Парламент пребывал в нерешительности. Однако никто не понимал, что это нечто большее, чем очередной инцидент в борьбе за власть между королем и его подданными. Аргайл знал о соглашении короля с Антримом; именно он защищал юго-западное побережье Шотландии от возможного ирландского вторжения, которое именно Карл поддерживал за два года до этого. Вряд ли он сомневался, что Карлу кое-что известно о нынешнем восстании. Специальные посланцы английского парламента разделяли его опасения. Полгода назад у них постоянно была на уме загадочная фраза Страффорда: «У вашего величества есть армия в Ирландии». Не является ли это ирландское восстание просто восстанием друзей короля? Поведение короля было корректным, он порицал восставших. Он просил о помощи для восстановления мира в Ирландии. Английские представители обратились к королю с просьбой вернуться в Англию для консультаций с парламентом, а Комитет сословий образовал комиссию для рассмотрения положения в Ирландии, но приостановил ее дальнейшую работу до тех пор, пока она не получит сообщения о намерениях английского парламента.
Курфюрст Пфальцский в частном письме к другу, заседавшему в палате общин, немедленно сообщил об этом решении. Он никак не комментировал его, но его беспокойство о возможном распаде союза шотландцев и английского парламента показывает, насколько он был не согласен с политикой своего дяди и его искреннее желание узнать, что же действительно происходит в Ирландии. Вероятно, в это же самое время могло прийти в Эдинбург известие об освобождении его младшего брата Руперта, хотя оно не привлекло к себе особого внимания. Условия освобождения Руперта, обговоренные английским послом в Регенсбурге, включали в себя его обещание впредь никогда не воевать с императором. Но Руперт был профессиональным солдатом – если он откажется от борьбы с императором, то с кем ему тогда воевать?
Что касается короля, то он писал со своим обычным оптимизмом Николасу: «Надеюсь, плохие новости из Ирландии, может, все-таки подействуют на безумства, которые имеют место в Англии». Восстание в Ирландии представлялось ему событием, которое он может использовать в возобновившейся борьбе за власть с английским парламентом.
Палата общин собралась вновь 20 октября в Вестминстере, но ее ряды поредели. Чума все еще продолжала свирепствовать в столице, и парламентарии не спешили приступать к работе. Демобилизованные солдаты представляли явную опасность, и надписи, появлявшиеся на стенах домов, содержали открытые угрозы Пиму и парламенту. Какой-то злоумышленник послал ему грязную рогожу, которая, как утверждали, была заразной, взятой у чумного больного. Лондонские отряды ополченцев под командованием графа Эссексского охраняли палату общин от возможного нападения городских смутьянов. Страх насилия мешал дебатам парламентариев, которые обсуждали «инцидент» и его допустимую связь с армейским заговором, и Пим предложил для рассмотрения новые свидетельства этого дела.
Лорд-хранитель Литтлтон 1 ноября официально сообщил парламенту новость о восстании в Ирландии. Пим сразу обратил внимание на двор, заявив о просьбе представить точный список слуг королевы. Ее духовник, отец Филип, отказался ответить на вопросы, поставленные ему парламентом, под тем предлогом, что не может клясться на протестантском переводе Библии. По правде говоря, отец Филип ничего не знал об ирландском восстании, но опасался, что при ответе на вопросы случайно откроются неудобные факты о продолжавшихся дружественных связях королевы с Ватиканом.
Палата общин, надеясь обнаружить иностранных агентов, стоявших за всеми проблемами в Ирландии, перехватывала все письма из Дублина к послам католических держав в Лондоне и взломала дипломатическую почту испанского посла. Но опасность иностранного вмешательства в ирландское восстание была не столь серьезной угрозой по сравнению с тем, какие последствия оно могло иметь для внутренней политики страны. Джон Пим, так же как и король, понимал, что должен использовать происходящие события для укрепления власти парламента в борьбе против короля, и одновременно видел, каким образом этим может воспользоваться король. Необходимо было провести мобилизацию армии для подавления ирландского мятежа. Основной целью короля в его борьбе против парламента было именно установление контроля над вооруженными силами. Пиму было очевидно, что переданные в подчинение королю войска будут им использованы не только для подавления ирландского восстания, если вообще собирался их для этого использовать. Год назад король действительно намеревался задействовать ирландскую армию против шотландцев и – это было частью обвинения Страффорда – хотел даже использовать ее против своих противников в Англии. Эта распущенная ирландская армия теперь объединилась с мятежниками; некоторые ее офицеры встали во главе повстанческих отрядов. Кто мог с уверенностью гарантировать, что король не установит связь с этими людьми? Они сами утверждали, что восстали не против него, а только против его врагов. В начале ноября в Лондон пришло известие: восставшие ирландцы заявили, что король высадится на побережье Ольстера и возглавит их.
