Пим в своих нападках на Страффорда принял сторону самых беспринципных поселенцев в Ирландии, которые были представлены в английском парламенте. Их многочисленные родственники были готовы в любой момент оказать им поддержку. В ирландском парламенте, который продолжал заседать в Дублине, те же самые люди, молчавшие, пока Страффорд имел влияние, перешли к активным действиям, как только его падение стало неизбежным. Страффорд, когда король призвал его в Англию, оставил вместо себя в Ирландии своего близкого друга и правую руку Кристофера Уондесфорда, который был слишком мягок по своей природе, чтобы противостоять оппозиции, которую сдерживал только страх перед Страффордом.
По различным причинам большинство ирландского парламента теперь было настроено против Страффорда, и за небольшим исключением переселенцы-протестанты и ирландские католики объединились, чтобы открыто высказывать свое мнение, а не молчать, как раньше. Блокада шотландских портов во время войны нанесла урон ирландской торговле, и почти все протестантские поселенцы Северной Ирландии, будь то англичане или шотландцы, проявляли симпатию к ковенантерам и отвергали присягу на верность королю, которую им навязал Страффорд. Ирландская армия безбедно существовала на деньги, выделяемые парламентом, и большинству поселенцев это не нравилось, они подозревали, что Страффорд намеренно вооружает и проводит военную подготовку местного воинственного населения. Репрессии со стороны епископов Дауна и Дерри против жителей Ольстера, симпатизировавших ковенантерам, вызвали у них антицерковные настроения.
В то время как недавние переселенцы и неистовые протестанты просто ненавидели Страффорда, католики-ирландцы из джентри потеряли в него веру. Он был популярен в течение того времени, когда они верили в его силу; они поддерживали его планы по перераспределению земли, потому что надеялись на окончательное решение земельного вопроса, что будет покончено с неопределенностью и постоянным страхом экспроприации своих арендованных наделов; в таких тяжелых условиях прошла жизнь предыдущего поколения. Теперь, когда Страффорд находился под следствием в Англии, а земельный вопрос так и остался неурегулированным, их положение еще более ухудшилось. Они не испытывали особых чувств к этому человеку, который, давая обещания на будущее, исполнить которые теперь был не в состоянии из-за своего положения, заставил их отдать свои фермы на милость короля. Подозрения ирландских джентри еще более усилились, когда Страффорд сделал свое последнее важное назначение в Ирландии. Он заменил канцлера Лофтуса на сэра Ричарда Болтона, возглавлявшего казначейство Ирландии, человека 70 лет, имевшего незапятнанную репутацию. Половину своей долгой жизни он проработал в ирландских судах и опубликовал несколько книг, сделавших его авторитетом и знатоком ирландского права. Не было никого среди юристов, кто мог бы превзойти его в знании законов. По своим взглядам он был крайним протестантом. Нет сомнения, что его религиозные воззрения были его личным делом, как и для самого Страффорда. Его политические пристрастия указывали на то, что он не был на стороне беспокойных протестантских поселенцев, он был верным и искренним сторонником короны. Но ирландцы-католики видели в этом назначении только еще одну причину сомневаться в добром отношении к ним Страффорда.
Несчастливый Уондесфорд был бессилен что-либо противопоставить гневным нападкам, направленным против Страффорда и звучавшим со всех скамей ирландского парламента, собравшегося на свою вторую сессию. Обе стороны парламента были готовы предоставить дополнительные обвинения к тем, которые уже были выдвинуты против министра в Англии. Сэр Джордж Рэдклифф, главный личный советник и друг Страффорда, предложил, что они должны рассмотреть те дикие обвинения, которые выдвигаются против лорда-наместника, прежде чем принять их на веру, но его выступление было заглушено многочисленными выкриками с мест. Спустя несколько дней против него тоже было выдвинуто обвинение. Такая участь постигла, по очереди, всех друзей и помощников Страффорда – епископа Дерри, который проводил политику Лода на севере, и беспорочного канцлера Болтона.
В разгар кризиса лорд-наместник Уондесфорд внезапно умер. Ему было всего 48, и, казалось, у него не было серьезного заболевания, кроме зимней простуды, к тому же ему трудно было переносить одолевавшую его тревогу. Ирландия оказалась без представителя короля в Дублине. Страффорд из тюрьмы обратился к Карлу и предложил ему двух кандидатов на должность – лорда Диллона, которого почти сразу король отверг по причине его связей с католиками, и графа Ормонда.
Джеймс Батлер, 12-й граф Ормонд, был самым известным и могущественным нормандско-ирландским лордом. Он воспитывался в Англии, был протестантом и членом епископальной церкви. Его происхождение, образование и, прежде всего, деятельный и пытливый ум притягивали к нему людей со всех концов Ирландии, многие из которых стали его друзьями. Возможно, не было другого такого человека во всей стране, которого так любили бы и которому так доверяли бы. Ему было всего 30 лет; это был высокий, энергичный и красивый молодой человек, которого отличало благородство мыслей и поступков и особое изящество манер.
