То, что я не мог понять, мне переводил падре, и наоборот. Ну, а сам Гасконец довольно сносно знал испанский, так что, разговаривая с ним, я обходился без жестикуляции и задумчивых пауз.
— Не может идти сам, понесём, — тут же ответил пират, — не сможет — поможем, не хочет — заставим, и… Что он хотел сказать дальше, я так никогда и не узнал, пришлось довольствоваться теми изречениями, которые я уже услышал. И я добавил.
— Я не смогу идти! — и пояснил — сил нет!
— Ну, тогда ясно, тогда понесём! — и пират, открыв дверцу деревянной клетки, зашёл внутрь и, подхватив меня за шиворот, понес наверх. Поднимаясь по лестнице из трюма, он вынужденно взвалил меня, давно ничего не евшего, себе на плечо и выволок из трюма на палубу.
Свежий морской воздух и солнечный свет подействовали на меня как слабый наркотик. Голова закружилась, меня поставили было на ноги, но я сразу же упал. Пришлось пирату и дальше нести меня в капитанскую каюту.
Усадив меня на рундук, Жак удалился, оставив один на один с Гасконцем. Тот довольно долго меня разглядывал с несказанным интересом. А потом проговорил.
— Признаться, гачупин, ты меня удивил. В таком тщедушном теле живёт неукротимый дух. Не ожидал я этого от испанца.
Что я мог ответить на это, что я не испанец? И что у меня русская душа. И что бы это изменило? Я чувствовал, что дело уже давно не в том, что я пришелец в чужом теле, а в том, что за плечами этого подростка несколько десятков поколений людей, связанных с морем. Эти люди испокон веков ходили в море, жили там, возвращались и снова уходили в море.
В крови нескольких поколений потомственных мореходов уже плескалась не кровь, а неизвестная мне смесь, основу которой составляла скорее морская сильно йодированная соль, чем эритроциты с лейкоцитами. И чем испанцы хуже французов, голландцев или англичан?
Да ничем! Испания — единственная из них создала империю, а Англия, Республика Соединённых Провинций и Франция до сих пор делили континент, воюя как между собой, так и с другими странами.
Высокоразвитая культура была в Испании, а не в этих странах, и именно выходцы из этих трёх государств составляли подавляющее большинство людей, которые становились пиратами. Разумеется, ничего этого я вслух не сказал. Ни к чему это. Не поймут. Все три страны привыкли умалять чужие достоинства и выпячивать свои, так что говорить об этом было целиком и полностью бесполезно.
— Я хочу есть! — не логично ответил я на слова его удивления моей стойкостью.
— Ты голоден? Тебя не кормили?
— Вы меня вызвали на разговор, но есть я не могу. Мне нужна каша, а не кусок грубой лепёшки, которую принесли ваши люди.
— Ха, может быть, тебе ещё молока налить?
— Я с удовольствием, но мой желудок не в состоянии сейчас переварить кукурузную лепёшку. А вам явно что-то от меня надо, поэтому я и прошу вас. Сначала накормите, а потом спрашивайте, или требуйте, как вам уже будет угодно.
Гасконец помолчал.
— Кто тебя научил так разговаривать, юнец?
— Падре!
— Да, этот может, — согласился со мной Гасконец и добавил, — иногда мне кажется, что я разговариваю не с подростком, а со зрелым юношей. Но ты слабо умеешь пользоваться магией, я бы давно уже это почувствовал, и значит, ты действительно подросток. Любой взрослый на твоём месте уже давно бы смог сбежать с корабля. А ты до сих пор здесь, а ведь у тебя был шанс спастись!
— Это слишком дорого мне будет стоить, — туманно и мрачно ответил я.
Гасконец, резко сощурив глаза, посмотрел мне прямо в лицо, надеясь там что-то увидеть, кроме усталости и безысходности.
— А ты не так прост, либо ты что-то скрываешь. Не хочешь заключать договор со Старым Роджером?
— Не хочу, — не стал я его разубеждать, — не для него моя душа, и вам не советую! — зачем-то предупредил я его.
— Мы давно уже все прокляты, — неожиданно грустно сказал Гасконец.
— Ещё нет, ещё нет, — повторил я два раза своё утверждение и медленно покачал головой, вспомнив при этом капитана Барбоссу из «Пиратов Карибского моря».
— Ты меня пугаешь, малыш! — и Гасконец низко склонился передо мной, приблизив своё лицо прямо к моему. Взгляд его прозрачно-голубых глаз пытался проникнуть в меня, подобно рентгеновским лучам, и просканировать всего, надеясь найти ту информацию, которую я скрываю от него.
Пристально глядя в эти абсолютно бездушные глаза, мне хотелось только одного — фыркнуть, точно кошка, и вцепиться ему в нос зубами и рвать, рвать его в клочья ногтями, зубами, руками, чем угодно, лишь бы не видеть его ненавистную наглую рожу. Видимо почувствовав это, он отпрянул от меня. Мои волосы, безжалостно обрезанные пиратским ножом, встали дыбом, торча во все стороны, а глаза пытались вылезти из орбит от плохо сдерживаемой ярости.
Гасконец, ничего не говоря, только сморщившись, как будто съел кислый лимон, отворил дверь своей каюты и крикнул: — Эй, кто есть на палубе, кока ко мне! — и захлопнул дверь, снова повернувшись ко мне.
