Эстли был недоволен, что линии коммуникаций сильно растянуты, а часть высшего командования армии находилась в Лондоне. Королевский секретариат в значительной мере виноват, что многое пошло не так, как намечалось. Были планы поставить повозки для армии в качестве основного транспортного средства и переносные печи в большом количестве для выпечки хлеба. Чиновники в Лондоне заявили, что они прекрасно справились со своей задачей и заключили все необходимые для поставок контракты, а на Севере войска не получили ничего из того, что было обещано. «Не важно, что вы и ваши коллеги думают о своей работе в вашем комитете, но важно, что мы в итоге имеем». Так говорили в армии.
Король не щадил себя. Когда разбивали лагерь, он, меняя лошадей, скакал из одного его конца в другой, следил, как подвигается работа, и подбадривал людей. Его добросовестное отношение никак не могло компенсировать нехватку военного опыта. Но солдаты, голодные, насквозь промокшие и всем недовольные, были поражены его активностью и встречали его с неким подобием энтузиазма. Король посчитал это знаком, что они готовы воевать. Но это было не так. Постепенно нараставшее недовольство начало уступать место подспудному чувству страха. Слухи о грозной силе шотландцев множились, и зловещее затишье на границе только нагнетало тревогу.
1 июня лорд Арунделл в сопровождении блестящей свиты, в форме графа-маршала Англии перешел Твид и ступил на землю взбунтовавшегося королевства Шотландии. В первой же деревне он зачитал собравшимся босым женщинам и глазевшим на все с удивлением детям обращение короля Карла, призывавшего своих подданных к повиновению. При этом не было замечено ни одного мужчины. Когда церемония закончилась, женщины предложили продать солдатам яйца и молоко. Затем солдаты Арунделла, купив какое-то количество яиц, вернулись обратно.
На следующий день в праздник Пятидесятницы Карл слушал проповедь в своем шатре. К вечеру пришли известия, что войска шотландцев под командованием Лесли находятся в одном дне пути от Келсо. Пришло время действовать. Тысяча кавалеристов, которыми командовал лорд Холланд, вышла в направлении Келсо на следующий день с первыми лучами солнца. Порядок войск на марше вызвал ссору между графом Холландом и графом Ньюкаслским. Валлийские части, или, как их называли, войска принца Уэльского, которые находились под командованием графа Ньюкаслского, получили от Холланда приказ занять место в тылу. Граф потребовал поставить их только в авангард, сказав, что предпочтет свернуть знамена валлийцев, но не даст их опозорить.
Кавалерию в начале марша сопровождали 3 тысячи пехотинцев, но Холланд не принял во внимание скорость их движения, и, когда подошел к Келсо, пехота осталась где-то далеко позади. Положение становилось опасным; летний день клонился к закату, вокруг был обманчиво мирный пейзаж, но покатые холмы, поросшие кустарником, представляли собой идеальное место для укрытия. И тут Холланд увидел многочисленные колонны шотландской пехоты, выстроившиеся полумесяцем и приближавшиеся к его отряду. Он отдал приказ своим людям остановиться. Шотландцы также остановились. Обе стороны взирали с подозрением друг на друга. У шотландцев был всего лишь небольшой кавалерийский отряд, но пехота выглядела вполне профессионально и подавляла своей численностью. Холланд отправил трубача к Лесли с требованием отступить, трубач вернулся с ответом, что отступить следовало бы Холланду. Не зная, что предпринять, он все же развернул свою кавалерию и бежал, преследуемый криками презрения шотландцев.
Новость об их позорном бегстве быстро распространилась по окрестным деревням. Тем временем в Бервике два офицера короля, облокотившись на парапет моста, рассуждали, какая участь ждет отправившихся в поход кавалеристов. Их разговор грубо прервал проходивший мимо шотландец, который сообщил им о бегстве Холланда. Известие подтвердил лично Холланд, вернувшись вместе со своим отрядом. Чтобы скрыть свой позор, кавалеристы распустили слух, что их сознательно хотел заманить в ловушку случайный проводник и что винить следует только его. Это был, как они рассказывали, один из местных жителей, подосланный Арунделлом, и к тому же католик. Было не совсем логично подозревать в содеянном католика, ставшего на сторону ковенантеров, но кавалеристы короля не блистали логикой. Разгневанный Арунделл встал на защиту проводника-разведчика на том основании, что принес много пользы в борьбе с шотландцами еще в правление Елизаветы.
Как раз в это время король получил личное послание от лорда-наместника Ирландии. Вентворт, испытывавший все большее беспокойство по поводу происходивших событий, тревожился, как бы король не потерпел военное поражение от своих взбунтовавшихся подданных. Он направил к королю энергичного шотландца Джона Лесли, епископа Рафо из Ольстера. Преданный ему и достойный доверия клирик пытался убедить короля отказаться от своего плана вторжения в Шотландию этим летом. Карл все еще колебался, в то время как армия ковенантеров во всеоружии уже показалась на противоположном берегу Твида. Она работала быстро и сноровисто, устроив лагерь, разбив палатки и соорудив временные постройки из дерева и торфа. Король внимательно наблюдал за ними через подзорную трубу, и его не испугала их близость и многочисленность.
