– Ага! – подтвердил рыжебородый. – То-то оно всяким трюкам и людской речи для потехи обучено… Сбежало от хозяина – и через границу к нам! Готовь сеть, ребята. Щас мы его приручим и живьем поймаем! Может, награда от короля будет?
– Прорвет оно сеть, – сипло возразил старший.
– А мы его подманим! – не сдавался рыжебородый. Урсабийские дрессировщики, выступавшие перед публикой с медведями, зузагами и собаками, не говоря уж о зильдах, произвели на него неизгладимое впечатление. Приказываешь медведю – и тот тебя слушается, как человек! Это будет покруче любой охоты.
Присев на задние лапы, животное с любопытством ожидало, что люди станут делать. Трое егерей, выстроившись в ряд, стискивали в потных ладонях оружие, младший, как мог, успокаивал гувлов.
– Ты сытая зверушка… – Властно глядя зверю в глаза, рыжебородый убрал нож в ножны и сунул левую руку в карман. У него с малых лет была тайная, недостижимая мечта – стать дрессировщиком. – Умная зверушка, разные трюки знаешь… Хочешь сахарку?
– Хочу! Давай сахарок! – Щупальце ловко схватило с его ладони желтоватый ком сахара и бросило в пасть. – Я знаю много разных трюков. Если угостишь пивом, перекувырнусь через голову.
– И впрямь прирученное… – пробормотал старший. – Все равно смотри в оба, людей-то оно скольких сожрало!
– А кормить его было некому, вот и жрало, – отозвался рыжебородый. – Зверушка, ты хочешь поселиться в теплой чистенькой клетке? Каждый день будешь кушать, а на шею тебе наденут красивый ошейник с колокольчиками!
– Правда с колокольчиками? – заинтересовалось животное. – Дай пива, тогда скажу!
– К зверью подход нужен! – самодовольно подмигнул товарищам рыжебородый. – Одолеть его мы в таком малом количестве не смогем, так возьмем же свое разумом человеческим! Приведем зверя во дворец как миленького, тогда королева нам по шапке пожелей на брата отсыплет. Она же любит всякие энти самые, как их там…
– Досто-примечательности, – подсказал старший. – Ты поберегись, зверь-то тебя слушает…
– Дак он мало чего понимает, хоть и говорящий. Чему научили, то и знает… Беклей, давай сюда свое пиво!
– Отстегни от пояса, – буркнул третий егерь. Он хищнику не доверял. Зверь – это зверь, почетная доля охотника – убить его и повесить трофей на стенку. Пустая болтовня насчет дрессировки и трюков его раздражала. Он зорко наблюдал за чудовищем, готовый в любой момент метнуть нож или нанести удар мечом. Неудача старшего егеря Беклея не обескуражила: он считал себя лучшим и давно уже метил на место старшего.
А Титус в это время подбирался к объекту охоты с тыла. В пяти ярдах от чудовища он замер, прикидывая, пробьет ли панадарский меч блестящую черную чешую. То, что зверь наделен примитивным подобием интеллекта, его не удивило. Зильды или обезьяны, к примеру, тоже на свой лад разумны и не разговаривают лишь потому, что их голосовые связки для этого не приспособлены. Версия рыжебородого егеря показалась афарию вполне правдоподобной: да, специально выдрессированное цирковое животное, завезенное в холодные края из стороны зноя. Сбежало из клетки, одичало – и вспомнило, оказавшись на воле, о своих изначальных инстинктах, присущих любому хищнику. Сейчас оно, видимо, сытое, егерям повезло. Он призадумался: поддержать их авантюру с доставкой зверя в Суаму живьем – или убить на месте? Решение должно быть взвешенным и логичным…
Возможно, животное услыхало его беззвучное для человеческого уха дыхание либо почувствовало взгляд. Так или иначе, а оно вдруг уловило, что за ним наблюдают сзади, но головы не повернуло. Вместо этого на затылке у него распахнулся глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Титусу почудилось, будто он видит свое отражение в этом зрачке…
В следующее мгновение чаща огласилась свирепым ревом. Афарий отпрыгнул за дерево, спасаясь от удара. Хвост зверя оканчивался шипом, тот вонзился глубоко в древесный ствол. Мощный рывок, хвост освобожден, дерево покачнулось. Титуса прошиб ледяной пот: если б он остался на месте, его бы пригвоздило, как жука булавкой! Ломая кустарник, зверь развернулся в его сторону. Титус метнул одну за другой две звездочки, метя в глаза, но животное пригнуло голову, и звездочки скользнули по чешуе, не оставив ни царапины.
– Сожру мерзавца! – прорычал зверь, надвигаясь на Титуса. – Медленно сожр-р-ру!
Афарий выхватил из кармана и швырнул в морду твари дымовой шарик. Изготовлены эти штучки с помощью магии, но для того, чтоб они сработали, магия не нужна, в том-то и заключается их прелесть… В воздухе заклубился едкий зеленый дым. Пятясь, Титус бросил второй шарик, третий, четвертый… Из разбухающего дымового облака доносился яростный рев, кашель, ругательства. Безалаберный хозяин-циркач обучил своего питомца не только пристойной человеческой речи, но и мату! Впрочем, кашляли и ругались на несколько голосов… Егеря, понял Титус. Тоже вдохнули удушливого дыма.
– Сюда! – крикнул он, забегая сбоку. – Люди, сюда!
