– Такой помощи я не хочу! – резко выпрямился парень. – Это должна быть настоящая любовь! К тому же Сара боится ее отца, – добавил он тише.
Кутшебу тронула его стеснительность. Отдавая себе отчет, что, быть может, сейчас он просто поддается дарованию паренька, он обнял его за плечи и повел к каюте, в которой с трудом разместили великана и цыганку.
– Может, я и помогу тебе, Яшек. Но ты знаешь правила. Сначала ты должен помочь мне. Пойдем поговорим с твоей смуглой приятельницей.
– Но я же говорил, что не хочу волшебства!
– А мы будем говорить не о твоих любовных переживаниях, сынок, а только о твоих кошмарах.
За ними следом, сотрясая палубу, шел Крушигор. Люди, проходящие мимо него, смотрели на великана с беспокойством и плохо скрываемой враждебностью. Великан мог нечаянно вызвать поломку, а то и катастрофу дирижабля. Мочка уговаривал его не покидать каюту и как можно меньше двигаться, но Крушигор не слушал его: он беспокоился о Яшеке, а с другой стороны, недолюбливал капитана. Однако он вполне сознавал, какой он тяжелый, поэтому старался двигаться осторожно и делать маленькие шаги. Только в присутствии Мочки он демонстративно топал, как будто хотел проверить, выдержит ли палуба.
– Тот второй корабль, – отозвался он вдруг. – Я к вам обращаюсь, господин плохой человек, вам же нравится, когда вас так называют. Чувствую, мы еще от него натерпимся.
– Может, ты тогда и пригодишься, великан. Разнообразия ради.
– Язвите себе, язвите. Я жизнь повидал. Натерпимся мы от него. Эх, кабы вы с Яшеком контракт разорвали, я бы согласился его заменить.
– Не справишься. У вас разные силы. Не судьба, великан.
– Плохой вы человек.
– Плохие сейчас в цене. Да и тебя к святым не причислишь. У тебя свое проклятие. Не перечь, я его чувствую.
– Как и я ваше. Могу рассказать, что мне приходится скрывать. Я тоже когда-то был плохим. Мы с Железным Марчином ходили по домам и не щадили никого – ни людей, ни нелюдей. Пока однажды нас не настигли стражники Железных дорог. Марчин тогда решил, что с него хватит ходить без протекции, и отправился искать могущественного покровителя.
– И нашел, – перебил его Кутшеба.
– Да, слыхал. Но у нового господина не вспомнил он про старого друга. А, впрочем, чего уж там… Я бы и так не пошел. Я ценил запах свободы. Я грабил, как и раньше, пока не позарился на одинокую цыганку. Что я себе задумал, вам даже не буду говорить, но, когда она уже была у меня в руках, она меня заговорила.
– Сара?
– Да, она.
– И сейчас ты вынужден ей служить?
– Я никому не служу! – инстинктивно запротестовал великан. – Она на меня чары навела. Сильные.
– Ты любишь ее, – догадался Кутшеба, вспоминая бесполезные поэтические декламации великана в предгорском пабе. – Ну она тебя и обставила.
Крушигор только заворчал в ответ и больше не подавал голос.
– Пусть тебе эта твоя темная защищает сны, – только и буркнула Сара, когда они вошли в каюту, и сплюнула через левое плечо. – Я к тебе не притронусь. Ты проклят.
– Речь идет не о моих снах, а обо всем экипаже. О том самом, которому ты обещала помогать.
– Я ничего не знаю о снах!
– Так расскажи, что знаешь. Может, что-то придумаем.
– Скажи мне, – в голосе Сары неожиданно зазвучало спокойствие с легкими соблазнительными нотками, – почему ты служишь марсианину? Почему тебе с ним по пути? Я всего не знаю, но ведь вижу, что тебя другой путь зовет. Не лучше ли тебе свернуть на него? Я бы даже помогла тебе, потому что ты принесешь несчастье этому кораблю и этому походу.
– Сны, Сара. Меня интересуют сны экипажа, и пусть тебя они тоже заинтересуют. Против Новаковского команда не пойдет, во всяком случае не сразу. Но они суеверные люди. Как ты думаешь, насколько быстро они придут к выводу, что все плохое, что с ними происходит, – это вина цыганки? Займись-ка их снами, Сара. Для твоего же блага. Верю, что ты найдешь способ.
– Может, и найду! – пробормотала она. – Но к тебе даже не прикоснусь! Смотри свои кошмары и дальше.
– Я привык, – спокойно ответил Кутшеба и ушел.
– А его ты не могла бы заговорить? – спросил Крушигор. – Проклясть?
– Ему уже ни одно проклятие не страшно, – вздохнула она. – Он уже больше демон, нежели человек. Мне почти жаль его. Расскажи мне еще раз об этих кошмарах, Крушигорушка. Я ни одного не видела.
Кутшебу не интересовали рассказы великана и магические таланты Сары. Воспользовавшись свободной минутой, он уселся на внешней палубе под солнцем. Мара пыталась с ним поговорить, но он только прикрикнул на нее. Он открыл книгу, взятую из каюты еще утром. Он уже давно усвоил, что, если отвлечься от реальности хотя бы на минуту, это способствует решению проблем. И отдыху. А он чувствовал, что нужно отдохнуть наперед.
– Что вы такое интересное читаете?
