Справедливое начало не было исключительно делом Господним; сторонники короля и епископы были хорошо осведомлены, что сопротивление было организовано и вдохновлялось группой дворян, юристов и священников. Бунты зачастую возглавляли женщины, точнее, особая порода решительных старух, чьи резкие высокие голоса можно услышать во время уличных споров в Южной Шотландии. Ни эти женщины, ни мужчины и мальчишки, которые присоединились к ним и преследовали на улице епископов, не действовали бы так целеустремленно, если бы не было руководящей руки, объединявшей их, которая поддерживала бы их гнев и направляла в нужном направлении в нужный момент. Но фанатизма, творившего с ними ужасные вещи, им было не занимать. Религиозным и национальным чувством значительного большинства населения южных областей Шотландии управляли несколько дальновидных и опытных политиков, которые знали, как их лучше использовать. Однако само чувство было глубоким, широко распространенным и ни в коей мере не иррациональным. Те священники, дворяне и юристы, которые стояли во главе движения, были не менее искренними в своей вере, они разбирались в политической стратегии и могли заранее просчитывать свои шаги.
Самым видным противником церковной политики в Шотландии еще со времени начала правления Карла был Джон Лесли, граф Роутс. Это был человек 40 лет, прирожденный лидер, упорный, независимый, имевший большой политический опыт. Его земли были разбросаны по различным областям, одни в Файфе, другие в Элгине; это была персона влиятельная, хотя графа невозможно было сравнить с такими аристократами и вождями кланов, как Хантли или Аргайл. Он был довольно набожным пресвитерианином, но политическая сторона дела всегда была для него более важной, чем духовная. Будучи шотландцем, он был против любой попытки унифицировать церкви Шотландии и Англии. К тому же как аристократ, предки которого имели свою долю от конфискации церковного имущества в эпоху Реформации, он был против восстановления епископальной формы правления и против попыток короля вернуть епископам их прежние земельные владения.
Его поддерживали другие шотландские лорды, в основном из Лоуленда, южной низинной части страны, – Балмерино, Лотиан, Линдсей, Лаудон, Кассилис. Не раньше середины октября один молодой человек, личность более сильная, чем все эти лорды, решил посвятить себя всеобщему делу и стал после Роутса его движущей силой. Джеймс Грэм, граф Монтроз, 25-летний юноша вернулся недавно из поездки по Европе, он был образован, остроумен и галантен. Новость, что он подписал Обращение против принятия нового молитвенника, вызвало смятение среди епископов, так как некоторые из них знали его лично, и он был всегда, как им казалось, дружествен с ними. Все считали, судя по его предпочтениям, по его друзьям и его путешествиям – он длительное время жил в Италии, учился в Падуе и посетил Рим, – что он станет человеком короля. Но Монтроз, несмотря на его европейский лоск, был верующим кальвинистом и гордился независимостью своей страны. Это были причины, которые побудили его потратить свое состояние на дело оппозиции. Ошибались те, кто говорил, что его побудил сделать выбор холодный прием у короля, когда граф посетил Лондон. Монтроз был ценным новобранцем для оппозиционной партии аристократов. Его благородные манеры и привлекательная внешность не в последнюю очередь помогли ему стать притягательным лидером.
Молодой Арчибальд Джонстон, лэрд Уорристон, современник Монтроза, был человеком другого социального происхождения, иных дарований и совершенно иного характера. Его семья принадлежала к мелкопоместному дворянству – джентри, но его отец был успешен в торговле, и сын наследовал его проницательный деловой ум. Со стороны матери его предки занимались адвокатской практикой, и Арчибальд тоже решил стать юристом. К 30 годам он уже был одним из ведущих адвокатов в судейском корпусе Эдинбурга. Уорристон был не просто религиозным фанатиком; дневник, который он вел, отражает его духовную жизнь, он открывает человека, находившегося на зыбкой грани сумасшествия. Его дар логики и предвидения, хорошая память и умение сосредоточиваться на главном не были подкреплены здравым смыслом и человеческим пониманием. Он мог проанализировать любой текст из Священного Писания, но был не в состоянии критически разобрать его; был доверчив до абсурда, по причине неосведомленности мог быть нетерпим к какому-либо вопросу, был не способен проанализировать свои чувства и мотивы своих поступков. Для такого ограниченного ума долгие часы, проведенные в молитве, что было в обычае у пресвитериан, означали только то, что он ежедневно упражняется в самообмане. «В течение двух или трех часов меня охватывает чувство великой свободы и небывалой близости к Богу, – пишет он. И продолжает: – Господь все это время разумно, могуче и проникновенно говорит во мне и обращается ко мне, молясь во мне и отвечая мне. – В холодном поту от испытываемого им ужаса и преданности Богу он внезапно осознает: – Я был предназначен для вечного спасения, и мое имя записано в Книге жизни». Он испытывает невыразимое чувство воодушевления от осознания, что не только будет прославлен после смерти, что это «слишком малая милость, которой одарены все Его святые и избранные, но что Он еще в этой жизни прославит Себя видимым образом в моей жизни и смерти». И Уорристон также знал, что, каким бы недостойным созданием он ни был, он был главным орудием Бога, с помощью которого удастся добиться «благоденствия Его церкви, низвергнуть Сатану, уничтожить Антихриста и утешить всех праведников». Это поразительное откровение о его миссии произвело на него такое впечатление, что его шатало «словно пьяного». Такому его состоянию способствовала также меланхолия и горькая жизнь.
