Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641 — страница 54 из 84

Королевский совет, с одной стороны, и «Провиденс компани» – с другой представляли собой в преддверии выборов, можно сказать, исполнительные комитеты партии власти и оппозиционной партии. Но в этой особенной и случайно сложившейся политической ситуации главы партий начали свое существование без политических тел. Ни Совет, ни лорды, ни дворяне «Провиденс компани» не могли рассчитывать на поддержку какого-либо органа, который напоминал бы собой политическую партию. Последние семьдесят лет шли разговоры о партии «двора» и партии «страны», но за этими названиями не стояло ничего определенного. У этих «партий» не было ни программы, ни собственной идеологии. Большинство членов палаты общин руководствовались в своей деятельности принципом верности своим семейственным связям, личными обязательствами, и, конечно, они представляли интересы своих избирателей.

Когда дело подходило к выборам, двору приходилось в крайнем случае рассчитывать не на тех, кто поддерживал его политику, а на ум и рвение своих придворных, которые, используя свое влияние и соперничество между кандидатами, помогали своим друзьям снова быть избранными в парламент. Ту же тактику использовали оппоненты двора, лидеры которых, наверное, в первый раз выступали сплоченной группой.

По правде сказать, методы, используемые двором и его оппонентами в предвыборной борьбе в графствах и боро, мало чем отличались между собой. Лорд Сэй поступал не менее предосудительным образом, привлекая двух своих сыновей в ряды оппозиции, чем лорды-роялисты, которые прибегали к поддержке своих домашних и живущих на их иждивении людей, действуя в интересах двора. Придворные, встревоженные появлением все новых местных кандидатов в небольших городах, с возмущением называли их «искателями теплых местечек». Подвластные им клирики произносили политические проповеди о необходимости послушания, но когда пуританские проповедники начинали говорить о политике, то это расценивалось как чудовищное вмешательство в выборы. Конечно, обе стороны вели себя нечестно, и каждая сторона бывала шокирована поведением другой стороны. Когда Эдуард Николас, кандидат двора, потерпел неудачу на выборах в Сандуиче из-за обычной городской сплетни, что он папист, сторонники короля имели законное право подать жалобу. Но таким же правом могла воспользоваться и оппозиция, когда мэр-роялист Гастингса вопреки воле большинства избрал кандидата двора племянника Уиндебэнка.

В начале марта, когда выборы в Англии еще не завершились, Страффорд отбыл в Ирландию, имея при себе приказ короля увеличить численность ирландской армии до 9 тысяч человек и получить субсидии на это от ирландского парламента. Не сомневаясь в успехе, двор уже рассчитывал на помощь этой грозной силы в разгроме шотландцев. Сам Страффорд был большим реалистом и не столь легковерным человеком и на пути в Честер, где он должен был сесть на корабль, написал краткое письмо со спасительным советом. Его раздражало отношение джентри Йоркшира к «корабельным деньгам», и он считал, что они должны держать за это ответ, но у него не было сомнений, что будет достаточно единственной, но решительной победы короля, например, над шотландцами, которую он вскоре одержит, как его власть упрочится. Случившийся некстати приступ подагры задержал его отъезд в Ирландию. К тому же на море задули противные ветры. Парламент заседал уже два дня, когда он прибыл в Дублин и сделал официальное сообщение о распоряжениях короля.

Обе палаты парламента встретили его с почтением и воодушевлением. Публично поблагодарив короля, что он даровал им «такого справедливого и мудрого правителя», они проголосовали за необходимые ассигнования и согласились на увеличение численности армии в течение двух месяцев – до 8 тысяч пехотинцев и тысячи кавалеристов. В то же время епископат Ирландии, собравшись на заседание, также выделил денежную помощь в дополнение к тем субсидиям, за которые уже проголосовал парламент. Страффорду понадобилось меньше недели, чтобы уладить все дела в Дублине, и его корабль с говорящим названием «Доверие» уже мог поднять паруса и отплыть в Англию. Английскому парламенту оставалось только последовать примеру парламента Ирландии.

Двор во время краткой интерлюдии между выборами и заседанием парламента готовился к празднованию Пасхи. На Страстной неделе Лод имел удовольствие представить королю молодого Николаса Феррара, желанного гостя из англиканской общины в Литтл-Гиддинге. Он прибыл, чтобы представить принцу Уэльскому роскошно иллюстрированную Библию, итог кропотливого труда женщин, занятых домашним хозяйством семейства Феррар. Король долго беседовал с набожным и застенчивым юношей, внимательно рассматривал прекрасную книгу и задавал ему вопросы и о ее композиции, и о том, как шла работа над ней. Он высказал сочувствие господину Феррару, который стал заикаться, и обсудил с гостем способы лечения этого недуга. В данном случае может помочь пение, сказал король. Важно сначала про себя произнести законченную фразу, а затем высказать ее вслух. Одной решимости и камешков во рту явно недостаточно, все это бесполезно, он знает это по собственному опыту.