Его отношениям со Страффордом было положено начало семь лет назад, когда, еще юношей, он затеял ссору из-за права носить шпагу в парламенте. Вскоре, однако, Ормонд в полной мере оценил Страффорда, как и Страффорд оценил его. С тех пор граф стал одним из тех, к кому Страффорд постоянно обращался за помощью при проведении в жизнь своих планов по наилучшему управлению Ирландией.
Ормонд проявил свою лояльность и опыт политика, когда ирландский парламент стал обсуждать вопрос о Страффорде. В течение нескольких дней он удачно отбивал все нападки на лорда-наместника в палате лордов.
Последуй король совету Страффорда и поставь он Ормонда на место, остававшееся вакантным после смерти Уондесфорда, то появилась бы возможность предотвратить крах политики Страффорда в Ирландии. Но Карл был по-прежнему убежден, что его тактика затягивания принятия принципиальных решений в попытке выиграть время и усмирить наиболее опасные оппозиционные силы достаточно умна. Он считал, что назначение ирландского пэра и известного друга Страффорда на должность лорда-наместника приведет в лагерь врагов власти фракцию влиятельных поселенцев под руководством графа Корка, главного спекулянта ирландской землей. На время король оставил важную должность вакантной и назначил двух лордов-юстициариев, которые должны были управлять Ирландией от его имени. Он остановил свой выбор на сэре Джоне Борлейсе и сэре Уильяме Парсонсе, – это были старые опытные волки политики в возрасте между 60 и 70 годами, которые входили в «стаю» лорда Корка.
Сам Страффорд, прекрасно осознававший, к каким последствиям для Ирландии приведет его падение, все еще надеялся восстановить свое положение, а вместе с ним поддержать на предстоявшем суде в присутствии пэров в Вестминстере политический курс короля. Внимательно ознакомившись с обвинениями, он обнаружил, что может опровергнуть большинство из них. Но недооценил тот эффект, который могло вызвать лишь одно предъявление таких обвинений, как это могло воздействовать на умы пэров и на чувства лондонцев. Пим именно на это и рассчитывал, снова сосредоточив внимание на преступлениях Страффорда, стремясь сделать так, чтобы любое свидетельство, опровергающее их, вызывало бы только отторжение. За три недели перед судом палата общин, следуя примеру ковенантеров, которые показали, каких успехов в пропаганде можно достичь при помощи печатного слова, опубликовала список обвинений против Страффорда, который ко времени начала суда стал известен всем, подобно тому как многие узнают о последнем страшном убийстве из развешанных в общественных местах объявлений.
Лорды осудили подобный недопустимый шаг палаты общин, но враги Страффорда в верхней палате не позволили обсудить его, и тем самым удалось избежать конфликта между ними. Два новых события в палате лордов еще больше омрачили перспективы Страффорда. Его друг Литтлтон, новый лорд – хранитель печати, заболел и потому не мог председательствовать на суде, и лорд Арундел, граф-маршал, стал в некотором роде арбитром на процессе. Арундела, надменного консерватора, подозреваемого в симпатиях к католикам, вполне могли считать преданным слугой короля. Но его гордость была глубоко уязвлена, когда в ушедшем году его не назначили командующим, как утверждали, по совету Страффорда. На всем протяжении суда он был явно враждебен к заключенному.
Единственно, кто мог вынести оправдательный приговор, – это епископы. Вполне можно было ожидать, что все их голоса в палате лордов будут поданы за Страффорда, и Пим, осознавая, какую опасность это представляет для стороны обвинения, инициировал принятие в палате общин билля о лишении епископов и клириков судебных полномочий. Он объяснял такое решение тем, что это несовместимо с исполнением ими их духовных обязанностей. Накануне этого события в палате лордов выступил епископ Уильямс, речь которого предвосхитила этот акт. Он в вежливой манере высказал мысль, что обвинение их благородного коллеги графа Страффорда, будучи вопросом жизни и смерти, то есть causa sanguinis (делом крови), не предполагает вмешательства в него людей, облеченных духовным саном. Таким образом, по его мнению, епископам следовало добровольно отказаться от их неоспоримого права говорить и голосовать по данному вопросу. Многие из них, испытывая естественное беспокойство за судьбу церкви и не желая пробуждать гневные чувства у палаты общин и простого народа, были благодарны за предоставленную им возможность избежать участия в этом деле.
Суд открылся 22 марта в Вестминстер-Холл. С этого самого дня на протяжении семи недель вся страна жила ожиданием, каков будет исход этого главного события. Никакие дела не рассматривались в судах; никакие иные новости, кроме тех, которые касались судебного процесса, не обсуждались в Лондоне и Вестминстере. Большие толпы собирались рядом с Вестминстер-Холл; те, кто располагал возможностью достать себе место в зале з