Капитан «La Gallardena», немало поплававший и повидавший на своём веку как множество людей, так и кораблей, переваривал увиденное и услышанное от юнца. Вся беседа, задуманная им, чтобы заставить сотрудничать этого детёныша рыбного филина, пошла насмарку.
Он пытался разглядеть в этом подростке его магическую сущность и связанность с тёмными силами или увидеть его связь с тёмной магией, но не почувствовал ничего. Вообще ничего, но юнец на короткое время превратился от его взгляда в нечто, не совсем обычное.
Его грубо обкромсанные ножом волосы встопорщились, как у птицы, торча в разные стороны, а глаза, до этого равнодушно-спокойные, неожиданно стали злыми и колкими. В них поселилась дикая необузданная ярость, превратившая небольшие зрачки в огромные чёрные провалы, отчего глазное яблоко, и так не блиставшее белизной, приобрело грязно-жёлтый цвет. Нос, с небольшой элегантной горбинкой, превратился в кривой клюв, как у филина. И если бы он был ороговевшим, то подросток обязательно бы им клюнул его, вцепившись в лицо. Филин, как есть, филин!
Гасконцу было неприятно осознавать, что нашёлся человек, который будил в нём противоречивые чувства, одно из которых было чувство опасности, исходящей от этого гачупина. Но дело надо было делать, а его знаний определенно не хватало для этого.
Если команда поймёт, что они заблудились, а капитан не может найти обратный путь, то они выйдут из-под контроля и свергнут его. И хоть подходящих кандидатур не было, но такой вариант исключить было нельзя. Всегда найдётся тот, кто будет более достоин и более щедр, по их мнению.
Капитан должен всегда помнить об этом, и никакой квартирмейстер не сможет погасить этот конфликт. Особенно теперь, когда они нагружены захваченной в Панаме добычей, которую все жаждут потратить в кабаках, среди моря вина и весёлых доступных женщин. Конечно, добыча оказалась не так велика, как они предполагали, но и того, что есть, хватит, чтобы пираты были готовы пойти на всё.
В дверь капитанской каюты осторожно постучались.
— Да, — громко крикнул Гасконец.
— Вызывали, капитан? — и в каюту боком протиснулся невысокий француз Андре, родом из Анжу, что было явно видно по его унылому красному носу, обвитому синими прожилками матёрого любителя вина. И который торчал из центра его белого лица как ультрасовременный водопроводный кран из покрытой белым кафелем стены.
— Свари кашу этому гачупину, — и он кивнул на Эрнандо.
— Кашу… ему, зачем?
— Потому что это приказал тебе твой капитан, ты понял, Анннндре! — растянул, клокоча от ярости, Гасконец имя кока.
— Есть, капитан! Я всё понял, капитан! Я всё сделаю, капитан, — быстро затараторил кок. У нас есть ещё и рис, и маис. Я мигом, капитан, — и он быстро выскочил из каюты.
— Каша тебе будет, а пока ответь мне на один вопрос, гач…
— Перестаньте меня называть гачупином! Меня зовут Эрнандо, и я хочу побыть хоть немного человеком, а не быдлом и скотиной.
— А что тут такого, испанишка?
— Вот именно поэтому я и не желаю слушать это от вас.
Гасконец притворно разозлился.
— Ты сейчас заново упадёшь за борт, и теперь уже навсегда!
— Кому суждено сгореть, тот не утонет, — философски заметил я, — к тому же, вы пообещали, что покормите меня кашей, а слово капитана на корабле — закон.
— А ты что, знаешь законы берегового братства и чтишь его кодекс?
— Нет, не знаю, — ответил я. Но морские законы одинаковы везде и слово капитана корабля — это слово капитана корабля, не больше и не меньше.
— Гадкий падре, ты с ним всего три недели, а уже научился от него всякой гадости.
— Хорошо, будет тебе каша. А пока её варит кок, ответь мне на один вопрос. Мне нужно определить, где мы находимся. Если ты поможешь нам, то я обещаю тебе сносную жизнь и питание наравне с командой.
— Не только мне, но и падре!
— Тебе и половину пайки падре.
— Согласен, — недолго подумав, ответил я. Не в нашем положении было торговаться, но и вяло кивать головой, утирая слюни и сопли, мне не хотелось. Гулять, так гулять! Играть, так играть! Воевать, так воевать! А какой русский не любит быстро получать… по башке. И снова её совать туда же.
— Хорошо, ты сможешь определить по солнцу и по магнитным азимутам, где мы сейчас находимся. Или у тебя есть способность чувствовать морскую магию?
— Определить, наверное, я не смогу, — честно ответил я, — меня не учили пользоваться приборами, но по карте, возможно, смогу. Только мне нужен какой-нибудь предмет, имеющий отношение к навигации. Он мне поможет, только этот прибор должен быть моим и находиться у меня, и я тогда смогу указать правильный путь, — сорвалось с языка помимо моей воли.
Почему я так сказал, я и сам не мог дать себе отчёт, но вот такое чувство у меня было, и оно было очень сильным, я просто знал, что смогу найти выход из этой ситуации. А ещё… А ещё я очень хотел получить в своё пользование астролябию. С ней у меня был шанс сбежать, без неё, наверное, нет.