— Я убью тебя! — прорычала Стелла. — Я вырву твоё сердце!
Она бросилась на него, но Киллиан остановил её. Он крепко держал брыкающуюся, рычащую Стеллу и терпел её острые когти, рвавшие рукава его одежды и оставлявшие красные полосы на коже, пока Катон громко смеялся.
— Я дам вам время до заката, — кое-как уняв смех, произнёс Катон. — Дайте знать, когда выберете, чем платить Охоте за проявленную щедрость.
Несколько секунд он не двигался, будто ждал чего-то, только Стелла продолжала своё сопротивление. Клаудия наклонилась к ней, что-то зашептала, но это ничуть не успокоило Стеллу, лишь распалило сильнее. Катон улыбнулся ей, показав клыки, и Стелла вздрогнула всем телом. Её дикий, животный страх мгновенно наполнил собой воздух.
Гилберт и раньше чувствовал её страх, но такой — впервые.
— Я согласен.
Лишь по тому, какой разъярённый взгляд Фортинбрас бросил на него, Гилберт понял, что сказал это вслух.
— Согласен? — с любопытством уточнил Катон, оглянувшись на него.
— Да, — подтвердил Гилберт. — Если это необходимо, сразимся с тобой.
— Прямо сейчас, — быстро добавил Катон, не позволяя никому даже слова вставить. — Я хочу, чтобы все это видели.
— Нет! — гаркнул Киллиан. — Я не позволю проводить показательные бои на территории дворца!
— Какая разница?! — не выдержал Гилберт, всплеснув руками. — Если ему нужен бой, я дам ему бой!
Внезапно перед ним выросла огромная чёрная тень, вынудившая его отступить на шаг. Энцелад уже было рванул вперёд, но замер на месте, и судя по лёгкому колебанию в воздухе — не сам, из-за магии. Катон, шагнувший из тени, нависнул над Гилбертом и с широкой, жёсткой улыбкой процедил:
— Сражаемся по правилам Охоты. Выбор места и времени за мной, оружия — за тобой.
— По рукам, — едва не запнувшись, ответил Гилберт.
Он действовал инстинктивно, совершенно не понимая, из-за чего готов идти напролом и до самого конца, но одно знал на все сто процентов: перед вождём Дикой Охоты ни в коем случае нельзя отступать.
— Жду не дождусь, — добавил Катон, после чего, выждав всего секунду, похлопал его по щеке. — Я тебя на кусочки разорву.
Стелла часто сражалась по правилам Охоты и знала: у Гилберта нет шансов. Катон и впрямь разорвёт его на кусочки и не понесёт за это никакого наказания, потому что Гилберт пошёл на бой с ним добровольно. Хотя Стелла сомневалась, что это так.
Она не представляла, зачем Гилберту соглашаться. Из двух вариантов, предложенных Катоном, бой был наихудшим и определённо бессмысленным выбором. Несмотря на хвалёную силу великанов, Гилберт не продержится против Катона и пяти минут. Каждый понимал это, и Стелле хотелось верить, что Гилберт ещё одумается.
Второй вариант, предложенный Катоном, был отвратительным, но Стелла знала, что выбора у неё нет. Нельзя рисковать Гилбертом, принцем великанов и ракатаном для души Фортинбраса, только для того, чтобы не пострадать самой. В конце концов, она знала Катона, на что он способен и как его стерпеть. За свою помощь он постоянно требовал вернуть Стеллу в Охоту, но соглашался с боем и с магией Фортинбраса, которой он делился с Охотой. За все эти года Фортинбрас ни разу не позволил Стелле самой разобраться с Катоном.
Она чувствовала себя виноватой, когда сальватор соглашался разделить магию между Охотниками, и в то же время радовалась, что Фортинбрас в очередной раз сам решил эту проблему. Но сейчас ей было безумно страшно.
Киллиан выгнал всех, кроме Фортинбраса и Гилберта, сразу же, как Катон исчез, объявив, что бой начнётся через час во внутреннем дворе, где соберутся все Охотники. Ещё до того, как двери зала совещаний закрылись, Стелла услышала, как Фортинбрас разозлился и потребовал, чтобы Гилберт отказался сражаться, на что тот ответил, что у них нет выбора.
Это, конечно, было ложью. У них был выбор, но Стелле не позволили принять его. Клаудия постоянно была рядом, будто точно знала, что Стелла готова сорваться с места, найти Катона и договориться с ним, чтобы защитить Гилберта. Пайпер всё спрашивала, «почему Катон такой мудак и не может ли он просто пойти и сдохнуть», но Стелла была слишком напугана, чтобы отвечать ей или просто вникать в смысл услышанного.
Нужно было что-то делать. Не просто стоять, чувствуя напряжение во всём теле, зная, что тебе остаётся только наблюдать, а действовать. Попытаться убедить Катона отказаться от боя. Пообещать ему, что она согласится с его условиями, если он оставит Гилберта в покое.
Подумаешь, признать и смириться, что ей придётся провести ночь с Катоном. Иного он бы от неё не потребовал, так что Стелла могла морально подготовиться заранее. Это было бы лучше, чем смотреть, как над Гилбертом издеваются. В конце концов, она больше сотни лет провела у Охоты. Может стерпеть одну раксову ночь.
Это всё ради того, чтобы они смогли безопасно войти в Лабиринт и спасти богов.
— Волнуешься?
Стелла подпрыгнула на месте, услышав голос Иана у себя над ухом. Клаудия, стоявшая рядом, мгновенно напряглась.
— Проваливай, — бросила она Охотнику.