Люди услышали, однако не в меру сообразительное животное тоже услышало – вслед за парнишкой-егерем, который держал поводья одуревших от дыма гувлов, из тумана вынырнула черная клиновидная морда. При виде Титуса глаза твари алчно вспыхнули, но она тут же разинула пасть в приступе кашля. Пятый шарик Титус швырнул прямо в пасть. Вырвав у парня поводья, он вскочил в седло и пришпорил гувла, крикнув:
– Люди, спасайтесь!
Оставшийся позади зверь рычал и крушил подлесок.
Не помня обратного пути, афарий положился на инстинкт гувла, и через некоторое время тот вынес его на опушку, к каменной дороге. Молоденький егерь уже был там. Вскоре появились остальные, причем старший и рыжебородый ехали на одном гувле. Увидав Титуса, охотники разразились бранью: без него-де все шло хорошо, зверь, считай, уже сидел у них в кармане, а в другом кармане лежала королевская награда, а он, не знакомый с правилами охоты раздолбай, спугнул, раздразнил зверя, попер, видать, напролом и наступил ему на хвост, да еще чуть не извел всех своим вонючим дымом! При этом егеря то и дело умолкали и принимались кашлять, злобно косясь на афария.
– Я спас ваши жизни, – сухо заметил Титус. – Если б не мои вонючие шарики, зверь бы всех растерзал.
– Без тебя мы бы его уже взяли, живым или мертвым, – проворчал угрюмый Беклей. – Чертовы монахи, одна морока от них…
Обмениваясь репликами, они не забывали нахлестывать гувлов: не ровен час, животное очухается и бросится в погоню.
Вечером все пятеро держали ответ перед королевской семьей в почти пустом, скудно освещенном тронном зале. Егеря наперебой обвиняли Титуса в провале охоты. Раздраженный их поведением афарий тем не менее сохранял достоинство, излагая факты.
– Итак, чудовище сбежало из балагана, – выслушав обе стороны, подвел итог Актарей. – Надобно узнать, кто хозяин, и конфисковать имущество в казну, а самого подлеца забить палками на площади. Такую тварюгу распустил…
– Хозяин-то, вероятно, остался в Урсабе, – заметил стоявший на ступеньках рядом с троном Малевот. – По ту сторону границы. У нас циркачей нет.
– Ваше величество, церковь Истинных Богов смиренно просит вас подписать декрет о том, что сей зверь – не адский черный зверь, а обыкновенное животное, – тихо потребовал священник в темной мантии. – И повелите карать еретиков, дерзающих утверждать обратное!
– Подпишу, подпишу… – пробормотал, морщась, Актарей. Когда пришли звать его в тронный зал, он отсыпался после утренней пирушки и потому был не в духе.
– Совсем оно ручное, ваши величества, сахарок у меня с руки ело… – влез рыжебородый егерь, тоже успевший напиться после неудачной охоты.
– Зверя надо уничтожить, ваши величества! – поклонившись, перебил Титус. – Незамедлительно! Он представляет собой опасность для ваших подданных.
– А чего он на тебя-то взъярился? – спросила королева Лусилла. – Егеря вот говорят: их не трогал, хорошо себя вел. До сей поры, как нам доложили, он только разбойников ел… или там свиней…
– Значит, сия тварь питается разбойниками, свиньями и смиренными монахами, – сладко улыбнулась ее наперсница Эмрела, с первого дня невзлюбившая Титуса.
– Не знаю, ваше величество, – игнорируя придворную даму, ответил Титус.
Он уже несколько раз мысленно проанализировал происшествие, выстраивая причинно-следственные цепочки, но так и не понял, что привело животное в ярость.
– Может, рожа твоя его испугала? – предположила королева. – Очень уж ты уродлив!
Титус ощутил болезненный укол и не сумел это скрыть: слишком измотал его несуразный сегодняшний день.
– Не обижайся, я по-доброму говорю, – заметив это, добавила Лусилла. – Урод он и есть урод! А я никому плохого не скажу, у кого хочешь во дворце спроси.
– Ступайте, – сделав рукой царственный отпускающий жест, устало велел Актарей. – Мы еще подумаем, как бы нам организовать охоту на зверя…
– Декрет о ереси, ваше величество, – придвинувшись к нему, напомнил церковник.
Трижды низко поклонившись, как предписывал этикет, афарий направился к выходу. Ему подмигивала, поблескивая в полумраке, позолота, подошвы халгатийских придворных туфель слегка скользили по паркету. Настроение у Титуса было сумрачное: впереди его ждала еще одна бессонная ночь.
Отмерив серебряной ложечкой дозу порошка из одного матерчатого пакетика, из другого, из третьего, Шертон высыпал все это в котелок с остывшей кипяченой водой, тщательно перемешал. Добавил столовую ложку масла манглазийского корня. Снадобье приобрело голубоватый оттенок.
– Пей!
Нэрренират потянулась к котелку, но тут на нее снова напал судорожный кашель. Отвернув морду в сторону, она издавала хриплые лающие звуки, ее большое тело конвульсивно дергалось. Наконец приступ кончился. Подхватив щупальцами котелок, богиня проглотила содержимое и обессиленно растянулась на земле.
Вечерняя мгла уже начала размывать очертания деревьев. Шертон подбросил в костер несколько сухих сучьев, пламя затрещало веселее. За прошедшее время все четверо успели привыкнуть к этому хмурому заболоченному лесу. Их здесь никто не беспокоил: крестьяне редко забирались в чащу, поскольку боялись нежити, а нежить как огня боялась Нэрренират, невосприимчивую к суггестии, неуязвимую для клыков и когтей и вдобавок одержимую неуемным исследовательским любопытством.