— Да, это я помню.
Теперь Зельда хотела разгромить не только одну комнату.
— И?
— Что — и? Я же сказал, что бреда не помню. А то, что я тебя люблю, не бред. Это правда.
Магия отступила, успокоилась. Зельда хрипло рассмеялась, покачав головой. Внутри было слишком пусто, чтобы она могла придумать достойный ответ или хотя бы притвориться, будто слова Себастьяна её ничуть не волнуют.
Стефан писал, что пустота — это тоже чувство, питающее магию, но Зельда чувствовала нечто совершенно другое. Словно упорно готовила себя исключительно к одному варианту развития событий, не принимая во внимание другие, потому что вероятность воплощения их в жизнь была крайне низкой. А они всё же стали реальностью. Словно она долгие месяцы жила, не боясь дождя, который из-за проклятия превращался в кровь, а потом оно вернулось вместе с ужасом, ледяной хваткой стискивающего сердце и лёгкие.
— Я, конечно, знаю, что неотразима, — всё ещё посмеиваясь, сказал Зельда, — но…
Она остановилась, наткнувшись на сосредоточенный, ясный взгляд Себастьяна, и слова вдруг застряли в горле. Даже самую ужасную правду он преподносил вот с таким выражением лица, считая, что иногда лучше быть максимально честным и, вероятнее всего, выставить себя в глазах других не в лучшем свете. У людей говорили: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Зельда и сама предпочитала правду, какой бы отвратительной она ни была, но не такую.
— Ты вообще понимаешь, как странно это звучит?
Себастьян неопределённо взмахнул ладонью.
— Можешь ударить меня, вышвырнуть в Тихий океан или вообще продать по кусочкам, но я не собираюсь забирать свои слова обратно.
Зельда оказалась рядом быстрее, чем за секунду. Кинжал, лежащий на кухонном столе, пронёсся в воздухе и лёг ей в руку, кончик лезвия уткнулся в шею Себастьяна.
— Ты не имеешь права заявлять мне такое, — прошипела Зельда.
— Ещё во время поиска ты была свято уверена, что я влюблён в тебя. И знаешь, это правда, и я настолько влюблён, — он скосил глаза на лезвие, упиравшееся ему в шею, и улыбнулся, — что вот это меня даже заводит.
Разочарованно рыкнув, Зельда отшвырнула кинжал в сторону.
Она запуталась, устала и потерялась. Ещё никто прежде не выводил её из себя настолько. Никто не подбирался так близко и, что самое главное, не занимал большую часть её мыслей. Зельда ненавидела привязываться, но, смотря на Себастьяна, понимала, что всё-таки привязалась.
Отвратительно. Почему она такая неправильная?..
— Ненавижу тебя, — бросила Зельда, вцепившись в волосы.
На секунду Себастьян замер, будто полностью погрузился в себя, а после выдавил очередную улыбку. Не уверенную, означавшую, что он знает себе цену, и не дерзкую, которой он иногда награждал её. Эта улыбка была вымученной, ненастоящей, притворной, какую Себастьян цеплял только в присутствии отца — пару раз Зельда видела это и точно знала, что не ошибалась.
Шаг вперёд — два назад. Это было законом, который преследовал Зельду всю её жизнь.
«Шаг вперёд, — повторила она, проклиная саму себя за метания, — два назад».
Шаг вперёд — два назад. Но следом — ещё один шаг вперёд, а там, если кто-то попытается толкнуть её назад, она поднимет Бальмунг.
Зельда рыкнула, приблизилась к Себастьяну и впилась в его губы, рывком подняла на ноги. Себастьян качнулся, прикусил её нижнюю губу и обвил руками талию.
Может, она была сумасшедшей, а не нормальной, но и Себастьян не идиот. Знает, когда отступить. Он и делал это постоянно, пока, наконец, что-то не сломалось в нём настолько, что он прекратил даже пытаться. Он мог бы обвинить её в этом, — в конце концов, все винили Зельду в том, что она утянула лучшего искателя Ордена на дно, с которого он не мог подняться, — но не стал.
Зельда надеялась, что отсутствие обвинений не было лишь минутным порывом. Что Себастьян не использует её, как когда-то она использовала его. Они оба понимали, что Зельде всегда нужен был только секс, но сейчас всё было иначе.
Себастьян отстранился первым, тяжело выдохнул, смотря на неё полными восхищения глазами, и внутри Зельды что-то сжалось.
— Я не лгал, — сказал он, проведя пальцами по её скуле. Зельда едва не вздрогнула: слишком уж неожиданно и непривычно это было. — Я действительно тебя люблю.
— Знаю, — быстро ответила она первое, что пришло на ум. — Передо мной трудно устоять.
«Нет, Зельда», — снова подумала она, впервые чувствуя, что не выдерживает внимательного взгляда, направленного на неё. Хотелось сдаться, уйти и забыть об этом недоразумении, но Зельда не могла пошевелиться. Одна рука Себастьяна всё ещё была на её талии, голая грудь прижалась к её груди, пальцы касались щеки. Слишком близко. Так быть не должно.
Зельда просто не привыкла. Люди с их эмоциональностью были слишком сложными существами, она нечасто сближалась с ними. В Диких Землях это было необходимостью — тот, кто остаётся один, погибает. Но Второй мир — не Дикие Земли, и Зельде следовало помнить об этом.