После аудиенции у короля Феррар решил показать книгу принцу в Ричмонде на Пасху. Молодой Чарльз развязал сатиновые ленты на увесистом томе, радостно воскликнув: «Какая красота!» Открыв книгу и обнаружив, что это Библия, мальчик выкрикнул: «Все прекрасней и прекрасней!» А юный герцог Йоркский спросил, не изготовят ли и ему леди Феррар такой же подарок, как у его брата.

В это самое время с четырех сторон света несколько сот джентльменов направлялись в Лондон на открытие парламента. Оно состоялось 13 апреля 1640 г. Король, который не мог произносить длинные речи из-за заикания, поручил лорду – хранителю печати Финчу от своего имени изложить основные направления королевской политики. Финч был хорошо известен всем, как второй подобострастный лорд Верховный судья, который поддерживал все королевские начинания как в парламенте, так и в Звездной палате. Все помнили, как он протаскивал лесные законы в Эссексе и в качестве спикера последнего парламента принуждал некоторых членов палаты общин выступать с позиций короля, а не отстаивать интересы палаты. По всем этим причинам ему меньше всех других мог доверять парламент и откликнуться на его призыв поддержать короля. Кроме того, он не был способен действовать в сложных ситуациях. Десять лет беспрерывного пребывания на своей должности, во время которого удовлетворялось любое его требование, привели к невиданному росту его самомнения. Его речь-обращение к парламенту поразила всех своей надменностью и покровительственным тоном. Он не пытался найти с оппонентами общий язык и пойти им навстречу.

Никогда прежде, торжественно заявил Финч, у страны не было такого доброго короля, такой добродетельной королевы, такого подающего большие надежды королевского потомства. Шотландцы, закоренелые в грехе, взбунтовались. Поэтому от нас, англичан, требуется принять решение о выделении необходимых для немедленного сокрушения мятежников денежных ассигнований. Когда вопрос об этом будет решен, король благосклонно выслушает всех, у кого имеются жалобы. Он добавил, что они должны исправить все недоработки прежних парламентов и немедленно принять подготовленный королевскими советниками билль, имеющий обратную силу, о тоннаже и фунтах на все время правления. То есть было необходимо подтвердить законность таможенных пошлин, которые взимались на протяжении последних десяти лет по более высоким, установленным им недавно ставкам. Когда Финч завершил свою речь, Карл с театральным жестом вручил ему письмо ковенантеров королю Франции. Но разоблачение измены, от которого ожидали всеобщего возмущения англичан против шотландцев, не имело того эффекта, на который король рассчитывал. Содержание письма ни в чем не убедило, не заинтересовало палату общин, в то время как тональность речи Финча сильно их раздражила.

В первую неделю работы парламента жалобы на «корабельные деньги» и королевскую политику в отношении церкви поступили из шести графств, и планы сторонников короля сосредоточить внимание на предательском письме шотландцев расстроил Джон Пим, избранный от Тавистока. Секретарь «Провиденс компани» принимал участие в работе шести предыдущих парламентов, и на его организаторские способности могли рассчитывать и члены нынешнего. Молчаливо его признали своим лидером оппоненты короля, чьи взгляды он изложил в своем аналитическом отчете о королевской политике. Его друзья последовали за ним, и ни спикер Гланвиль, ни два государственных секретаря, ни различные представители двора не смогли свести дебаты к тому ограниченному кругу проблем, которые наметил Финч в интересах короля. Арест лорда Лоудона как предателя за его участие в написании письма к французам и отчет Уиндебэнка о результатах предварительного следствия, представленный Тайному совету, были восприняты палатой общин с таким же равнодушием, как если бы это происходило на Луне.

На шестой день работы парламента критики короля перешли от жалоб к действиям. Они начали настаивать на пересмотре дела Хэмпдена, призвали к расследованию обстоятельств заключения в тюрьму Строда, Валентайна, Хоулса и покойного сэра Джона Элиота и обвинили Финча, исполнявшего тогда обязанности спикера, в попытке срыва заседаний парламента десять лет назад. Это свидетельствовало, что королевские судьи нарушили закон и что назначенный ими канцлер был правонарушителем.

Такое положение сложилось к концу первой недели, когда Стратфорд, который задержался в Честере из-за очередного приступа подагры, наконец-то прибыл в Лондон. Вторая неделя прошла в попытках королевской партии перехватить инициативу в палате общин. Собрание епископов, которое проходило одновременно с заседаниями парламента, проголосовало за предоставление субсидий королю, но ему не удалось провести его так, чтобы оно стало примером для палаты общин. В День святого Георгия, 23 апреля, секретарь Уиндебэнк в приступе красноречия призвал преподнести подарок, чтобы почтить славный день, но палата общин не была тронута подобным обращением и продолжала настаивать на рассмотрении старых жалоб, прежде чем перейти к голосованию о субсидиях. Перечень их был велик – «корабельные деньги», налог, который покрывал расходы на доставку рекрутов на пункты сбора, пока их не поставили на королевское денежное довольствие (coat-and-conduct money), и который взимался прошлым летом, вопрос монополий и многие другие экономические проблемы, парламентские каникулы, нарушение привилег