Подобные мысли одолевали Уорристона в перерывах между его повседневными занятиями: мятежная партия Шотландии решила использовать его интеллект в одном важном деле. В настоящее время он изучал Символ веры 1580 г., с помощью которого шотландцы однажды попытались упрочить пресвитерианскую церковь Джона Нокса.
Главным вождем клириков был Александр Хендерсон, священник из Леучаса в Файфе. Он был старше всех светских представителей оппозиции, ему было далеко за пятьдесят. Хендерсон приобрел опыт общения с людьми за тридцать с лишним лет служения в большом приходе, хорошо понимал людей и терпимо относился к их недостаткам. Его заслуги могли способствовать его переводу на более важную должность, но его известное всем неприятие епископата препятствовало его переезду в Эдинбург или Стирлинг. С самого начала противостояния он выдвинулся в первые ряды борцов против использования новой богослужебной книги и подписал петицию за ее отмену. Хендерсон выделялся среди своих современников честностью и великодушием. Он был твердо предан учению церкви и ее богослужебной практике, но уважал мнение других людей, ему была присуща терпимость, но не уступчивость. Он был хорошим дипломатом, потому что был способен понимать отличное от его взглядов мнение и мог отвечать на него аргументированно, но без гнева. Иногда в разговоре он мог быть вспыльчивым, но это скорее добавляло ему авторитета.
Это были основные вожди оппозиции. Два человека еще не заявили публично о своей поддержке, но уже заключили частное соглашение с мятежниками, это были – Арчибальд Кэмпбелл, лорд Лорн, и сэр Томас Хоуп, оба бывшие членами Королевского совета. Лорд Лорн, старший сын графа Аргайла, уже владел землями своего отца и был в действительности главой аристократического дома и вождем самого большого клана в западной части горной Шотландии. Ситуация была необычной. Его отец, старый коварный буян, укрепил свою власть, одержав верх над мятежными кланами, чьи земли примыкали к владениям его людей, но был вынужден бежать из страны от кредиторов. С тех пор прошло уже двадцать лет. За это время старик перешел в католичество во Фландрии и поступил на службу к королю Испании. Его поместья были заложены, а его сын, которому исполнился 21 год, стал графом Аргайлом, но только по титулу.
Лорд Лорн за то время, что он управлял большими поместьями своего отца, привел в порядок расстроенные финансы дома Аргайл. Он также пресек разбойные набеги клана Макгрегор и победил на суше и на море пиратский клан Макдональд. Лорн обладал замечательными организаторскими способностями, четко видя, в чем заключается его выгода. Он построил небольшой рыболовный флот и занялся мелкой прибрежной торговлей в тех деревнях, которые располагались в многочисленных бухтах изрезанного морского побережья. В это время он был самым богатым и могущественным аристократом в Шотландии.
Тем не менее его внешность не соответствовала представлению, каким должен быть вождь клана и именитый аристократ. Лорн был небольшого роста и невзрачного вида, некрасив, с багровым невыразительным лицом и легким косоглазием. Наряду с физическими недостатками ему были присущи осторожность и скрытность. У него отсутствовало обаяние. Но его упорство и настойчивость в достижении цели производили впечатление. Исключительно глубокий интеллект графа был виден всякому, кто имел с ним дело. Коллеги уважали его, а клан относился к нему с боязливым почтением.
Лорн был убежденный и набожный пресвитерианин, хотя, находясь в составе Королевского совета, ему приходилось поддерживать политику короля. Сэр Томас Хоуп, баронет Крейгхолла, лорд-адвокат Шотландии, находился в том же стеснительном положении. Ученый и практикующий юрист с более чем сорокалетним опытом судейской практики, Хоуп должен был скоро отпраздновать свое семидесятилетие. Он был признан самым лучшим юристом своего времени в Шотландии. Его мать, Жаклин де Тотт, происходила из голландской семьи, и Хоуп, зажиточный коммерсант с торговыми интересами в Шотландии и Нидерландах, был среди тех, кто защищал экономические и религиозные интересы своей страны, поддерживая тесные связи с Амстердамской биржей и с проповедниками Лейдена и Дордрехта.
Его суждения были точны; у него был вспыльчивый нрав, однако действовал он всегда осторожно, но решительно. Он скопил немалое состояние и был основателем большой династии. Хоуп не упускал личной выгоды; он мог упорствовать в том, что считал верным, шла ли речь о Божьем Законе или о Шотландии. Несмотря на то что у него был критичный ум, он уверял, что во время своих молитв слышал голос Бога, который ободрял его.