Однако успех эксперимента зависел от того, насколько решительно его стали бы проводить в жизнь. Через два года обо всех заявлениях уже было забыто, и законодательная деятельность прекратилась. Когда, например, король попытался облегчить бедственное положение ткачей с помощью закупок государством шерстяного сырья и перераспределения его среди прядильщиков в каждом районе, обнаружилось, что правительству недостает административного опыта, властных полномочий и простого умения наладить сотрудничество между мировыми судьями в этом вопросе. Намеченный план так и не был реализован, и эта неудача нанесла урон престижу правительства, и мировые судьи еще больше его возненавидели.
Однако король все еще продолжал быть источником правосудия. С помощью Тайного совета и Канцлерского суда он мог исправлять ошибки любого суда в королевстве, а таких ошибок было множество.
Высокие издержки судопроизводства и коррупция были основными пороками судебной системы. У юристов были большие гонорары, составление документов обходилось дорого, в каждом суде имелось невиданное количество клерков, переписчиков, привратников. Каждый стряпчий ожидал соответствующего вознаграждения за свои труды, каждый клерк был готов оказать дополнительную помощь той тяжущейся стороне, которая заплатит больше, а если она забыла это сделать, то обязательно ей навредят. Вокруг судов толпились лжесвидетели, стремившиеся заработать на своем позорном ремесле. Рассмотрение дел могло затягиваться до бесконечности подкупленными клерками, и люди несли от этого большие убытки. Ни один человек не сомневался, что богач, и к тому же со связями, мог выиграть процесс против неимущего бедняка. Случалось, причиной судебных дел становилась простая месть; крупный землевладелец имел чуть ли не всех судей у себя в кармане. Многие власти предержащие брали взятки, и, согласно свидетельству венецианского посла, которого потрясла подобная практика, такое поведение считалось вполне естественным и безобидным.
Но все равно закон почитали и в него твердо верили. В большинстве случаев в судах рассматривали дела людей, принадлежавших к одной и той же социальной группе, когда разница во взятке – в четыре или шесть пенни – не столь сильно влияла на окончательное решение суда. Существовало убеждение, что, несмотря на нечестность и взяточничество в судах, закон должен работать.
Канцлерский суд, обязанностью которого было обеспечить защиту каждому юридическому лицу, кому не давало такую возможность общее право, был в то время, по общему признанию, самым дорогим и наиболее коррумпированным судом в королевстве. Это был суд, который защищал интересы сильных мира сего, тех, кто имел влияние при дворе, тех, кто намеревался с его помощью бороться со своими соперниками или даже разорить их. Суд по делам опеки, самый непопулярный суд в королевстве на протяжении нескольких поколений, вызывал у мелкопоместных дворян страх и ненависть, так как незаметно для общества стал не чем иным, как средством получения доходов для короны за счет любого имущества, унаследованного несовершеннолетним гражданином, любого оспариваемого завещания. Оба этих суда всячески затягивали рассмотрение дел, к чему приложили руку продажные вымогатели-клерки.
Суд Звездной палаты, наиболее важный из прерогативных судов, имел лучшую репутацию, хотя и не безупречную. По сути, это был совет при короле с двумя главными судьями. Суд был создан Генрихом VII с целью защиты подданных от произвола власти. Звездная палата имела право наказывать взяточников и шантажистов, могла вмешиваться в судебный процесс, чтобы защитить простого человека от преследования со стороны какого-либо надменного богача, и она же могла призвать мирового судью к порядку. Но суд, созданный с целью пресечения злоупотреблений, сам стал их жертвой. Король хотел заставить замолчать критиканствующие голоса, обличавшие суд, правительство и Церковь, а также, по его мнению, тех его противников, кто клеветал на его друзей и священников. Намереваясь заставить своих подданных бояться его власти, он прибегнул к наложению больших штрафов и санкционировал унизительные наказания. Ему не удалось запугать своих подданных, они лишь потеряли веру в Звездную палату как защитника их интересов и стали относиться к ней с подозрением.
Королевскому совету подчинялись еще три суда: Суд Севера в Йорке, Суд Уэльса и Валлийской марки в Ладлоу и Суд Замковой палаты в Дублине. Эти суды должны были, имея право на применение карательных и оборонительных мер, способствовать упрочению королевской власти на периферийных территориях его владений. Они предоставляли лорду-президенту Севера, лорду-президенту Уэльса и Валлийской марки и лорду-наместнику Ирландии необходимые полномочия для сдерживания честолюбивых устремлений могущественных лордов, которые в этих отдаленных областях могли нарушать права подданных его величества. Из всех трех судов только Суд Уэльса вызывал меньше всего нареканий. Его возглавлял граф Бриджуотер, который старался держаться в стороне от политики. Обязанности лорда-президента Севера и лорда-наместника Ирландии выполнял одновременно виконт Уэнтворт, что было для него нелегкой задачей. Он придерживался более твердого курса, чем Бриджуотер. Его усилия были направлены на защиту простого народа от произвола крупных землевладельцев. В Ирландии монаршее правосудие вершилось быстро, без проволочек и подкупов, что было положительно воспринято населением.