— Молчи, ведьма, я не с тобой говорю. Ну, что скажешь? — продолжил Иан, сдержанно улыбаясь Стелле. — Напоминает о том, как всякие глупцы бросали ему вызов, а мы смотрели и ждали, пока они попалятся за это, да? Прекрасное было время.
Это было ужасное время. Всегда находились смельчаки, которые думали, что могут одолеть Катона. Он соглашался сразиться с ними только для того, чтобы напомнить, как глупо бросать ему вызов, и унизить тех, кто решался на это. Кровь тысячи людей проливалась на землю, головы слетали с плеч быстрее, чем за секунду, магия пожирала израненные тела. Стелла наблюдала за каждым боем, потому что верила, что так нужно.
— Ты ведь знаешь, в чём дело, — добавил Иан, вновь проигнорировав Клаудию и её настойчивую попытку увести Стеллу как можно дальше.
Охотники, прибывшие в Омагу вместе с Катоном, появлялись из теней и воздуха, подступали к краям круга, очерченного мечом Иана, всё ближе. Для них это было лишь очередным представлением, устроенным не в мёртвых равнинах, а во внутреннем дворе настоящего дворца, на глазах у людей, которых они презирали, пусть даже не показывали этого. Стелла видела, как Охотники с интересом, граничащим с пренебрежением, разглядывали людей Второго мира, делали ставки, как скоро они заработают проклятия и смогут ли они продержаться в этом мире ещё один день. Кто-то говорил, что было бы неплохо склонить к бою и наиболее способных из них: например, Стефана, который, обладая таким же хорошим слухом, отвечал любопытным Охотникам снисходительными или жалостливыми взглядами, из-за чего те бесились ещё сильнее. Марселин, ничего не понимавшая, всё спрашивала, что здесь творится, но Стефан убеждал её, что всё под контролем.
Стелла знала, что это не так.
— Мальчишка ведь может серьёзно пострадать, — продолжил Иан спустя какое-то время, послав Джинну, крыльями ненавязчиво отталкивающего от себя Охотников, предупреждающий взгляд. — Он ни в чём не виноват, и ты это знаешь. Просто сдайся. Вернись в Охоту.
— Катон ведь не идиот, — прошипела Стелла, чувствуя, как Клаудия, окончательно потерявшая терпение, тянет её за руку. — Что ему даст моё возвращение?
— Ничего, — легко ответил Иан. — Ты ничтожная, жалкая девчонка, к которой, однако, привязан Третий. Сломать тебя значит сломать его. Это просто.
Стелла, в общем-то, и не ожидала другого ответа. На самом деле она не нужна Катону. Ему нужно лишь чувство контроля над всем и каждым, осознание, что он силён настолько, что может препятствовать сальваторам и не расплачиваться за это. Он — не человек Второго мира, не сигридец, не тёмное создание, пусть даже в его теле есть хаос. Он — иная сущность, у которой нет сердца, и Стелла знала, что это означает. Если он и будет сражаться, чтобы узнать чью-то силу, то это только до смертельного исхода одного из противников.
Нужно было что-то делать.
Со всей силы оттолкнув Иана и вырвав руку из крепко хватки Клаудии, Стелла быстро огляделась по сторонам и нашла Гилберта: он, старательно игнорируя убеждения Фортинбраса и Киллиана, сделал первый шаг в круг. Взвизгнув, Стелла сорвалась с места, пересекла круг, отпихнула двух Охотников, пытавшихся помешать ей, и едва не впечаталась в Гилберта. Толкнула его назад, на Киллиана, вцепилась в плечи и протараторила:
— Покажи всё, на что способен, по потом сдайся. Катон не идиот, знает, что ты нужен, чтобы пройти Лабиринт, и добивать не станет. Он ненавидит слабаков, но уважает тех, кто знает предел своих возможностей, так что сдайся! Не вздумай бороться с ним до самого конца.
Гилберт смотрел на неё, не мигая, широко раскрыв глаза и, кажется, лишившись дара речи. Хотя, может быть, он наконец понял, какую глупость совершил, и пытался придумать, как отказаться от неё.
— Стелла права, Гилберт, — произнёс Фортинбрас, наклонившись к нему. — Это не тот случай, когда нужно всем доказывать свою силу. Катон тебе не по зубам.
— Может быть, это я ему не по зубам, — резко ответил Гилберт, полоснув по Фортинбрасу изничтожающим взглядом. — Я не ребёнок и знаю свою силу.
— Ты понятия не имеешь, на что он способен! — испуганно выпалила Стелла.
— Если бы он хотел убить меня, то уже убил бы, верно?
— Ему нужно зрелище. Кровавая бойня и унижения. Нужно, чтобы ты признал, насколько ты ничтожен. Поэтому сдайся до того, как он начнёт сражаться всерьёз. Пусть считает тебя слабым. Главное, что ты будешь жив.
Гилберт громко цокнул языком и, стряхнув руки Стеллы, шагнул в круг. Она почувствовала, как магия Катона отталкивает её, ограждая сам круг, и вся сжалась. Катон стоял в самом центре, оперевшись на свой меч, и с доброжелательной улыбкой смотрел на Гилберта. Охотники затаились, заулыбались, готовые в любой момент начать наслаждаться зрелищем.
— Итак, — громко произнёс Катон, — я очень рад, что ты не сбежал, малыш. Какое оружие выбираешь?
«Только не меч, — подумала Стелла, вцепившись в руку Фортинбраса и испуганно смотря на Гилберта. — И кинжалы нельзя, и топоры тоже… Копья тоже нельзя, как и лук со стрелами… Ничего нельзя! Он даже иглу способен превратить в оружие!»