, пусть даже и посредством собаки, тем этот мир становится прекрасней, и этому были свои основания…
Единственным его наслаждением было созерцание бесконечных пейзажей, во время долгих отлучек из замка, совершаемых в компании своего друга. Ему не было нужды заботиться ни о чем. Он не без основания считал себя сильнейшим магом этого мира.
Действительность подчинялась ему с одного «слова», но у него не было больше желания менять ее в соответствии своим прихотям. Он лишь делал маленькие, но приятные уступки для себя и собаки, «готовя» еду и кров парой «слов» и так же быстро возвращая окружающую реальность обратно, когда в изменениях отпадала необходимость. Его гораздо больше занимало наблюдение за полетом птиц, ростом травы, таянием снегов — тогда он чувствовал единство с этим миром, который прощал все издевательства причиненные ему раньше. Прощал, как прощает не осознающий себя и свои силы гигант, добродушный в своей несокрушимости и неосознанном понимании. Он чувствовал себя, может быть самым неудачным ребенком этого мира, но не изгоем. А как бы он хотел ощутить себя родителем или хотя бы покровителем ему! Но он был пойман, как и другие в эту вечную, пусть и ласковую к нему ловушку. И уйти из нее можно было, только потеряв себя и свое «я». И самое ужасное, что он сам был виноват в том, что мир стал таким. Ведь если бы не он, у всех сохранился бы шанс выйти когда-нибудь из игры… …Невозможную пропасть лет назад он стоял у истоков этого мира, вместе с другими. И если бы он был тогда теперешним, может быть все и пошло не так — но мы все крепки задним умом, даже прожив тысячу лет. А тогда его съедала банальная жажда власти. Ему казалось несправедливым, что это никчемное божество должно править миром. Да оно его создало, но идею-то подкинул он, как и собрал вместе единомышленников. А теперь мир был поделен и каждому снисходительно выдана подачка из набора «слов», позволяющих менять мир по своим вкусам в пределах их волшера. И ему досталась своя толика «слов». Но он-то рассчитывал на все! Обида сжигала его изнутри, и он нашел способ отомстить. И хотя не сделал по-своему, но сильно изменил все так, что мир стал неподвластен никому…
Это была его самая глубокая тайна, его сила, его позор и его слабость. Сейчас он стыдился этого поступка, но не тогда. Тогда он не задумывался, почему все другие должны будут расплачиваться за его амбиции. И вот он, бесконечные годы, самый могущественный маг этого мира — и зачем все это ему, когда у него нет желания нарушить роста травинки, не то, что спорить с кем-нибудь или о чем-либо? Он давно чувствовал себя мертвым. Цеплялся за жизнь, не зная, что еще от нее пожелать, и давно потеряв интерес к мирской суете. Единственное, что еще его немного занимало — это слияние с природой — бездумное, ничего не ждущее, никуда не стремящееся…
Он, как наяву, помнил тот день — день наибольшей лжи, которую он привнес в этот мир и за которую расплачивается до сих пор…
Они сидят в его центральном дворце в одной укромной комнате, спрятанной в бесчисленных переходах и залах, забитых челядью, придворными и прочими приживалами и слугами. В его свеженькой библиотеке не менее свежего мира томятся тысячелетние книги, повествующие о якобы древней истории, на самом деле выдуманной их шутливым божеством.
— Ты доволен, искатель гор? Ведь у тебя самый большой волшер! — спрашивает мягким голосом девушка, с любопытством рассматривая центральную площадь большого города, усеянную снующими туда-сюда людьми. Она оборачивается, смотря на него радостным и доверчивым взглядом. Он никогда не забудет этот взгляд — взгляд счастливого творца, переполненный эйфорией и восторгом от великолепно сделанной работы. — Правда, у нас очень неплохо получилось?
— Да, ты права! Этот мир — просто чудо! — ему было не занимать опыта в практике скрывания истинных мыслей и настроения, поэтому он широко и доверчиво улыбался, так что даже божество обманулось в его искренности.
Как он ненавидел это астральное лебезение! Любовь! Только она давала шанс стать всемогущим. Как это все ему надоело! Почему он, самодостаточный мужик должен спариваться с какой-нибудь взбалмошной бабой, чтобы достичь второго уровня и создать свой мир? Он еще на Земле привык рисковать своей жизнью, и никогда не нуждался ни в каких дамских сюсюканьях! Поэтому, кстати, и оказался до срока в астрале! Так зачем ему эти телячьи нежности еще и тут?! Ничего, он нашел путь, как создать свой мир. Пусть ему пришлось обмануть несколько душ и даже божество.
Но так им и надо, раз такие доверчивые. Если бы он мог справиться один, он бы никого и не звал.
— Ты не представляешь, как мы рады! И вы все, кажется, довольны. Все получили то, что искали. В крайнем случае, мы можем немножко подправить, если что будет работать не так. Но мне кажется, ничего не надо делать. Если бы ты мог видеть мир с третьего уровня! Он само совершенство! Там нельзя изменить ни одной линии — сразу все пойдет наперекосяк.