Наихудшей чертой судов прерогативы было то, что они поощряли доносительство. Они не всегда были достаточно компетентны, чтобы отличить ложную информацию от правдивой. Невиновный человек, представ перед Судом Звездной палаты, мог в равной мере легко пострадать наравне с преступником по ложному доносу. Любые случайно вырвавшиеся во время ссоры гневные слова могли быть неверно истолкованы осведомителем. Некий здравомыслящий судья высказал простую мысль, что если доносители будут и дальше в таком темпе продолжать свою работу, то каждая склока в стране будет рассматриваться на Королевском совете.
В череде событий одно вызвало особенную критику со стороны мирян и юристов. Суд Высокой комиссии начал тесно сотрудничать с Судом Звездной палаты, церковный суд и светский объединились, чтобы вершить жестокое правосудие. Когда доктор Александр Лейтон, пуританский проповедник, написал памфлет, обличавший англиканских епископов, Суд Высокой комиссии лишил Лейтона сана, а Суд Звездной палаты приговорил его к публичной порке и пожизненному заключению.
В ту эпоху, когда клеймение и порка были обычными наказаниями, прерогативные суды не обладали монополией на жестокость, но общественное мнение очень четко различало, что есть дозволенное и недозволенное варварство при выполнении приговора. В строго иерархическом обществе многое зависело от социального положения жертвы. Все понимали, что юристы, врачи и клирики, имевшие университетское образование, носившие чистое белье, черные мантии, шляпы и перчатки и писавшие слово «дворянин» после своей фамилии, не должны были подвергаться физическому наказанию, которое было уделом визгливых проституток и пьяных бродяг. Когда палач, готовый пустить в дело плеть, вежливо обращался к своей жертве «сэр», было понятно, что сложилась ненормальная ситуация.
Прерогативные суды имели еще одну зловещую особенность. В Англии, согласно общему праву, было невозможно применение пытки при дознании. На нее мог дать разрешение только король. Известный юрист Джон Селден размышлял: «Дыбу нигде не используют так, как в Англии. В других странах к ее помощи прибегают, если при следствии применяется принцип semiplena probation, то есть „половинчатого доказательства“, когда для того, чтобы получить полное доказательство вины человека, в случае если он не сознается, его вздергивают на дыбе. Но здесь, в Англии, они просто пытают человека, неизвестно зачем, не во время судопроизводства, а просто когда кто-то попросит». Король Иаков поступал так неоднократно, король Карл прибег к этому только один раз. К сожалению, подозреваемый оказался невиновен.
Добейся король того, чтобы суды прерогативы были уважаемы, добейся он подлинного контроля над мировыми судьями, то прошел бы по пути превращения его власти в реальную власть далеко вперед. Но он не мог сосредоточить свое внимание на одной цели. Зачастую он просто хотел получить сиюминутную выгоду. Он занимал трон двенадцать лет, семь из них правил без помощи парламента и не участвовал в войнах. И все же было понятно каждому вдумчивому наблюдателю, что он не снискал в народе доверия к своей власти и не смог укрепить ее настолько, чтобы не нуждаться во всенародном одобрении.
Причину плохого управления, или, если выразиться точнее, отсутствия управления, следовало искать в его администрации. Для воплощения в жизнь своих планов Карл нуждался в таких министрах, которые были у королевы Елизаветы, рассудительных и целеустремленных в своем служении стране. Но, по сути, советники короля были слабы и продажны, сам Совет раздирали противоречия.
Правительство Англии не могло осуществлять свою деятельность из-за Королевского совета, точнее, сплоченной группы внутри его, которую называли «кликой», или Кабинетом. В критические моменты, или в особых случаях, когда лорд-наместник Ирландии приезжал с отчетом, король присутствовал на заседании Совета. В обычных случаях он посещал его редко, так как Совет состоял из людей, которые постоянно находились при дворе или занимали там важные должности. Королю было удобней узнать мнение каждого члена Совета по отдельности в любое подходящее для него время. И поскольку принимать окончательное решение было его прерогативой, наиболее важные из них он принимал наедине.
Совет, по существу, был советом придворных. Почти не делалось попыток найти какого-либо наиболее опытного человека для решения той или иной важной проблемы. Король предпочитал выбирать из своих друзей и слуг тех, кто был наиболее близок ему по своим взглядам. При этом он опирался на ничем не обоснованную уверенность, что они обладают глубокими познаниями и необходимыми навыками управления. Среди этой случайно сложившейся группы аристократов и судебных чиновников выделялись несколько человек. Это был Уильям Сесил, граф Солсбери, один из наименее видных государственных деятелей, представитель выдающегося семейства, известный своей предусмотрительностью и скупостью, никогда не имевший своего мнения. Это был Филип Херберт, граф Пемброк, который скрывал свое коварство под маской шута; у него был раздражительный властный характер, он не стеснялся крепких выражений и хвастался своей неграмотностью, что было исключением в культурном обществе. Он сохранял благоволение короля отчасти из-за того, что мог организовать самую лучшую охот