Я назвал эту книгу и серию телефильмов «Мир Книги джунглей», подразумевая сказочный животный мир, сотворенный Киплингом, который делал упор на «общество» зверей, придав ему ярко выраженные антропоморфные черты, и очень мало касался человеческих взаимоотношений. Из людей один лишь Маугли был принят миром животных, принят, так сказать, на их условиях. Он чувствует себя скорее таким же зверем, чем винтиком в мире людей с их завистью, эгоцентризмом и пренебрежением к окружающей дикой природе. Признаюсь, такая позиция представляется мне довольно естественной…
Книга Киплинга — по сути дела попытка пересказать в основном для детей слышанные автором повествования об очеловеченном животном мире Индии, где тигр Шер-Хан выступает в роли злодея, где пантера Багира — таинственный, мудрый и могущественный помощник, а медведь Балу — этакий добрый сильный дядюшка. Что до меня, то я не расположен рассказывать сказки. Мои телефильмы и эта книга призваны показать подлинную картину животного мира Индии в наши дни, его совокупность в различных областях со своими особенностями климата и растительности, и три года в поле знаменуют лишь начало этой работы. Надеюсь, мне представится возможность продолжить документацию этого все еще богатого, но сильно обескровленного мира, над которым нависла серьезная угроза.
Моим пером руководило желание поведать о непосредственном личном контакте с дикой фауной в достоверном экологическом и этологическом контексте. Я отдаю себе отчет в том, что в этой книге многие животные, конечно же играющие важную роль в экономике, появляются лишь мельком, а то и вовсе не выходят на «сцену»; это прежде всего относится к чрезвычайно трудным для наблюдения волкам, почти полностью уничтоженным даже здесь, где, по преданию, бродили Маугли и Акела, к «диким собакам» (красным волкам), поймать которых объективом кинокамеры было исключительно сложно, а также к многочисленным животным, ведущим ночной образ жизни. Всеми ими я надеюсь заняться в дальнейшем, а пока старался снимать и описывать то, что видит глаз при достаточном для съемки дневном освещении. Таким образом, в списке действующих лиц ночные животные отсутствуют. Правда, есть одно исключение. Тигр!
Сокращение тигриной популяции может служить показателем быстрого истребления всей фауны Индии (и Азии в целом). Ведь тигр прямо зависит от наличия составляющих его пищу копытных, которым в свою очередь нужна среда, последовательно разрушаемая человеком. Полагают, что в начале текущего столетия в Индии насчитывалось около 30 тысяч тигров. Теперь же, если принять на веру последние данные (до учета в 1979 году), на площади 3 273 ООО кв. км (примерно в семь раз больше Швеции или в четырнадцать раз больше Великобритании) неравномерно распределяется около 2 700 тигров.
Население Индии за то же время, то есть, с начала столетия, чрезвычайно возросло и, вероятно, вскоре перевалит за 600 миллионов; другими словами, на единицу площади приходится вдесятеро больше людей, чем в Швеции.
Наступление на дикую природу ведется с многих сторон. По сути дела наблюдается та же картина, что в Европе, Африке, Америке — всюду, где ступает нога человека, а вернее, миллионы и миллиарды ног.
Охота, безрассудная, не признающая никаких правил охота без взгляда в будущее, которая отличает наш вид, стала модой и «спортом» в бытность Индии английской колонией. Этому безумию предшествовало более скромное начало, когда охотой занимались многочисленные индийские князья. Уже на золотой монете IV века видим изображение короля Шамудры Гупты, охотящегося на тигра с луком и стрелой. Рискованное занятие, требовавшее изрядного мужества. Но я не вижу ни капли мужества в «охоте» с укрепленной на дереве платформы», с применением современного сверхэффективного оружия. Более того, на мой взгляд, подобные «охотники» явно дегенерируют. Один герой, который вознамерился свершить свой подвиг в последнем году разрешенной охоты на территории нынешнего тигрового заповедника Рантхамбор, позорно промазал от испуга, зато изрядно досталось его штанам. Впрочем, говорят же, что охота на крупную дичь придает ее участникам этакое «возвышенное амбре»…
Однако на первых порах охота на тигров во многом была делом непростым. Убить такого зверя стрелой само по себе очень трудно, и стрелок подвергал себя смертельной опасности; во всем животном мире нет зверя страшнее раненого тигра. К сожалению, героический ореол истинно мужественных людей прошлого не померк со временем, и в его отраженном свете красовались алчущие престижа слюнтяи наших дней. Список «первоклассных стрелков» от английской аристократии велик и ужасен; он начинается в XIX веке, когда, в частности, некий Джордж Юл за 25 лет сумел убить 400 тигров, да и после продолжал охотиться, только перестал вести счет жертвам, видимо, чтобы не обременять себя выкладками…
«Спорт», заключающийся в том, чтобы поражать из винтовки живую мишень, приносил огромные прибыли промышленности. Колонизаторы импортировали оружие самых роскошных марок («Хауз оф Пардиз», «Холлэнд энд Холлэнд», «Арми энд нэви» и т. п.); не отказывались от него и полтысячи индийских махараджей и принцев, которые быстро переняли нравы английских «спортсменов». Между прочим, одну винтовку — «X энд X 375» — в обиходе называли «Индиа ган» («индийская винтовка»).
