В феврале шотландцы приняли обращение к народу Англии, и этот документ, как в печатном виде, так и в рукописном, распространялся из рук в руки по всей стране. В Пенрите был задержан странствующий торговец, заплечный короб которого был заполнен множеством экземпляров этого обращения, еще один коробейник распространял его в окрестностях Манчестера, а клирик в Бедфордшире был приговорен к позорному столбу за то, что раздавал рукописный вариант этого документа. Смелые рифмоплеты слагали оскорбительные скверные стишки, направленные против Лода и епископа Рена, зачитывали на рыночных площадях, прибивали к дверям домов, даже разбрасывали рядом с королевскими дворцами. Там, где собирались хотя бы трое обывателей, двое из них обязательно ругали правительство, в пивных пили за здоровье отважных шотландцев, проклиная «папу из Ламбета», то есть Лода.
Проведенный по приказу генерального секретаря короля Уиндебэнка обыск в конторе почтмейстера дал доказательства, что уже давно подозревали: шотландцы состояли в дружественной переписке с некоторыми наиболее влиятельными людьми в Англии. Лорду Бруку, вождю аристократов-пуритан, намеревались предъявить обвинение, но король, проявив осторожность, решил оставить его в покое. Он не желал ничего знать о реальной силе оппозиции.
С приходом весны покой лондонских улиц нарушило пришествие громогласной, с безумным взглядом пуританской пророчицы леди Элеоноры Дейвис, которая предсказывала окончательную гибель города еще до наступления Пасхи.
Архиепископа преследовали дурные предчувствия даже во сне. Ему пригрезилось, что король собирается взять в жены вдову священника, и он просит его провести обряд бракосочетания. Но тщетно он пытался обнаружить в своем молитвеннике потребные для совершения таинства молитвословия. После пробуждения он мог заняться более прозаическими делами – к примеру, продолжить свою кампанию против Валлонской общины в Кентербери, которая не причиняла ему столь большого беспокойства, как шотландцы.
Были в жизни архиепископа и более приятные занятия, которые поднимали его настроение. Он вел переписку с Эдуардом Пококом, оксфордским преподавателем арабского языка, которого направил в Константинополь на поиски древнегреческих рукописей и которому посоветовал также посетить гору Афон. Из своей коллекции он подарил университету Оксфорда 576 книг на древнееврейском, арабском и персидском языках. В своем родном городе Ридинге учредил фонд помощи нуждающимся людям.
Король, со свойственным ему оптимизмом, продолжал верить, что молчаливое большинство населения Шотландии поддерживает его и «только ждет человека, который возглавил бы их и обеспечил поставку оружия», чтобы выступить против ковенантеров. Эта надежда не была беспочвенной. Некоторые из тех, кто первоначально проявил равнодушие к происходящему, были вынуждены из-за агрессивного поведения ковенантеров с запозданием, но все же начать сопротивление. Неожиданно вспыхнули волнения на землях клана Кэмпбеллов, и Гленорхи, второй после Аргайла вождь клана, столкнулся с непредвиденными трудностями со сбором подписей под Ковенантом. Был момент, когда, казалось, вспыхнет бунт против принятия Ковенанта даже среди сторонников Аргайла в Западной Шотландии. Сопротивление было быстро подавлено, и горцев под угрозой сурового наказания заставили принять Ковенант.
Соседями Кэмпбеллов был клан Огилви, чьи земли лежали восточнее у подножия Северо-Шотландского нагорья. Лорд Огилви и его люди были стойкими роялистами, но у них не было ни достаточно сил, ни выгодного стратегического положения, чтобы они могли на что-нибудь влиять. Наиболее видным роялистом в Шотландии был маркиз Хантли, под началом которого было по меньшей мере 2 тысячи воинов. Кроме того, горцы в большинстве своем не любили жителей равнин и относились к ним с враждебностью. Но для большинства представителей этих гэльских народов – охотников, воинов, скотоводов – политика короля значила гораздо меньше, чем отношения древней вражды или дружбы между их вождями. Многие из них из чувства соперничества или из-за нелюбви к клану Гордонов подписали Ковенант. Еще не появился такой лидер, который смог бы вдохновить их на общее дело, а ковенантеры верили в свое предназначение. Они с таким же презрением смотрели на ирландские войска, которые лорд-наместник должен был послать на помощь королю.
Александр Лесли, командующий ковенантеров, не был выдающимся военным гением, но был опытным организатором. У шотландцев не было более достойных войск, чем кавалерия, на создание которой сэр Джон Саклинг потратил большие деньги. Те люди, кто не был бойцами, охотно помогали. Священник Бейли, профессор философии в университете Глазго, с приближением войны стал полковым капелланом. Он также закупил несколько мушкетов для армии. Проблемы бракованных пик, бумажных патронташей, отсутствие у пехоты нужного оружия и коней для кавалерии не приводили шотландцев в отчаяние. Профессиональные воины, вернувшиеся из Германии на родину, чтобы участвовать в Священной войне, были распределены по всем воинским частям страны для обучения молодых новобранцев обращению с пикой и мушкетом. Патриархальная система общества делала более легким призыв, чем в Англии. Кроме Аргайла, не было ни одного крупного вождя кланов со своими людьми, который поддерживал бы ковенантеров. Для шотландцев война была привычным делом, теперь им сослужили добрую службу их профессиональный военный опыт и боевые традиции. Было прекрасно организовано снабжение армии и транспорт. Изготовление повозок, литье пуль планировались заранее; было известно, какое количество пороха и запальных фитилей должен иметь при себе мушкетер, какое оружие нужно произвести в случае нехватки мушкетов, что необходимо было иметь в первую очередь и без чего можно было обойтись.