Мочка часто обижался на него, но недолго. Наполненный душами малец, помимо многих других способностей, умел находить Кутшебу везде, где бы тот ни укрылся.
– Какие-то магические книги? – допытывался он, тихонько, но решительно приближаясь к человеку. Сейчас он не напоминал одержимое создание, полное опасной силы, сейчас он казался обычным ребенком. Ничем не отличался от тех карапузов, которые взбираются на отцовские колени, любопытно наблюдая за тем, чем занимаются взрослые. Дети не понимали значения слова «мешать», они были совершенны в своем неудержимом любопытстве и вере в то, что родители не обидят своего ребенка и вообще существуют только для того, чтобы исполнять каждое его желание.
– Роман, – Кутшеба старался говорить неприветливо, чтобы избавиться от сопляка, – внешняя оболочка одержимого вызывала в нем слишком много воспоминаний. Интересно, сознание носителя пережило внедрение стольких душ? Или духи поселились в нем, изгнав хозяина и оставив только его детское тело, способное вводить взрослых в заблуждение?
– Роман? – удивился Мочка и, забыв о мерах предосторожности, наклонился над книгой. – Роман! Господин Новаковский никогда не читает романов. И господин Чус тоже. Это пустая трата времени и энергии.
– Марсиане не понимают, что значит воображение, капитан. Вымышленные произведения для них пустой звук. Они не видят снов, не мечтают и… не читают романы. Они точны до боли. Поэтому они не могут нас понять.
– А господин Чус?
– Чус, вероятно, сам хотел бы стать марсианином. Чего ты еще от меня хочешь? Может, дашь мне, наконец, минуту спокойствия?
– Почитайте мне.
– Офигел, что ли?
– Ну, пожалуйста. Я никогда не читал романы. О чем этот?
– О том, что наши планы, даже самые лучшие, всегда сталкиваются с планами других. Я перечитываю его, чтобы не забывать об этом.
– Наверное, это нехороший роман для капитана дирижабля, – оценил Мочка, но не ушел. А подавленный воспоминаниями Кутшеба наконец уступил и начал читать вслух:
Сдвинуть с места эти твердыни и сотни им подобных? Обмануть бдительность этих стражей и тысячи других, охраняющих безопасность Египта? Нарушить законы, оставленные Рамсесом Великим и еще более могущественными владыками, которых двадцать династий освятило своим признанием?[2]
Май 1967 года по старому календарю, пятьдесят второй год Предела, пятнадцатый год Мира, Краков
Маленький голем выслеживал их аж до паба «У Стасинки», где им удалось дешево поесть и недорого выпить. Там питался весь Краков, поэтому заведение разрасталось с каждым годом, осваивая все новые и новые помещения, но не позиции в меню. Стасинка делала ставку на простоту и выигрывала. В Кракове были и более дешевые заведения, были и более изысканные, однако таких же посещаемых больше не было. Несмотря на это, два свободных места для Кутшебы и его товарища все-таки нашлось.
Пришлось, конечно, постоять, но им повезло: как только они оказались первыми в очереди, двое мрачных мужчин лет около сорока, своими строгими дешевыми костюмами и тяжелыми взглядами напоминавшие городских чиновников, закончили обедать. Через минуту Кутшеба уже сидел возле огромного мужчины, по одежде которого нельзя было сказать ровным счетом ничего, кроме того, что он был непонятно кем. Его товарищ – небритый тип с налитыми кровью, немного раскосыми глазами, седеющими волосами и массивным подбородком, украшенным старым шрамом от ножевого ранения, и неряшливыми седыми бакенбардами – казался не слишком приветливым, но Кутшебе случалось есть и в худшем обществе. Он уселся напротив седого, даже не спрашивая, свободно ли. Шулер занял место по другую сторону стола.
– Он сидит на крыше напротив и пялится на нас, – сообщил бог. – Сейчас он не видит твоего лица. Даже если читает по губам, сейчас он бессилен.
– А по твоим он не читает? – буркнул седой.
– По моим никто не читает, – весело ответил Шулер. – А по твоим может. Поэтому лучше сербай борщик, чавкай и говори, не поднимая морду от миски.
Седой выругался.
– Докладывай, – сказал он Кутшебе, не глядя на него.
– Я связался с Шиманом. Будем работать. Это, наверное, его голем следит за мной. Я не знаю, серьезно ли он взялся за дело. Но возможно. Что вы с ним сделаете?
– Не твое сраное дело, – прочавкал седой. – Свое делай. И побыстрее, а то дурака валяешь.
– Я не могу просто так его прижать, иначе он что-то заподозрит. Пока что я кинул им приманку, и они на нее клюнули. Если он им предан, то они захотят перехватить сокровища. Тогда вы сможете их поймать.
– Это наше дело, когда кого ловить. Ты свое делай. И пошевеливайся. Мы тебе столько позволяем, что ты должен проявить себя. Но у меня для тебя еще кое-что есть. Дочь Шимана где-то пропала. Он вроде бы отправил ее учиться в Вену, но мы узнали, что она туда не добралась. Ее уже два месяца нет. Мы долго искали… И угадай, где она нашлась?
– Вероятно, где-то на востоке?
– А вот и нет. В Берлине. – Чавканье на миг превратилось в смех. – Это чуть похуже. Там у нас не так много людей. И если бы оказалось, что тот еврей – наш человек, то мы могли бы ее выкрасть.