5 ноября в палате общин прошел благодарственный молебен в годовщину неудавшегося папистского Порохового заговора 1605 года. В торжественной обстановке Пим обратился к членам палаты общин и заявил, что они готовят послание королю, находившемуся в Шотландии, с просьбой прояснить, какие меры им следует предпринять против ирландских мятежников. Никакие предложения и планы парламентариев, никакие городские кредиты, ни сбор оружия и формирование армии не помогут подавить восстание, утверждал Пим, до тех пор, пока король раз и навсегда не избавится от всех «зловредных советников». Он должен согласиться допустить в круг своих слуг и советников только тех людей, которых ему предложит парламент. Требование было настолько удивительным, что Эдуард Хайд, до этого поддерживавший Пима в каждом рассматриваемом вопросе, осмелился возразить. Но Пим никогда не предлагал нечто новое, он просто указал на прецедент в истории, имевший место в правление короля Эдуарда III.
Несмотря на эту историческую отсылку, Пим сознавал, что ступил на опасную почву. Лорды были намерены возражать против включения такого возмутительного требования в послание королю в Шотландию. Король издалека, а королева на расстоянии вытянутой руки смогли воздействовать на палату лордов. Бристоль и его сын лорд Дигби были должным образом проинструктированы и хорошо подготовились для отражения новой атаки, а молодые пэры-роялисты письменно вызваны королевой и приехали в столицу из своих загородных имений.
Пим в палате общин методично занимался организацией новых нападок, как делал это в ушедшем году. Тогда он покончил со Страффордом и лишил позицию короля законной силы, уничтожив прерогативные суды. Теперь ему предстояло решить самую сложную проблему. Он должен был лишить короля возможности командовать вооруженными силами в условиях чрезвычайного положения и раз и навсегда поставить армию под прямой контроль парламента. Возобновившиеся нападки на «зловредных советников» были всего лишь промежуточным этапом в плане Пима. 6 ноября Оливер Кромвель, один из его основных приспешников, депутат от Кембриджа, человек заурядной внешности, но обладавший красноречием, выдвинул следующее предложение: обе палаты, объединившись, выдвинут графа Эссексского, который пользовался всеобщим доверием, на пост командующего всеми отрядами ополчения на юге страны. Это было началом кампании, целью которой было поставить под контроль парламента все назначения на армейские должности.
Пим осознавал, что сможет окончательно победить в этой борьбе только при условии, что будет систематически подрывать веру в короля и доверие к нему. Именно по этой причине его партия продолжала день за днем готовить документ, называемый Ремонстрация, впервые предложенный Дигби годом ранее. Предполагалось при помощи этого акта, в котором скрупулезно перечислялись пункт за пунктом все злоупотребления королевской власти, от которых пострадали подданные, окончательно уничтожить репутацию короля.
Отдавая отчет об опасности, которая исходила от этой Ремонстрации, королева и Николас неоднократно писали об этом Карлу в Шотландию. Они умоляли его вернуться прежде, чем Пим соберет все силы против него и проведет акт о Ремонстрации через палату общин. Карл, ошибочно оценив количество сторонников Пима и стремительность его действий, в письме советовал Николасу объединить усилия всех его верных друзей в парламенте и «во что бы то ни стало» остановить принятие акта Ремонстрации. Он сам уже был на пути домой, чтобы противостоять своим врагам и, как надеялся, переиграть их.
Король завершил свои дела в Шотландии. Он приложил все усилия для установления мира с ковенантерами и рассчитывал на них как на своих союзников, когда дело дойдет до открытого столкновения с палатой общин. После того как Карл сделал лорда Лудона из клана Аргайла канцлером, он назначил Аргайла специальным представителем в казначействе и утвердил сэра Томаса Хоупа на посту лорда-адвоката. Он ввел в свой Совет лордов Бальмерино, Кассилиса и Метлэнда, тем самым в свое отсутствие вручив управление Шотландией исключительно своим врагам. По крайней мере половина его Совета за последние десять лет были обвинены в государственной измене или подозревались в ней. Ни один из них с тех пор не изменил своих взглядов. Это необычное поведение, которое удручало лоялистов и жалкие остатки епископальной партии в Шотландии, не лишало короля оптимизма. Карл был уверен, что сделал этих людей своими друзьями, хотя ничего не получил взамен в ответ на свои милости к ним. Как известно, Кроуфорд и Кокрейн получили безусловное освобождение, а Монтроз был отпущен под залог.
Для того чтобы окончательно закрепить свои новые дружеские связи, он сделал Аргайла маркизом, а генерала Лесли – графом Левен. Гамильтон, который вернулся в Холируд и снова оказался в фаворе, был, вероятно, создателем нового союза. Со своей обычной самоуверенностью он твердо рассчитывал на прочность этой дружбы, он смог убедить короля, который всегда бы