Самой главной проблемой были деньги, чтобы доставить людей в места сбора из отдаленных областей страны и снабжать их всем необходимым. Горожане Эдинбурга оказали щедрую поддержку рекрутам, отчасти благодаря горячим проповедям священников, «призвавшим граждан порастрясти свои кошельки». Вопрос поставки пшеницы для армии был решен простым образом: ее забирали из житниц тех крестьян, которые не подписали Ковенант. Энтузиазм в деле поддержки ковенантеров в Эдинбурге и его окрестностях был большей частью искренним, и путешественники, побывавшие в Шотландии, рассказывали, что женщины Эдинбурга и Лейта помогали мужчинам в строительстве городских укреплений – носили землю для возведения крепостных валов в корзинах и передниках.
Аргайл, который защищал запад страны от вторжения со стороны Ирландии, приказал своим арендаторам приступить к строительству морских лодок. Им предстояло патрулировать протяженное и уязвимое побережье. Он оттеснил Роутса на второе место и возвышался над всеми в своем величии. Он намеревался в будущем подобрать среди своих родственников от 12 до 16 молодых джентльменов в качестве своей почетной охраны.
Молодой Монтроз, получивший начальные военные познания в военной школе во Франции, учился практике войны у Лесли с потрясающей скоростью. Первая бескровная операция войны была проведена под его командованием. На второй неделе февраля 1639 г., находясь в Перте, он получил известие, что Хантли объявил сбор своего клана в Таррифе, в самом сердце владений клана Гордонов. Монтроз с отрядом мушкетеров быстро прошел через перевал в Грампианских горах и ранним утром занял Тарриф, за час или два до того, как сюда прибыл Хантли и члены его клана. Хантли, не имея инструкций от английского командования и опасаясь последствий, в случае если он начнет войну, косо взглянул на захватчиков, вторгшихся в его страну, но подумал, что будет лучше не бросать им вызов. И распустил своих людей по домам.
В это время в Дублине появился граф Антрим и выступил с заявлением, что он наберет 10 тысяч пехотинцев и 300 коней и переправит их в Шотландию на судах, которые он построит. Вентворт, который знал, что Антрим не сможет получить заем в 300 фунтов ни у одного торговца в Дублине, настолько низка была его кредитная репутация, не обратил внимания на эти «пустые детские предложения». Молодой человек употребил все силы, чтобы донести до совета наместника свои большие планы. Он просил выделить ему порох и дробь из королевского арсенала, затем поспешил в свое поместье и распорядился рубить строевой лес для постройки кораблей, но обнаружил, что плотники не могут делать мачты. Он воспользовался размерами, предоставленными ему королевскими верфями, но они оказались неверными, а мачты не подходили для судов. Потом Антрим снова появился в Дублине со своим компаньоном, который должен был отправиться вместе с ним на завоевание Шотландии, и Антрим просил наместника в преддверии ожидавшихся великих дел посвятить их обоих в рыцари.
Смех Вентворта скрывал его глубокую обеспокоенность. Сообщения из Лондона в Дублин приходили с опозданием, информация была скудной и тревожной. Королева вмешивалась в военные назначения, пуритане бунтовали, военные приготовления короля были явно недостаточными. Из многих деталей перед взором Вентворта складывалась мрачная картина. Со своей стороны он направил 500 солдат для укрепления гарнизона Карлайла, он хотел верить, что и остальные королевские гарнизоны столь же защищены. Ирландия приходила в движение, что не могло не тревожить. О'Бирнсы совершали грабежи и поджоги в горах Уиклоу, налеты происходили в Донегале, непокорных шотландцев в Ольстере пришлось принудить дать клятву верности королю. Почти весь королевский флот покинул порты Ирландии, получив приказ установить блокаду восточного побережья Шотландии и воспрепятствовать ее торговым связям с континентом. С этого момента моряки с рыбачьих баркасов и купеческих судов Ольстера перестали обращать внимание на таможенников и установили тесные связи с ковенантерами. Пиратский корабль из Дюнкерка вошел в гавань Дублина средь бела дня, взял на буксир и увел за собой голландское торговое судно. Такое происшествие могло вызвать только неуважение к королевской власти. Вентворт наконец-то понял, но, увы, слишком поздно, что его правитель очень сильно рискует. 21 марта он отправил письмо королю, призывая его пересмотреть свой план и отложить военные действия, чего бы это ни стоило.