Хотя местные фермеры решили продавать свою продукцию только англичанам, которые платили довольно скупо, шотландцы, независимо от этого, сумели правильно организовать свое снабжение. Александр Лесли смог добиться многого – было удивительно видеть в этом невысоком и невзрачном, с уродливой внешностью человеке такую властную волю. Его отличала дружественная манера общения, но в то же время он твердо придерживался своих принципов, что помогало ему договариваться с непреклонными шотландскими лордами, которые были в его подчинении в ранге полковников. Идеальный порядок в лагере шотландцев был в основном его заслугой. И здесь ему пришли на помощь молодые клирики, которые не только молились и страстно проповедовали, но и владели оружием, подобно солдатам, и работали вместе с ними на строительстве укреплений и рытье окопов.
Каждая рота имела свое боевое знамя, на котором золотом были вышиты слова «За Христовый венец и Ковенант». И в большинстве подразделений был свой волынщик или скрипач для поднятия духа солдат. Это был крепкий народ, не в пример англичанам, закаленный в труде и боях.
Несмотря на то что за полтора года разные люди пришли в партию Ковенанта, религиозное чувство в ней не угасло, за веру люди шли на войну. Даже сэр Томас Хоуп, расчетливый честолюбивый юрист, рассказывал, что в ответ на его молитву он почувствовал, как Бог прошептал ему: «Я сохраню и спасу мой народ». Простой народ не имел никакого материального интереса в войне, полагался только на свою совесть и искренне верил, что Бог на его стороне. Ночами и по утрам в шотландском лагере слышалось пение псалмов, громкие и страстные молитвы возносились к небу. Следует признать, что случались и потасовки, сопровождаемые бранью, но в условиях такой скученности людей избежать подобных инцидентов не представлялось возможным.
В королевском стане царила иная атмосфера. Король, молившийся в своем шатре, представлял себе войну не только как войну за веру, но и как борьбу за власть. Но это война была не за веру ни для лордов Холланда и Ньюкасла, готовившихся к дуэли на французский манер, ни для сына сэра Уиндебэнка, который с тоской вспоминал дорогие лондонские увеселения, ни для сэра Эдмунда Верне, королевского знаменосца, который не считал войну необходимостью, ни для фермеров и пастухов из Херефордшира и Саффолка, Линкольна и Ланкашира, которых против их воли погнали к границе и которые думали о том, как их семьи будут выживать, и о том, как те, кто остался в родных местах, будут ухаживать за их подругами на июньском сенокосе. В отличие от шотландцев, у них не было священников, которые наставляли и вдохновляли бы их. Самых нерадивых священников англиканской церкви сорвали с их насиженных мест и отправили в армию в качестве капелланов. Наиболее набожные из них расхаживали среди солдат с постным видом, что страшно всех раздражало, а другие занимались тем, что жевали табак и выпивали вместе со всеми, что никак не соответствовало их сану.
Король, видя, что солдаты в лагере деморализованы и полны сомнений, созвал в своем шатре совет. Хотя лорды Брук и Сэй, неприязненно относившиеся к нему, покинули его в Йорке, среди оставшихся лордов был силен дух противления. Лорд Бристоль, никогда не бывший в милости у короля и которому было нечего терять, заявил, представляя якобы не только свое мнение, что король должен созвать парламент, прежде чем продолжать свою церковную политику, которая вызвала восстание шотландцев. Разочарованный король, не желая при всех обсуждать этот вопрос, дал Бристолю частную аудиенцию, длившуюся почти два часа. Карл не согласился с его мнением, но в результате разговора с ним ясно увидел, что не может перед лицом столь сплоченной оппозиции надеяться на успех в войне с шотландцами этим летом. Спустя несколько дней после того, как Лондон отказал ему в кредите, он решил завершить кампанию. Король намеренно приостановил реализацию своих планов, но не сменил направление своей политики. Он намеревался навязать свою волю шотландцам, когда у него будут необходимые для этого силы. До тех пор ему оставалось только идти на временные уступки и отделываться пустыми обещаниями.
Переговоры о перемирии начались в английском лагере 11 июня и завершились спустя неделю. Основные представители от ковенантеров были Роутс, Хендерсон и Уорристон. Король вначале держал себя высокомерно, но затем смягчил тон своих речей и произвел на некоторых очень благоприятное впечатление. Король вел себя так, словно это он был шотландцем, говорил аргументированно и со знанием закона, и такое его поведение не могло не понравиться знавшим его шотландцам. Они с пониманием и уважением отнеслись к его глубоким религиозным чувствам, но не принимали его вероучения. Король действовал осмотрительно, не без хитрости в общении с этими людьми, которых надеялся переиграть. Ему доставляло удовольствие вынуждать их делать обескураживающие признания. Когда они завели разговор о возможном праве Ассамблеи решать вопрос об отлучении от церкви, Карл задал Роутсу вопр