— Конечно, жалко! Хоть бы одним глазом на такую красоту посмотреть, ну или взглянуть сверху сразу на весь мир…
— Погоди, а ведь это совсем не сложно устроить! — девушка с темными, вьющимися волосами, обрамляющими бледное лицо, задумалась, опустив густые ресницы и прикрыв большие бирюзовые глаза. — С третьим уровнем не получится, а вот второй — проще некуда! Найдется у тебя укромная комната?
— Укромней этой не найдешь! — заинтригованно предложил хозяин дворца.
— Тогда отвернись и подожди, пока я не позову, — сказала мягко молодая женщина и сама отвернулась от него в противоположную сторону. Вскоре он услышал ее сдержанный возглас. — Смотри!
Обернувшись, он увидел стол, на котором вместо столешницы было обрамленное инкрустированным деревом, черное зеркало.
— Это зеркало, показывающее весь мир со второго уровня. Я сделала на него зрительную проекцию оттуда. Давай, попробуем, как оно работает! — с трудом сдерживая восторг, шептала девушка, наклонившись и всматриваясь в зеркало.
"Мне бы твои возможности! Конечно, легко пребывать в таком восторге, когда все в твоих руках!" — завистливо подумал он и молча подошел к зеркалу.
— Кажется, работает! Смотри, видишь что-нибудь?
— Да, очень отчетливо, будто с высоты птичьего полета. Это же наша местность!
— Теперь «вглядись» в город и во дворец!
Он послушно стал всматриваться, и картинка вдруг быстро стала увеличиваться, словно он падал на землю. Ему пришлось подавить в себе рефлекторный страх — в конце концов, и не того приходилось насмотреться! Углубляясь в изображение, он смог заглянуть в их комнату и увидеть, как они рассматривают зеркало.
— А как же?..
— Просто отстранись взглядом, и картинка сразу уменьшится! — догадалась с полуслова о его вопросе девушка. — А если захочешь сдвинуться в сторону, только переведи туда взгляд и изображение сместиться туда, куда ты пожелаешь!
"Ох уж эти божества! Опасно с ними. Не успеешь подумать, как они уже все знают о твоих мыслях! И все эдак, походя. Надо лучше следить за собой" — молча думал он и смотрел на уменьшившийся и ставший ползти в сторону пейзаж.
— Кстати, ты ведь умеешь смотреть на Землю и другие планеты в энергетическом спектре?
— Спрашиваешь? Конечно! — немного обиженно ответил он.
— Это я к тому, — попыталась сразу оправдаться за непонятно чью неловкость молодая женщина, и виноватым тоном продолжила. — Что это зеркало должно показать и этот мир с энергетической изнанки, а она не такая, как у реала. Я так хотела, чтобы ты смог взглянуть оттуда на наш мир! Ну давай, попробуй! — и она замерла, с надеждой смотря на собеседника.
Его бесило это участие. Будто он какой-нибудь больной или инвалид. Как она не понимает, что, глядя на него, как учительница на первоклассника, она унижает его достоинство? Но бросаться такими божественными подарками он себе не позволит. Он сосредоточился и представил картинку, похожую на черную поверхность Земли, усеянной лей-линиями. И зеркало послушалось! Только картина, представшая в нем, была совсем другой. Никакой поверхности не было. Вместо этого он увидел восхитительную систему ажурных ветвей, веером расходящихся по темноте, в которой где-то на первом уровне жил недавно сотворенный мир.
Он, онемев на долгое время, смотрел на картину, развернувшуюся перед его глазами.
Потом всмотрелся в одну большую ветвь, и та стала приближаться. В конце концов, он как бы нырнул внутрь ее, и зеркало вдруг показало горный массив, который он сам недавно «придумывал», посылая пожелания божеству снизу наверх при создании мира. Потом он перепрыгнул на другую, переливающуюся голубыми оттенками «веточку» и увидел знакомый ему горный поток, стремящийся со склонов скального массива. А вот дальше его постигла неудача. Перепрыгнув с ветви на ветвь в очередной раз, он наткнулся на плывущую перед глазами абракадабру.
— Прости, — послышался виноватый шепот, и он увидел, как картинка поменялась на нормальное видение — в зеркале был вид морского дна, усеянного кораллами. — Я не могу передать тебе те части языка, которые в распоряжении других, ведь и они не знают твоих «слов». Поэтому ты в сильном приближении не можешь войти в ветви мира, кодирующие их волшеры. Но в нормальном видении они будут видны и тебе. А на общем плане ты сможешь наблюдать и энергетическое состояние их волшеров. И потом, на всех землях, не входящих в волшеры ты сможешь рассматривать все, как и в своих собственных краях.
Виноватость в ее голосе больно резанула по его самолюбию. Это божество, которое моложе его на полсотни лет, смеет делить участки влияния для них, как ясли для несмышленых детишек! Но он снова сдержал себя. Его план близок к осуществлению и глупое божество напоследок дает ему артефакт, который, действительно, сделает его почти всемогущим!
— Ничего страшного! Все понятно! И без этого, твой подарок просто божественный! — лучезарно улыбаясь, ответил он девушке, внимательно заглядывающей в его глаза, будто боящейся найти там хоть каплю упрека. И он, почувствовав, что наступает наилучший момент нанести свой удар, вкрадчивым тоном предложил ей. — А не пора ли и вам подумать о себе?