед ним: пьянчуга, дебошир или добросовестный трудяга.
В первый день сумели набрать полный комплект офицеров, познакомиться, поставить задачи по сплачиванию воинских коллективов. С командирами было проще и менее хлопотно – всего-то сотня человек. В этот же день штатные механики-водители и офицеры совершили марш от железнодорожной станции на танках в полевой лагерь, не загубили ни одну машину. Уже прогресс!
Во второй день мобилизованный транспорт доставил солдат и сержантов. «Партизан» строили, считали, затем они перекуривали, вновь строились, вновь считались, а под вечер разместили в полевые казармы-«чумы», организовали несение службы: караул, дежурство по парку боевых машин, наряды по батальонам и в столовую. К исходу дня комбат, точнее комполка Туманов, и его заместители валились с ног.
Ночью в палатках началась масштабная пьянка, ведь «контингент» прибыл в лес не с пустыми руками. Конечно, офицеры военкоматов проводили предварительный досмотр перед погрузкой в транспорт, изымали найденное спиртное, потом по прибытии в лагерь «партизан» вновь проверяли строевые командиры, принимая бойцов по описи, поэтому к концу дня в штабе полка скопилось примерно полсотни конфискованных бутылок с горячительными напитками. Но, как говорится, голь на выдумки хитра (взрослые мужики, а вели себя как дети!) и самые находчивые замаскировали спиртное под компоты, лимонады и квасы.
Многим «пойла» не хватило, и с сумерками из палаток в разные стороны устремились гонцы. Кто-то сделал закладки-схроны на стоянках транспорта во время перекуров, к кому-то должны были приехать гости, отдельные продвинутые знатоки местности помчались к торговым точкам в окрестностях. Часть гонцов удалось перехватить и вернуть в палатки, с матом и руганью, угрозами наказания, но изловленные, выждав некоторое время, с маниакальным упорством вновь бежали в поселок.
Утреннее построение напоминало развод в вытрезвителе. Над вытоптанной поляной, заменявшей плац, стоял тяжелый винно-водочный дух. Новоявленный командир развернутого полка Туманов с досадой крякнул и объявил строевую подготовку, дабы народ продышался и начал соображать. Затем были проведены в ротах беседы, инструктажи по мерам безопасности, составлены списки, собраны подписи, вновь инструктажи и вновь подписи. В первую очередь противопожарные меры, затем медико-санитарные, эпидемиологическая профилактика, при работе на технике, во время стрельб, всего более десятка списков со сбором автографов. Главное дело – обезопаситься (как говорится – прикрыть задницу) от преследований прокурора в случае чего…
Ближе к вечеру Туманов вновь назначил офицеров в патрули, чтобы отлавливать желающих продолжения банкета. Однако, как выяснилось, опоздал, гонцы были высланы много ранее, но и патрули не дремали и на тропинках сумели перехватить часть горячительных напитков.
Ночами Громобоеву снились дурные сны: под звуки кантели являлся карлик Мартин, грозил кривым коротким пальчиком и бурчал: это моя месть за поругание над природой, за порчу леса!..
На четвертое утро учений в лагерь нагрянула толпа разъяренных руководителей во главе со старым знакомым – генералом Никулиным. Полк в тот день проводил боевое слаживание и намечались ротные тактические учения. Командир попытался доложить, но генерал с порога, не здороваясь, объявил об отстранении Туманова и Громобоева от исполняемых должностей и назначении служебного расследования.
– В чем наша вина? – не понял Туманов и нахмурился.
– Убийцы! – выкрикнул генерал и подбежал к подполковнику, брызгая слюной прямо в лицо. – Разгильдяи! Вы не способны управлять полком! Банда, а не танковый полк! То ли дело ваши соседи артиллеристы – молодцы!