Она медленно убрала ладонь Себастьяна со своего лица и заметила, как всего на мгновение он растерялся сильнее, чем когда-либо до этого — наверняка подумал, что она оттолкнёт его и выставит за дверь. Может, вообще выбросит из окна. Ещё час назад Зельда бы так и сделала, даже не беря во внимание другие варианты.
— Ты ведь в курсе, что все в Ордене думают, будто это из-за меня ты лишился своих поисков? — уточнила Зельда, кладя ладонь Себастьяна себе на талию.
— Мне плевать, что обо мне думают в Ордене. Но если это волнует тебя, я найду способ убедить всех…
— Элементали, нет, — фыркнув, перебила Зельда. — Мне плевать на мнение глупых искателей.
Себастьян рассеянно кивнул, не сводя глаз с руки, которую она всё ещё удерживала на своей талии.
Здравый смысл кричал, чтобы Зельда остановилась. В конце концов, её вполне устраивали те отношения, которые уже установились между ними. Она первой предложила секс без обязательств, и Себастьян согласился. Даже когда она пошутила про любовь с первого взгляда, он воспринял её слова в штыки. Но теперь он смотрел на неё так, будто шутка не была просто шуткой, будто он действительно любил её.
Он, вообще-то, так и сказал, но Зельда всё равно не верила.
Она приоткрыла губы, чтобы задать вопрос, не дающий ей покоя, но слова застряли в горле. Зельда не умела говорить о том, что чувствовала. Не говорила даже о физической боли, а если та была невыносимой, сильно преуменьшала этот факт. Она старательно подавляла мысль о том, что обращается к Себастьяну не из-за того, что он хороший искатель, а потому что просто хотела, чтобы он был рядом. Ей нравилось, что он никогда не приукрашивает правду, всегда говорит только то, что думает, и знает себе цену. Единственное, что её бесило — это то, каким бесхребетным он становился в присутствии отца, но даже это изменилось.
Зельда знала, что именно он доказал, что её арест незаконный. Он сказал, что в ночь ограбления архивов они были вместе, и тем самым впервые признал, что между ними действительно что-то есть.
И Зельда ненавидела себя за то, что не могла сделать то же самое. Она не понимала, как можно привязываться к людям, зная, что это может закончится катастрофой, и не представляла, почему Себастьян привязался именно к ней. В Ордене десятки симпатичных и умных девушек, половина из которых уж точно были в него влюблены — Зельда была уверена.
— Почему я?
Лишь по тому, как Себастьян свёл брови, Зельда поняла, что сказала это вслух.
— Ракс, — выплюнула она и уже хотела сделать шаг назад, но Себастьян ещё крепче обнял её, так, что между их лицами остались жалкие сантиметры.
— Мне тоже было интересно, почему ты. Никого более грубого и безответственного я ещё не встречал.
Зельда стиснула зубы и почти отпустила магию, которая легко могла сломать Себастьяну руки, но в самую последнюю секунду всё же взяла её под контроль. Когда Себастьян перечислял слабые стороны того или ного человека, он говорил это с таким лицом, будто делал огромное одолжение. Однако сейчас Зельда не видела ни пренебрежительно скривлённых губ, ни усталости во взгляде. Себастьян, разумеется, был уставшим, но не из-за того, что был вынужден объяснять элементарные вещи каким-нибудь идиотам. Он выглядел уставшим и разбитым, но при этом старался сохранять на лице лёгкую улыбку — слишком лёгкую для него.
— Зато ты точно знаешь себе цену и плюёшь на чужое мнение чаще, чем, наверное, дышишь. Это именно то, чего я никогда себе не позволял, потому что, ну, я…
— Старший ребёнок в семье? — предположила Зельда, и потому, как обессиленно опустились плечи Себастьяна, поняла, что угадала.
Он уже не выглядел уставшим или разбитым. Он выглядел разочарованным.
— Мой отец — мудак, — сказал он тихо.
— Наконец-то ты это понял, — с ехидцей заметила Зельда, но Себастьян, не обратив внимания на её слова, так же тихо продолжил:
— И я устал заменять его. Просто хочу быть самим собой и любить.
Вот, значит, как. Весь образ, который тщательно держался столько лет, треснул, потому что выяснилось, что он был фальшивым. Себастьян умён, находчив и решителен, но довёл себя до крайности, и теперь страдал. Но Зельда не была лекарством и никогда бы не позволила, чтобы её использовали, как жилетку.
Тем не менее она, наконец, отпустила руку Себастьяна и коснулась его левой щеки, большим пальцем утерев слёзы. Себастьян поджал губы и опустил голову, будто стыдился этого. Ещё час назад Зельда, возможно, даже сказала бы об этом вслух.
Но Фортинбрас говорил, что злиться на чужие слёзы нельзя, потому что каждый человек по-разному переживает ту или иную боль. И люди всегда казались Зельде самыми хрупкими существами во всех мирах, но Себастьян был едва ли не самым сильным и стойким из всех, кого она когда-либо знала.
— Это странно, — сказала Зельда. Голос предательски дрогнул, из-за чего она тут же захотела замолчать. Но, пересилив себя, гнев, копящийся внутри годами, и чувство, будто её пытаются обмануть, добавила: — Не думаю, что я способна кого-то любить. Но я могу попробовать.