Индийские аристократы наперебой приглашали своих английских гостей и знатных соотечественников охотиться на тигров и сами с великой страстью предавались этому занятию. Рекорд и неувядаемая геростратовская слава принадлежат махарадже Сиргуджи. Рассказывают, что на склоне лет сей удалец уже не мог держать винтовку на весу и пользовался подпоркой, пока на него выгоняли очередного тигра. До своей кончины в 1958 году этот монстр — подумать только — убил 1 707 тигров! (В 1972 году первый учет численности тигров для всей Индии дал примерную цифру 1 850…)
Охота на тигров, а также на копытных, составляющих их добычу, приобретала все больший размах в нашем столетии, а кульминация наступила после второй мировой войны, когда Индия добилась независимости.
В последовавшую сразу за тем смутную пору некому было защитить оленей и других животных от истребления с помощью современного оружия, джипов и прожекторов. Их преследовали днем и ночью, особенно ночью. Вначале процветала охота как вид развлечения, коему предавались состоятельные индийцы и охотничьи сливки западного общества. Сверкая изысканными очками и начищенными штуцерами, они силились уподобиться героям прошлого. Еще один важный шаг к полному истреблению дичи был сделан, когда власти стали выдавать лицензии на отстрел «вредителей», главным образом, диких кабанов и оленей, покушавшихся на посевы из-за нехватки естественных кормовых угодий. Боеприпасы стоили дешево (7 рупий за 100 патронов; теперь цена поднялась до 240 рупий), и браконьерство распространилось со скоростью лесного пожара в сильный ветер… Процветало убийство ради убийства. В штате Махараштра всего за несколько лет было выдано 120 тысяч разрешений на приобретение оружия (50 тысяч — для спортивных целей, 70 тысяч — для «охраны посевов»); число охотничьих лицензий за то же время составило всего 100 для охоты на крупную и 700 для охоты на мелкую дичь… Стреляли по всему живому — обычное развлечение черствых людей, равнодушных к страданиям животных, обычное и теперь, невзирая на все просветительные мероприятия! Между тем довольно скоро погоня за развлечением уступила первенство экономическим соображениям, дикая фауна стала поставщиком мяса на внутренний рынок, особенно в роскошные отели. Во всем нашем окропленном кровью животных мире та же картина. И сегодня дорогие отели идут тем же путем; даже в Швеции несметное количество глухарей, тетеревов и зайцев успело украсить ресторанное меню в виде дорогостоящих блюд после невесть сколько длившегося пребывания в морозильниках. На Тринидаде истребление лесной дичи развернулось полным ходом, как только у браконьеров появился покупатель в лице «изысканных ресторанов». (Право же, нам следовало бы у себя дома проверить, как обстоит дело с этим гешефтом; вряд ли он был полностью искоренен из внезапно родившихся благородных побуждений…)
Наряду со все более опустошительным воздействием охоты на животный мир природа подвергалась влиянию и других, в конечном счете еще более разрушительных факторов. Даже при очень сильном сокращении фауны она поддается восстановлению, если сохраняется окружающая среда. Отличным примером могут служить у нас в Швеции лоси: в свое время численность этих животных уменьшилась до нескольких сотен голов, обитавших в глухих уголках Норрланда, теперь же лоси, которых стало более 300 тысяч, буквально наводняют всю страну.
Здесь стоит, пожалуй, подчеркнуть, что, будучи решительно против охоты как развлечения, я, однако, признаю случаи, когда охота необходима, а именно как регулирующий фактор, если, скажем, почти полностью истреблены естественные «враги» лося и косули: волк, росомаха, медведь. Популяцию лис, которая зимой кое-как перебивается, кормясь отбросами на помойках, а весной оживает и с непомерной жадностью набрасывается на мелкую дичь, тоже следует регулировать. Охота для нужд домашнего хозяйства? Что ж, если домов не слишком много, такая охота допустима. В наши дни очень мало мест, где живущие охотой люди сосуществуют в равновесии с окружающей средой. Но охота как развлечение «цивилизованного человека» ни в коем случае не может быть оправдана.
В Индии исчезает не только дичь, но и среда ее обитания. А эта проблема еще серьезнее, нежели бесконтрольная охота. С ужасающей быстротой вырубаются леса — на строительство и на экспорт. А также на топливо. Уже сейчас встает во весь рост серьезнейшая, тревожная энергетическая проблема: как полумиллиардному населению страны в будущем жить без дров? Дрова используются для приготовления пищи чуть ли не в каждом доме, а в зимние месяцы, особенно в декабре — январе, на большей части территории страны так холодно, что ночью люди вынуждены топить очаги. Огромное количество энергии расходуется впустую потому, что вечерами часто топят печи во дворе. Едешь зимой по стране — неизменно видишь вереницы женщин с огромными охапками хвороста и дров на голове.